Гечови, Штефан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Штефан Гечови

Штефан Константин Гечови (алб. Shtjefën Konstantin Gjeçovi; 1874, Янево, вилайет Призрен, Османская империя — 1929, Джяковица , Королевство Югославия) — албанский священник, теолог, этнолог и фольклорист. Монах-францисканец. Один из основателей албанской фольклористики.



Биография

Штефан Гечови - Косовский албанец-католик. В 1892 году вступил в католический орден францисканцев. Изучал теологию и право в университете Инсбрука и Лёвенском католическом университете.

В начале XX века начал заниматься исследованиями национальных традиций и легенд албанцев, в первую очередь, в северной части Албании. С 1905 по 1920 гг. жил среди албанских горцев, собирая песни, предания, племенные законы, занимался археологией и фольклором.

Собранные материалы, начиная с 1913 года, публиковал на страницах шкодерского ежемесячника «Hylli i Dritës» (Светлая звезда).

Главной работой Ш. Гечови является проведённая в 1913 году кодификация устных версий монументального произведения исторического и культурного характера — «Кануна Леки Дукаджини» ("Kanuni i Lekë Dukagjinit") - свода правил, семейных и общественных законов албанцев, впервые систематизированных князем Лекой III Дукаджини. На его основе выросла и совершенствовалась мораль албанских горцев. Впервые «Канун» был опубликован в 1933 году, после смерти Ш. Гечови.

Ему же принадлежит сборник албанских песен воинов пограничья — «Këngë Kreshnikësh or Cikli i Kreshnikëve»

Ш. Гечови в 1929 году был застрелен в селе Зюм (юго-восточнее Джяковицы) радикальным сербским националистом[1].

Напишите отзыв о статье "Гечови, Штефан"

Примечания

  1. Domenico Corradini Broussard: Diritto consuetudinario albanese. Florencja: Università degli Studi di Firenze, 2006.

Ссылки

  • [www.thealbanian.co.uk/shtjefen-gjecovi-mesues-erudit-i-shkolles-shqipe.html Shtjefën Gjeçovi — mësues erudit i shkollës shqipe]  (алб.)

Отрывок, характеризующий Гечови, Штефан

– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.