Гибель 1-го батальона 682-го мотострелкового полка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

35°18′50″ с. ш. 69°38′20″ в. д. / 35.31389° с. ш. 69.63889° в. д. / 35.31389; 69.63889 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=35.31389&mlon=69.63889&zoom=14 (O)] (Я)

Бой в ущелье Хазара 1-го мотострелкового батальона
682-го мотострелкового полка
против формирования афганских моджахедов полевого командира Ахмад Шах Масуда
Основной конфликт: Афганская война 1979—1989, Панджшерская операция 1984 года, засада формирований афганских моджахедов
Дата

30 апреля 1984 года

Место

Ущелье Хазара, провинция Парван, Афганистан

Итог

Высокие потери ОКСВА

Противники
1-й мотострелковый батальон, 682-го мсп, 108-й мсд Отряд моджахедов Ахмад Шах Масуда
Командующие
командир 108 мсд генерал-майор В. Д. Логвинов
командир 682-го мсп подполковник П. Суман
командир 1-го мсб 682-го мсп
капитан А. Королёв
Ахмад Шах Масуд
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
от 57[1] до 87 убитыми,
105 ранеными[2]
около 25 человек

Гибель 1-го батальона 682-го мотострелкового полка — результат боестолкновения советских войск с афганскими моджахедами в годы Афганской войны (1979—1989) в апреле 1984 года.





Неоднозначность названия события

Вопреки устоявшемуся во многих источниках названию события — оно не соответствует действительности, поскольку боевые потери составили меньше половины личного состава батальона[2]:
…через неделю, 30 апреля в ущелье Хазара (Панджшер), попал в засаду 1 батальон 682 мотострелкового полка 108 мсд (только недавно переформированного из 285 танкового полка), который потерял убитыми и ранеными почти половину личного состава (105 человек, в том числе убитыми 59)…

— Н. М. Кузьмин «Афганистан. Записки начальника разведки 201 мсд»

Историческая справка

С 14 апреля по 5 мая 1984 года в Панджшерском ущелье провинции Парван проводилась крупная войсковая операция по уничтожению отрядов полевого командира Ахмад Шах Масуда.

К участию в операции привлекалось более 11000 советских и 2600 афганских военнослужащих. В общей сложности 33 батальона. Руководство операцией осуществлял первый заместитель министра обороны СССР, маршал С. Л. Соколов.
После того, как основные силы противника были вытеснены из Панджшерского ущелья, советские войска начали прочёсывать рокадные ущелья (ответвления от основного ущелья)[3][4].

Предшествовавшие события

27 апреля в разведывательный отдел группировки войск, участвующих в операции, обратились два местных жителя, которые заявили что могут указать на месторасположение складов противника с боеприпасами. Они были определены проводниками в 1-й мотострелковый батальон 682-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии (командир батальона — капитан Александр Королёв). В связи с тем что информация, полученная от проводников, была подтверждена положительными результатами в ходе последовавших поисковых действий, доверие к ним со стороны командования возросло. Как покажут дальнейшие события — они оказались агентами противника[5].
29 апреля 1-й мотострелковый батальон (далее по тексту — 1-й мсб) после участия в предыдущих боевых действиях, вернулся в полевой лагерь полка расположенного в населённом пункте Барак в трёх километрах ниже по течению реки Панджшер, от слияния с рекой Хазара (южный приток реки Панджшер).
В тот же день командир 1-го мсб получает приказ от вышестоящего командования на прочёсывание ущелья, по которому протекает река Хазара. По информации, полученной от приданных 1-му мсб местных проводников, они были готовы указать месторасположение крупного склада противника в районе так называемого «Пизгаранского креста» (слияние трёх притоков реки Хазара образующие по форме крест в районе населённого пункта Пизгаран)[5].
Для проведения рейда 1-му мсб были приданы военнослужащие от пехотного батальона правительственных войск ДРА численностью 40 бойцов. При этом, по приказу командира дивизии 1-я мотострелковая рота была оставлена в населённом пункте Барак для обороны штаба полка[4][6].

