Гибсон, Уильям (драматург)
Поделись знанием:
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
| Уильям Гибсон | |
| William Gibson | |
 Гибсон в 1964 году | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
драматург |
| Годы творчества: |
1952 — наст. время |
| Жанр: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
Dinny and the Witches |
| Награды: |
«Тони» |
| © Произведения этого автора несвободны | |
Уильям Гибсон (англ. William Gibson; 13 ноября 1914, