Гибб, Энди

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Энди Гибб
Основная информация
Полное имя	Эндрю Рой Гибб
Дата рождения	5 марта 1958(1958-03-05)
Место рождения	Манчестер, Англия
Дата смерти	10 марта 1988(1988-03-10) (30 лет)
Место смерти	Оксфорд, Англия
Годы активности	1975—1988
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	певец
Инструменты	Вокал
Жанры	Поп, диско
Сотрудничество	Bee Gees
Лейблы	RSO, Polydor
[andygibb.50megs.com/ andygibb.50megs.com]

Эндрю Рой Гибб (англ. Andrew Roy Gibb; 5 марта 1958, Манчестер, Англия — 10 марта 1988, Оксфорд, Англия) — британский певец в стиле поп и диско. Является младшим братом Барри, Робина и Мориса Гиббов, известных по созданию знаменитой группы Bee Gees.

Ранние годы

Энди родился в Англии, однако через шесть месяцев после его дня рождения родители Барбара и Хью Гибб эмигрировали в Австралию, осев в небольшом городке к северу от Брисбена. Мальчик был младшим ребёнком в семье, кроме троих упомянутых братьев имел также старшую сестру Лэсли, появившуюся на 13 лет раньше него. Вскоре популярность Bee Gees резко пошла вверх, музыканты получили мировую известность, и в январе 1967 года семья переехала обратно в Соединённое Королевство. Карьера Энди развивалась отдельно от братьев, ещё в юности он подрабатывал пением в туристических клубах испанского курорта Ивиса, позже занимался тем же самым на острове Мэн, исторической родине семейства Гибб, где на протяжении долгого времени проживали его родители. Тогда же певец организовал первую свою группу — Melody Fayre (название отсылается к одной из песен Bee Gees), куда пригласил местных музыкантов: Джона Альдерсона (гитара) и Джона Стрингера (ударные). В качестве менеджера коллектива выступила мать Энди Барбара. Группа регулярно выступала в местном отеле, первая запись была произведена в начале 1974 года — композиция «My Father Was A Reb», написанная и аранжированная Морисом. Песня, тем не менее, официально так и не вышла.

По наставлению брата Барри в 1974 году Энди вернулся в Австралию. Барри верил, что австралийская сцена послужит отличной тренировочной площадкой, поможет молодому артисту встать на ноги точно так же, как когда-то помогла Bee Gees. К тому же, сестра певца Лэсли в то время уже жила там вместе с мужем. Альдерсон и Стрингер решили последовать за Энди, надеясь раскрутить вместе с ним хорошую группу. При участии продюсера Кола Джои коллектив записал несколько композиций, пару лет они успешно выступали. Финансово независимый Энди часто подолгу отходил от творчества, тогда как его товарищи сидели без денег. Вскоре Альдерсон и Стрингер окончательно разочаровались в проекте и уехали обратно в Англию.

Первый сингл Энди, «Words and Music», вышел на лейбле ATA, владельцем которого был Джои. Пластинка с песней «Westfield Mansions» на обратной стороне в 1976 году попала в двадцатку музыкального чарта Сиднея. После этого Гибб присоединился к группе под названием Zenta, куда также входил довольно известный барабанщик Тревор Нортон, коллектив отправился в гастрольный тур по Австралии, выступал на одних площадках с такими группами как Sweet и Bay City Rollers. Запланированный сингл «Can’t Stop Dancing» так и не состоялся (песня Рэя Стивенса, в мае 1977 года ставшая хитом в США в исполнении группы Captain & Tennille), однако Энди неоднократно исполнял композицию на концертах, выступил с ней на телевидении. В начале 1976 года Роберт Стигвуд, бывший тогда менеджером Bee Gees, позвал певца под свой лейбл RSO Records. Энди переехал в Майами-Бич и приступил к работе совместно с братом Барри и сопродюсерами Элби Гэлатеном и Карлом Ричардсоном. Прежде чем покинуть Австралию, Гибб женился на своей девушке Ким Ридер, 25 января 1978 года у них родилась дочь Пета Джэи. Тем не менее, ещё во время беременности отношения между ними резко ухудшились и через год супруги развелись. По некоторым данным, с тех пор Энди видел дочь лишь один раз, в 1981 году.

Взлёт популярности

Барри помог брату записать свой первой альбом — в сентябре 1977 года из павильона Criteria Studios вышла пластинка под названием Flowing Rivers. Из десяти треков восемь написал сам Энди ещё во время австралийского периода жизни, две песни сочинил Барри, он также исполнил в нескольких дорожках бэк-вокальные партии. Первый сингл с него, «I Just Want to Be Your Everything» в чартах США и Австралии поднялся до первого места, став одной из самых популярных песен года. В Соединённом Королевстве, однако, успех был менее заметным, всего лишь позиция в Top 40. Популярность закрепилась с выходом второго удачного сингла — «(Love Is) Thicker Than Water», который распространился более чем миллионным тиражом. Издание сместило с первой позиции знаменитую песню братьев «Stayin' Alive», но в середине марта уступило другому их хиту — «Night Fever».

