Gibraltar Chronicle
 | |
| Тип |
ежедневная дневная газета |
|---|---|
| Формат | |
|
| |
| Редактор |
Доминик Сирл[1] |
| Основана |
1801 |
| Язык | |
| Объём |
5000 |
| Главный офис |
Уотергейт-Хаус, Гибралтар |
|
| |
| Сайт: www.chronicle.gi | |
Gibraltar Chronicle — национальная газета британской заморской территории Гибралтар. Основана в 1801 году. С 1821 становится ежедневной дневной газетой. Является старейшей газетой Гибралтара и одной из старейших англоязычных дневных газет, издающейся непрерывно со дня основания[2]. Редакция газеты расположена в Уотергейт-Хаус, типография — в промышленной зоне Нью-Харборс.
История
Газета Gibraltar Chronicle появилась в качестве информационного листка гибралтарского гарнизона. 4 мая 1801 года в гарнизонной типографии был отпечатан для продажи публике четырёхстраничный бюллетень на английском и французском языках, рассказывавший о новостях из Египта, куда отправились пять гибралтарских полков, и победе адмирала Нельсона у Копенгагена. 8 мая появилась вторая редакция бюллетеня. Первым редактором новостей стал француз Шарль Буассон, поселившийся в Гибралтаре в 1794 году[3].
Под названием Gibraltar Chronicle газета впервые вышла 15 мая 1801 года[4]. До 160-го номера каждый выпуск обозначался римскими цифрами, затем, после пятимесячного перерыва, связанного с эпидемией жёлтой лихорадки, очередной номер вышел с арабской нумерацией. Первые 160 выпусков включали в себя дословные выдержки из статей The London Gazette, материалы на испанском, французском и русском языках, новости двора и парламента. Также публиковались коммерческие сводки и репортажи, заимствованные из иностранной прессы. Иногда публиковались письма, реклама и некоторые заметки на социальные темы. Местные новости в газете практически не отражались. Основными читателями издания были официальные лица Гибралтара[5].
До начала XX века Gibraltar Chronicle оставалась в основном гарнизонной газетой. В настоящее время она находится во владении местного независимого трастового фонда.
Сообщение о Трафальгарской битве
23 октября 1805 года Gibraltar Chronicle сообщила о победе английского флота в Трафальгарском сражении. Это было первая опубликованная новость о победе, вышедшая в свет всего через два дня после него. Статья включала письмо адмирала Коллингвуда губернатору Гибралтара Генри Эдварду Фоксу, содержавшее описание битвы. Новость дошла до города всего через два дня благодаря тому, что английски флот встретил по пути рыбацкую лодку из Гибралтара. Через пять дней после битвы адмирал Коллингвуд направил сообщение о ней в Англию, где о победе не знали вплоть до 6 ноября, и The Times опубликовала новость только 7 ноября 1805 года[6][7].
Напишите отзыв о статье "Gibraltar Chronicle"
Примечания
- ↑ [www.chronicle.gi/bicentenery/preved.htm Gibraltar Chronicle Editors] (англ.). Gibraltar Chronicle.
- ↑ [books.google.ru/books?id=uZ2yAAAAIAAJ World Press Encyclopedia: A Survey of Press Systems Worldwide] / Ed. Amanda C. Quick. — Gale, 2003. — P. 278. — 1285 p. — ISBN 9780787655822.
- ↑ [gibraltar.costasur.com/en/chronicle.html The Gibraltar Chronicle]. Gibraltar costasur.com.
- ↑ [www.chronicle.gi/bicentenery/history.htm The Chronicle's History] (англ.). Проверено 6 сентября 2014.
- ↑ Diane Sloma. Some diverse observations on the Character and Style of the Early Gibraltar Chronicle // Gibraltar Heritage Journal, No.2. — 1994. — ISBN 0-9524808-0-8.
- ↑ [www.historyofwar.org/articles/battles_trafalgar2.html The Battle of Trafalgar]. History of War.
- ↑ [www.stfaith.com/november05.htm Faith Matters]. The Parish Church of ST. FAITH in HAVANT.
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Gibraltar Chronicle
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.
На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