Выход в рейд

К концу 29 апреля 1-й мсб без одной роты, численностью примерно в 220 человек[6], на штатной бронетехнике входит в ущелье реки Хазара. Пройдя населённый пункт Ходжари и Зарди (около трёх километров от слияния Хазары и Панджшера), личный состав спешивается с бронетехники, которая не могла дальше продолжать путь по горной дороге из-за каменных завалов[5].
1-й мсб отправился далее в рейд в следующем неполном составе: 2-я и 3-я мотострелковые роты без экипажей боевых машин, миномётный взвод, гранатомётный взвод и инженерно-сапёрное отделение. Фактически в рейд выходила усиленная рота, а не батальон[6].
Первоначально спешившийся батальон в ночь с 29 на 30 апреля продвигался по ущелью от ннаселённого пункта Зарди с занятием господствующих высот. 2-я рота под управлением капитана Королёва продвигалась по дну ущелья. 3-я рота под управлением заместителя командира батальона по политической части капитана Сергея Грядунова шла по возвышенностям, занимая господствующие высоты[6].
Все эти действия соответствовали положениям Боевого устава Сухопутных войск и совершались по приказу командира полка подполковника Петра Сумана.
30 апреля данный приказ командира полка о порядке продвижения был отменён командиром дивизии генерал-майором В. Д. Логвиновым, распорядившимся продвигаться по ущелью без занятия высот[7].
Подполковник Суман попытался оспорить данное распоряжение, за что был отстранён от руководства батальоном. В. Д. Логвинов пообещал обеспечить прикрытие батальона вертолётами Ми-24[7].
Согласно версии генерал-полковника В. А. Меримского, исполнявшего на тот момент обязанности заместителя начальника Группы управления МО СССР в Афганистане, приказ о продвижении без занятия господствующих высот капитану Королёву отдал подполковник Суман[8]. Такой же позиции о нарушении положений Боевого устава подполковником Суманом придерживается в своих мемуарах генерал-майор А. А. Ляховский, входивший в Группу управления МО СССР в Афганистане [4].
В ночь с 29 на 30 апреля капитан Королёв извещает по рации капитана Грядунова, что со слов командира афганского пехотного батальона в подразделении союзников начинается паника, так как афганские солдаты узнали об организации противником засады по пути следования[6].
Утром 30 апреля 1-й мсб, подчинившись приказу командира дивизии, двумя колоннами начал продвижение по дну ущелья в южном направлении, не занимая господствующие высоты и не имея воздушного прикрытия.
Приблизительно в период с 10:30 до 11:00 1-й мсб преодолел населённый пункт Малима, последний населённый пункт перед Пизгаранским крестом[5].

Засада

Пройдя южнее н.п. Малима около 700—800 метров, на участке до западного ответвления ущелья на н.п. Сах, 1-й мсб разделяется на две части. Одна половина батальона начинает продвижение по восточному склону, другая по западному склону ущелья[6][9].
Сразу после разделения батальона, приблизительно в 11.30, противник, засевший на господствующей высоте на западной стороне ущелья (с более пологим склоном), открыл плотный огонь.
В результате неожиданного нападения, в первую минуту боя был убит командир батальона, находившийся в голове походной колонны.
Фактически батальон остался без управления и, находясь на открытой местности, стал нести тяжёлые потери от огня противника, занимавшего более выгодные позиции на высотах. Как таковой — оборонительный бой организован не был.
Часть военнослужащих (15-20 человек) сумела спастись, бросившись в реку Хазару и выплыв ниже по течению[5].
К вечеру 30 апреля противник прервал обстрел и отступил. К этому моменту батальонная тактическая группа фактически была рассеяна и частью уничтожена[6].

Дальнейшие события

С момента потери связи с комбатом Королёвым командир полка и командир дивизии на коротком совещании принимают решение о срочном выдвижении сводного отряда подкрепления на основе имевшихся в наличии военнослужащих разведывательной роты полка и запрашивают авиационную поддержку.
С 12.00 над военнослужащими, попавшими в засаду, начинает работу фронтовая авиация, обстреливающая высоты, на которых залёг противник. Координацию действий авиации через радиосвязь поддерживает тяжело раненый передовой авианаводчик (ПАН) лейтенант Игорь Блинов, прикреплённый к 1-му мсб.
В 15.00 отряд прибыл в н.п. Зарди, где скопилась при спешивании штатная бронетехника 1-го мсб.
К 18.00 сводный отряд подошёл к северной оконечности участка местности, на котором была организована засада, но был остановлен огнём крупнокалиберных пулемётов противника. Через некоторое время пулемётные расчёты были уничтожены подошедшей парой БМП-2, сумевших преодолеть каменные завалы.
К 22.00 к месту засады подошли 2-й мсб 682-го мсп, который осуществляет захват господствующих высот, и 781-й отдельный разведывательный батальон, который по дну ущелья продвигается к месту засады.
В 8.00 1 мая начинается эвакуация раненых и убитых бойцов 1-го мсб[5].

