Гецци, Пьер Леоне
Пьер-Леоне Гецци | |
итал. Pier Leone Ghezzi | |
П.-Л. Гецци. Автопортрет | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Жанр: |
живопись, графика, карикатура |
Учёба: | |
Работы на Викискладе |
Пьер-Леоне Гецци (итал. Pier Leone Ghezzi; 28 июня 1674, Рим — 6 марта 1755, Рим) — итальянский художник и график.
Содержание
Жизнь и творчество
Живопись и графику изучал у своего отца, художника Джузеппе Гецци . Кроме этих сфер искусства, занимался также фресковой живописью и росписью по эмали. По указанию папы римского Бенедикта XIV был назначен директором Школы мозаики и прилегающей к ней галереи.
Среди современников был популярен в первую очередь как талантливый карикатурист. Обладал особым даром, даже изменяя и различным образом искривляя черты лица своих моделей, тем не менее в рисунке сохранять удивительную схожесть с реальным человеком.
Напишите отзыв о статье "Гецци, Пьер Леоне"
Примечания
Литература
- A. Lo Bianco: Ghezzi, Pier Leone // Dizionario Biografico degli Italiani. — Band 53.
Галерея
- Leone ghezzi painting1.jpg
Христос преломляет хлеб в Эммаусе
- Tañedor de láud.png
Карикатура на гитариста
- James Carnegie, 5º Duque de Southesk, 1729.png
Карикатура на Джона Карнеги, 5-го герцога Суссекса (1729)
- Dos jesuitas venecianos.png
Два венецианских иезуита
- Antonio Maria Bernacchi, 1731.png
Карикатура на Антонио-Мария Берначчи
- Pier Leone Ghezzi - Prêtre.jpg
Священство
- Tommaso Bernardo Gaffi, compositor.png
Карикатура на композитора Томмазо Бернардо Гаффи
- Dr James Hay as Bear Leader, 1704-1729.png
Доктор Джеймс Хей как водящий медведя
Отрывок, характеризующий Гецци, Пьер Леоне
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.