Гибалюк, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Гибалюк
Общая информация
Полное имя Николай Николаевич Гибалюк
Родился
Каменец-Подольский,
Украинская ССР
Гражданство
Рост 179 см
Вес 69 кг
Позиция защитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
2000 Динамо-Орбита АЛФУ
2000—2001 Оболонь 17 (0)
2001   Оболонь-2 8 (1)
2002 Европа (Прилуки) АЛФУ
2002—2003 Металлург-2 (Донецк) 23 (1)
2003   Бананц 16 (1)
2004—2007 Ильичёвец 37 (0)
2006—2007   Ильичёвец-2 3 (0)
2007 Зимбру 7 (0)
2008 Волынь 16 (0)
2009 Дачия 8 (0)
2009 Габала 11 (0)
2010—2012 Говерла-Закарпатье 58 (1)
2013 Николаев 7 (0)
Национальная сборная**
2001—2002 Украина (юн.) 4 (0)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Николай Николаевич Гибалюк (21 мая 1984, Каменец-Подольский, Украинская ССР) — украинский футболист, защитник.





Игровая карьера

В футбол начинал играть в Каменец-Подольске в любительской команде «Динамо-Орбита». Затем выступал за киевскую «Оболонь». После завершения контракта с «пивоварами», был приглашён в донецкий «Металлург», где заиграть не смог, проводя матчи лишь за вторую команду во второй лиге. Через год был отдан в аренду армянскому «Бананцу». После возвращения на Украину, перешёл в мариупольский «Ильичёвец». За 4 года в мариупольской команде сыграл 37 матчей за первую команду, 3 за вторую во второй лиге и 47 в турнире дублёров. С 2007 по 2009 года играл в командах «Зимбру», «Волынь», «Дачия» и «Габала». Во время зимнего перерыва в сезоне 2009/10 был приглашён в «Закарпатье», но помочь команде в текущем сезоне не смог, так как на тот момент по ходу сезона был заигран уже за два других клуба[1]. В Ужгороде за три года провёл 58 матчей. Становился победителем турнира команд первой лиги (2011/12). Завершил карьеру в 2013 году в «Николаеве».

Карьера в сборной

Будучи игроком «Оболони», в 2001—2002 гг. привлекался к матчам сборной Украины (юноши 1984 г.р., тренер — Анатолий Крощенко) в отборочном цикле юношеского Евро-2001[2] и Евро-2003, на Мемориалах Гранаткина (2001, 2002 — бронзовый призёр) и Вацлава Ежика, Torneo C.O.T.I.F. Alcudia, товарищеским со сборными Шотландии, Бельгии и Израиля.

Достижения

Напишите отзыв о статье "Гибалюк, Николай Николаевич"

Примечания

  1. [football.ua/author/article/96920.html Молдавский подкоп под «Закарпатье»] — football.ua, 30 апреля 2010
  2. [groups.google.com/forum/#!topic/fido7.ua.football/WcNj2WmviQQ Юношеская сборная Украины отправилась в Турцию за путевкой на чемпионат Европы] — Команда, 28 февраля 2001

Ссылки

  • [www.ffu.org.ua/ukr/tournaments/prof/48644 Статистика на сайте Федерации футбола Украины] (укр.)
  • [www.allplayers.in.ua/ru/player/477 Досье] на сайте Allplayers.in.ua
Интервью
  • [www.ua-football.com/ukrainian/news/40dcc87e.html Н.Гибалюк: «Думаю, „Ильичевцу“ по силам пройти дальше»] — ua-football.com, 26 июня 2004
  • [blog.meta.ua/~d.kovalenko/posts/i369406/ Н.Гибалюк: «Уже полностью освоился»] — Дмитрий Коваленко, 20 февраля 2010

Отрывок, характеризующий Гибалюк, Николай Николаевич

– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.