Последствия

По итогам боя в ущелье Хазара подполковник П. Суман был переведён в Белоруссию и понижен в должности. Генерал-майор В. Д. Логвинов был снят с должности командира дивизии.

Судебный процесс над подполковником П. Суманом и генерал-майором В. Логвиновым проходил в Ташкенте, в военном суде Туркестанского военного округа. Обвинения с Сумана были сняты по показанию начальника связи 682-го мсп, подтвердившего факт передачи устного приказа командира дивизии о незанятии высот[6].

Одна из оценок фактических потерь

Точные потери 1-й батальона 682-го полка в ущелье Хазара неизвестны. По разным оценкам, в бою погибло от 57[1] до 87 советских военнослужащих, включая командира батальона капитана Королёва. Возможно, это были самые большие потери подразделений Советской Армии ВС СССР в одном бою за всю войну[10]. Генерал-полковник Меримский В. А., бывший на тот момент заместителем начальника Оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане, в своих мемуарах отмечал[11]:
«За всё время моего пребывания в Афганистане я никогда не встречал батальона, который понёс бы такие потери в результате одного боя»

Меримский

Там же он возложил вину за произошедшее на подполковника П. Сумана.

По данным полковника Н. М. Кузьмина, занимавшего на тот момент должность начальника разведки 201-й мотострелковой дивизии, чьи части также участвовали в данной операции - 1-й мсб потерял ранеными 105 человек и 59 убитыми[2].

См. также

Напишите отзыв о статье "Гибель 1-го батальона 682-го мотострелкового полка"

Примечания

  1. 1 2 Александр Сладков. [www.vesti7.ru/news?id=13553 Трагедия одного батальона] // «Вести недели» от 15 февраля 2009
  2. 1 2 3 Кузьмин М.Н.[www.vrazvedka.com/book/book_kuzmin/kuz_book.pdf «Афганистан. Записки начальника разведки 201 мсд»]. — Киев: «Военная разведка», 2010. — С. 130-131. — 174 с. — ISBN 978-966-2518-00-9.
  3. Меримский В. А. Загадки афганской войны. — М.: Вече, 2006. — С. 295.
  4. 1 2 3 Александр Ляховский, Вячеслав Некрасов. «Гражданин, политик, воин. Памяти Ахмад Шаха Масуда». — Москва. 2007 год. 86стр. ISBN 978-5-8125-0980-4
  5. 1 2 3 4 5 6 [www.artofwar.net.ru/profiles/moskalenko_leonid_g/view_book/poslednii__boi__pana__igoria__blinova Москаленко Леонид Григорьевич. Последний бой ПАНа Игоря Блинова. Воспоминания Передового АвиаНаводчика (ПАН)]
  6. 1 2 3 4 5 6 7 8 [encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/history/more.htm?id=11734408@cmsArticle «Последний бой капитана Королёва». Сайт Министерства Обороны России]
  7. 1 2 Анна Пупченко, Татьяна Орбатова. [www.kp.ua/daily/180407/3602/ Правда о «Королевском батальоне»] // газета «Комсомольская правда» от 18 апреля 2007 года
  8. [thelib.ru/books/merimskiy_v/v_pogone_za_lvom_pandzhshera-read-22.html «В погоне за Львом Панджшера». Глава 9. Меримский В. А.]
  9. [kunduz.ru/d/71421/d/i-42-10.jpg Карта Афганистана. Чарикар. Квадрат 56-08. Смотреть в верхней средней части.]
  10. Если верна нижняя оценка потерь, то более кровопролитным был бой у кишлака Хара в 1980 году.
  11. Меримский. Указ. соч., с. 311.

Ссылки

  • Князев Н. Н. [artofwar.ru/k/knjazew_n_n/text_0010.shtml Гибель 1-го батальона 682-го мсп 30.04.84]

Отрывок, характеризующий Гибель 1-го батальона 682-го мотострелкового полка

– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.