С той же командой поддержки, Гибб-Гэлатен-Ричардсон, Энди приступил к записи второго альбома — Shadow Dancing, пластинка вышла в апреле 1978 года. Заглавная композиция «Shadow Dancing» создавалась при участии всех четырёх братьев Гибб, выпущенная в виде отдельного сингла, с середины июня она в течение восьми недель удерживала первое место американского хит-парада, удостоившись платинового статуса. В США Энди стал первым мужчиной соло-вокалистом, которому удалось выпустить три сингла, добравшихся до лидерства в Billboard Hot 100. Два других сингла с альбома, «An Everlasting Love» и «(Our Love) Don't Throw It All Away», оказались менее успешными, но при этом всё равно попали в десятку лучших.

В 1979 году певец выступил совместно с Bee Gees, ABBA и Оливией Ньютон-Джон (в дуете спел «Rest Your Love On Me») на благотворительном концерте ЮНИСЕФ, все вырученные средства от которого ушли на помощь нуждающимся детям и матерям. Через некоторое время музыкант вернулся в студию и приступил к записи After Dark, своего последнего полноценного альбома. Песня «Desire», написанная ещё для альбома Bee Gees Spirits Having Flown, попала в десятку. Второй сингл, «I Can’t Help It», исполненный в дуэте с Ньютон-Джон, удостоился места в двадцатке. В следующем году на прилавках появился сборник Andy Gibb's Greatest Hits, куда также вошли две новые песни, изданные в формате синглов: «Time Is Time» (15-е место в январе 1981 года) и «Me (Without You)» (последняя песня Гибба, появившаяся в Top 40).

Спад карьеры и смерть

Отношения с американской актрисой Викторией Принсипал увлекли Энди в различные проекты, слабо связанные с написанием музыки. Он сыграл в бродвейском мюзикле «Иосиф и его удивительный, разноцветный плащ снов» Эндрю Ллойда Уэббера, принял участие в комичной опере «Пираты Пензанса», в 1980—1982 годах вёл телешоу «Solid Gold». Союз с Принсипал, при всём при том, оказался недолговечным, летом 1981 года певец в дуэте с Everly Brothers записал свой последний официальный сингл «All I Have To Do Is Dream». Пластинка не имела успеха, поднявшись в американском чарте лишь до 51-го места.

В середине 1980-х усугубилось пристрастие музыканта к наркотикам, и семья заставила его пройти курс терапии в клинике Betty Ford Center. В последние годы жизни Гибб выступал не очень много, исполняя прежде всего старые свои хиты и различные кавер-версии на песни других артистов, устроил небольшой тур по восточной Азии, регулярно приглашался в концертные залы Лас-Вегаса. Принял участие в нескольких комедийных телешоу, в частности засветился в таких ситкомах как «Дай мне перерыв» и «Панки Брюстер». В 1984 году стал хедлайнером чилийского музыкального фестиваля, отработав два больших сета. Одно время Энди предпринял попытку вернуться к сочинительству, вышел в контакт с Барри и Морисом, сделал вместе с ними пару демозаписей. Песням «Man On Fire» и «Arrow Through The Heart» не суждено было приобрести законченный вид такими, какими их видел автор. По прошествии многих лет они всё-таки были изданы в составе разных антологий Bee Gees, но уже посмертно.

Находясь в Лондоне и празднуя своё тридцатилетие, Энди почувствовал сильные боли в груди и был доставлен в оксфордскую больницу имени Джона Рэдклиффа. Спустя пять дней, 10 марта 1988 года, он скончался в результате миокардита, поражения сердечной мышцы вирусной инфекцией. Следующий свой альбом Bee Gees посвятили брату, пластинка под названием One содержит композицию «Wish You Were Here» («Жаль, что тебя здесь нет»). Похоронен на кладбище Голливуд-Хиллз в Лос-Анджелесе. Отец Энди, Хью, умер через пять лет после этого происшествия, 5 марта в день рождения сына, и похоронен рядом с его могилой.

Ссылки

• [andygibb.50megs.com/ Энди Гибб]  (англ.) — официальный сайт
• [www.allmusic.com/artist/p13045 Гибб, Энди] (англ.) на сайте Allmusic
• [thebrothersgibb.com The Brothers Gibb]  (англ.) — сайт, посвящённый братьям Гибб
• [ibdb.com/person.php?id=79234 Гибб, Энди] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Гибб, Энди

– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.