Гибсон, Боб

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<th colspan="2" style="text-align:center;">
</th> <th colspan="2" style="text-align:center; background:#000000; color:#FFFFFF;">Выборочная статистика </th><tr><th style="text-align:right">Победы/поражения  </th><td>  251/174</td></tr><tr><th style="text-align:right">ERA  </th><td>  2,91</td></tr><tr><th style="text-align:right">Страйкауты  </th><td>  3117</td></tr> <tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:#000000; color:#FFFFFF;">Команды</th></tr><tr><td colspan="2">

</td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:#000000; color:#FFFFFF;">Награды и достижения</th></tr><tr><td colspan="2">

</td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:#A50024;">Член Национального</th></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:#11225b;">зала славы бейсбола</th></tr><tr><th style="text-align:right">Включён  </th><td>  1981</td></tr><tr><th style="text-align:right">Голосование  </td><td>  84,0% (первое голосование)</td></tr>
Боб Гибсон
Питчер
Родился: 9 ноября 1935(1935-11-09) (88 лет)
Омаха, Небраска, США
Отбивает: правой Бросает: правой 
Профессиональный дебют
15 апреля 1959 за «Сент-Луис Кардиналс»

Роберт «Боб» Гибсон (англ. Robert «Bob» Gibson, род. 9 ноября 1935 года) — американский профессиональный бейсболист, выступавший 17 сезонов в Главной лиге бейсбола за команду «Сент-Луис Кардиналс». За свою карьеру он одержал 251 победу, сделал 3117 страйкаутов, а его средняя пропускаемость составила 2,91. Гибсон 9 раз участвовал в матчах всех звёзд МЛБ, два раза становился самым ценным игроком Мировой серии, два раза выигрывал приз Сая Янга Национальной лиги, а в 1968 году стал самым ценным игроком НЛ. За свои достижения в 1981 году Гибсон был введён в бейсбольный Зал славы, а в 1999 году включён в команду столетия МЛБ.

Гибсон родился в Омахе (штат Небраска). В детстве увлекался бейсболом и баскетболом. Первоначально Гибсон подписал контракт как с баскетбольным клубом «Гарлем Глобтроттерс», так и с организацией «Сент-Луис Кардиналс», но позже решил сосредоточиться полностью на бейсболе. В июле 1961 году он стал стартовым питчером клуба и в 1962 году попал на свой первый матч всех звёзд. В Мировой серии 1964 года Гибсон одержал победу в двух из трёх игр, в которых он участвовал, а в Мировой серии 1967 года он выиграл все три игры, в которых участвовал и которые были полными.

Пиком карьеры Гибсона стал 1968 год, когда он установил рекорд МЛБ в «современной эре» по средней пропускаемости за сезон 1,12, а в первой игре Мировой серии 1968 года сделал 17 страйкаутов. В 1971 году он сыграл три ноу-хиттера. После окончания игровой карьеры Гибсон работал тренером питчеров.



Ранняя жизнь

Гибсон родился в Омахе (штат Небраска) в семье Пэка и Виктории Гибсонов и был младшим из семи детей (пять мальчиков и две девочки). Его отец умер от туберкулёза за три месяца до его рождения, поэтому его назвали в есть отца — Пэк Роберт Гибсон. Однако ему не нравилось его первое имя и позже он сменил его на Роберт. Несмотря на то, что в детстве он был болезненным мальчиком он увлекался спортом и принимал участие как в дворовых, так и в организованных спортивных соревнованиях по баскетболу и бейсболу. В детстве большое влияние на него оказывал его старший брат Джош, который был старше Роберта на 15 лет. Гибсон играл в разных баскетбольных и бейсбольных командах, а Джош тренировал его. Многие из этих команд были организованы местными отделениями YMCA.

