Гиббсовская лекция
Гиббсовская лекция (англ. Josiah Willard Gibbs Lectureship) — математическая премия, вручаемая Американским математическим обществом с 1923 года, учреждена в память Джозайи Уилларда Гиббса[1] . Присуждается ежегодно за значительные работы в области прикладной математики. Премия предназначена не только для математиков, но и для физиков, химиков, биологов, медиков и ученых других специальностей. Цель премии заключается в признании за выдающиеся достижения в применении математики и «для того, чтобы общественность и научное сообщество осознало тот вклад, который делает математика для современного мышления и современной цивилизации».
Лауреат проводит лекцию, которая затем публикуется в Бюллетене Американского математического общества.
Лауреаты премии
Список лауреатов премии (1923—2016)[2].
- 1923 Пупин, Михаил
- 1924 Robert Henderson
- 1925 James Pierpont
- 1926 Horatio Burt Williams
- 1927 Браун, Эрнест Уильям
- 1928 Харди, Годфри Харолд
- 1929 Фишер, Ирвинг
- 1930 Edgar Bright Wilson
- 1931 Бриджмен, Перси Уильямс
- 1932 Толмен, Ричард Чейз
- 1934 Эйнштейн, Альберт
- 1935 Буш, Вэнивар
- 1936 Расселл, Генри Норрис
- 1937 Charles August Kraus
- 1939 Карман, Теодор фон
- 1941 Райт, Сьюэл
- 1943 Бейтмен, Гарри
- 1944 Нейман, Джон фон
- 1945 Слейтер, Джон Кларк
- 1946 Субраманьян Чандрасекар
- 1947 Philip M. Morse
- 1948 Вейль, Герман
- 1949 Винер, Норберт
- 1950 Уленбек, Джордж Юджин
- 1951 Гёдель, Курт
- 1952 Морс, Марстон
- 1953 Леонтьев, Василий Васильевич
- 1954 Фридрихс, Курт Отто
- 1955 Майер, Джозеф Эдвард
- 1956 Маршалл Харви Стоун
- 1958 Мёллер, Герман Джозеф
- 1959 Бюргерс, Иоханнес Мартинус
- 1960 Швингер, Джулиан
- 1961 James J. Stoker
- 1962 Янг Чжэньнин
- 1963 Шеннон, Клод
- 1964 Онзагер, Ларс
- 1965 Derrick Lehmer
- 1966 Шварцшильд, Мартин
- 1967 Mark Kac
- 1968 Вигнер, Юджин
- 1969 Raymond Louis Wilder
- 1970 Манк, Уолтер Хейнрих
- 1971 Eberhard Hopf
- 1972 Дайсон, Фримен
- 1973 Мозер, Юрген Курт
- 1974 Самуэльсон, Пол Энтони
- 1975 Fritz John
- 1976 Arthur Wightman
- 1977 Joseph B. Keller
- 1978 Кнут, Дональд Эрвин
- 1979 Martin Kruskal
- 1980 Вильсон, Кеннет
- 1981 Cathleen Synge Morawetz
- 1982 Elliott Montroll
- 1983 Карлин, Самуэль
- 1984 Саймон, Герберт
- 1985 Рабин, Михаэль Ошер
- 1986 Laurence Edward Skriven
- 1987 Thomas C. Spencer
- 1988 Рюэль, Давид
- 1989 Elliott Lieb
- 1990 Данциг, Джордж
- 1991 Атья, Майкл Фрэнсис
- 1992 Фишер, Майкл
- 1993 Charles S. Peskin
- 1994 Роберт Мэй
- 1995 Andrew Majda
- 1996 Вайнберг, Стивен
- 1997 Persi Diaconis
- 1998 Виттен, Эдвард
- 1999 Nancy Kopell
- 2000 Пенроуз, Роджер
- 2001 Ronald Graham
- 2002 Берри, Майкл
- 2003 Мамфорд, Дэвид
- 2004 Лэндер, Эрик
- 2005 Добеши, Ингрид
- 2006 Michael Savageau
- 2007 Лакс, Питер
- 2008 Вигдерсон, Ави
- 2009 Percy Deift
- 2010 Шор, Питер
- 2011 George Papanicolaou
- 2012 Эфрон, Брэдли
- 2013 Виллани, Седрик
- 2014 Andrew Blake
- 2015 Ronald L. Graham
- 2016 Daniel A. Spielman
Напишите отзыв о статье "Гиббсовская лекция"
Примечания
Ссылки
- [www.ams.org/meetings/lectures/meet-gibbs-lect Официальный сайт премии]
Отрывок, характеризующий Гиббсовская лекция
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.