Гибли, Биньямин

Биньямин Гибли
בנימין גיבלי
Дата рождения	1919(1919)
Место рождения	Петах-Тиква, Палестина
Дата смерти	19 августа 2008(2008-08-19)
Место смерти	Израиль
Принадлежность	Армия обороны Израиля
Род войск	военная разведка
Годы службы	1950—1955
Звание	полковник
В отставке	военный атташе

Биньямин Гибли (ивр. ‏בנימין גיבלי‏‎, 1919 — 19 августа 2008 года) — израильский военный деятель, руководитель военной разведки.

Биография

Родился в 1919 году в Петах-Тикве. В 1940 году женился на Эстер Пинхаси. C 1941 по 1944 годы Гибли служил в «Еврейской полиции» Палестины, созданной по инициативе британской администрации. После провозглашения независимости Израиля стал начальником полиции Иерусалима.

С 1950 по 1955 годы возглавлял военную разведку Израиля, затем работал военным атташе в Великобритании и странах Скандинавии. После выхода в отставку возглавлял ряд компаний в Израиле. Умер 19 августа 2008 года.

Разведка

Работа Гибли в разведке началась в организации еврейской самообороны Хагана.

В созданной в 1942 году единой еврейской спецслужбе Шай он в 1945 году занял пост заместителя начальника арабского отдела под руководством Эзры Данина. С марта 1948 года Гибли возглавил иерусалимский территориальный отдел «Шай».

30 мая 1948 года Биньямин Гибли вместе с новым начальником военной разведки Иссером Беери арестовали капитана израильской армии Меира Тубянски по подозрению в предательстве и судили его военно-полевым судом (т. н. «суд кенгуру»). Вместе с ещё двумя офицерами они признали Тубянски виновным в шпионаже и приговорили к смерти. Тубянски был расстрелян буквально через несколько минут после окончания суда. Впоследствии Тубянски был реабилитирован и похоронен с военными почестями, а на Гибли легло позорное пятно участия в этой расправе.

В 1950 году после снятия Беери с должности и ухода на дипломатическую работу его заместителя Хаима Герцога Гибли стал начальником военной разведки Израиля.

В 1954 году Гибли организовал провальную диверсионную операцию в Египте. Вскоре после начала этой операции египетская полиция арестовала 13 израильских агентов, двое из которых покончили жизнь самоубийством, двое были повешены по приговору египетского суда, двое отпущены за недостатком улик, а остальные много лет просидели в тюрьме.

После обнародования информации египетской стороной в Израиле разразился громадный скандал, получивший название «дело Лавона» или «грязное дело» (Эсек биш), который тянулся с 1954 до 1960 года. Биньямин Гибли и министр обороны Пинхас Лавон обвиняли в провале друг друга. Гибли утверждал, что действовал по приказу Лавона, а Лавон отрицал, говоря, что приказа не было, и Гибли действовал за его спиной. В итоге Гибли был уволен 7 марта 1955 года, а Лавон подал в отставку.

Дипломатическая работа

Гибли некоторое время ещё оставался на военной службе и в ноябре 1956 командовал пехотной бригадой «Голани» во время Синайской кампании. В 1961 году Гибли был назначен военным атташе в Лондоне, затем работал в Скандинавии.

Бизнес

В 1967 году он был был назначен директором электрической компании «Хеврат хашмаль», а затем директорствовал во многих крупнейших израильских государственных компаниях.

Семейные скандалы

Со своей второй женой Элишевой Гибли познакомился в 60-е годы. За две недели до смерти Гибли пришёл в в полицию и пожаловался на то, что его избивает жена, которая всё отрицала. Согласно завещанию Гибли, составленного за год до смерти, большую часть из более чем миллиона шекелей наследства он завещал больницам и благотворительным фондам, своему личному водителю он оставил 20 тысяч шекелей, помощнице по хозяйству — 50 тысяч, а жене — 1 шекель.

После смерти

Ответ на вопрос о том, кто же на самом деле отдал приказ о проведении операции «Сусанна», Гибли обещал дать в своей книге. Однако на момент его смерти книга осталась неопубликованной. Решение о том, что делать с рукописью, теперь может принять жена Гибли. Однако, учитывая потенциальный гонорар в размере 100 тыс. шекелей, родственники Гибли грозят жене разведчика судебными исками с претензиями на часть гонорара.

Отрывок, характеризующий Гибли, Биньямин

Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.