Гибсон учился в Омахской технической старшей школе, где он занимался лёгкой атлетикой, баскетболом и бейсболом. Из-за проблем со здоровьем ему требовалось разрешение доктора на участие в спортивных мероприятиях из-за шумов в сердце, которые происходили одновременно с быстрым ростом мальчика. В выпускном классе Гибсон был включён в баскетбольную сборную всех звёзд штата, а вскоре он получил полную стипендию университета Крейтона.

В Крейтоне Гибсон стал изучать социологию, одновременно продолжая заниматься баскетболом. На третий год обучения он в среднем за игру набирал 22 очка и был включён в третью иезуитскую сборную всех звёзд. Весной 1957 года, незадолго до окончания обучения, к Гибсону стал высказывать интерес баскетбольный клуб «Гарлем Глобтроттерс» и бейсбольная команда «Сент-Луис Кардиналс». В 1957 году Гибсон получил бонус в размере 3000 долларов от «Кардиналс» за подписание с ними контракта. Но его дебют профессионалах был задержан на год, который он провёл выступая за «Глобтроттерс», где получил прозвище «Пуля» и получил известность за слэм-данки спиной к кольцу. Даже начав профессионально играть в бейсбол Роберт продолжал играть в баскетбол. Это продолжалось до тех пор, пока генеральный менеджер «Кардиналс» Бинг Дивайн не предложил ему тысячу долларов за то, чтобы тот прекратил играть в баскетбол, на что Гибсон согласился. После этого он провёл весенние тренировки 1958 года с «Кардиналс» после чего провёл остаток сезона в низших лигах.

После завершения игровой карьеры

Перед тем, как Гибсон вернулся домой в Омаху в конце сезона 1975 года, генеральный менеджер «Кардиналс» Бинг Дивайн предложил ему неопределенную работу, которая зависела от одобрения вышестоящих должностных лиц клуба. Будучи неуверенным в своей дальнейшей карьере, Гибсон решил отклонить предложение. Вернувшись домой он работал в совете одного из местных банков, был одним из основных инвесторов радио KOWH, основал ресторан «Gibson’s Spirits and Sustenance», где часто работал по 10-12 часов в день. Он также работал запасным спортивным аналитиком в передаче канала ABC Monday Night Baseball в 1976 году. Он также некоторое время работал комментатором игр «Нью-Йорк Нетс» из Американской баскетбольной ассоциации.

В 1981 году Гибсон вернулся в бейсбол, приняв предложение войти в тренерский состав «Нью-Йорк Метс». Генеральный менеджер «Метс» Джо Торре охарактеризовал его пост как «тренер отношений». В 1982 году Торре перешёл в «Атланту Брэйвз» и нанял Гибсона на пост тренера питчеров. В сезоне 1982 года «Брэйвз», впервые с 1969 года, вышли в финал НЛ, где проиграли «Сент-Луис Кардиналс». Гибсон оставался в тренерском штабе Торре до конца сезона 1984 года. После чего с 1985 по 1989 год он вёл передачу на радио KMOX, выходящую до и после игр «Кардиналс». В 1990 году он работал комментатором на ESPN, но по окончанию контракта отказался продлевать его, чтобы проводить больше времени с семьёй.

Напишите отзыв о статье "Гибсон, Боб"

Ссылки

  • Статистика выступлений на сайтах [www.baseball-reference.com/players/g/gibsobo01.shtml Baseball-Reference],  [www.fangraphs.com/statss.aspx?playerid=1004662 Fangraphs],  [www.thebaseballcube.com/profile.asp?P=bob-gibson-1 The Baseball Cube]
  • [books.google.com/books?id=vzQDAAAAMBAJ&pg=PA38&lpg=PA38&dq=bob+gibson+baseball+digest&source=bl&ots=vAai44DXlL&sig=YziRJeqKKipMIqXBN2iEQo9P7_g&hl=en&ei=vVTMSvSPFcuttgeorNTiAQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=7#v=onepage&q=bob%20gibson%20baseball%20digest&f=false Hall Of Famer Defends Inside Pitches To Batter, Baseball Digest, November 1987]

Отрывок, характеризующий Гибсон, Боб

– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.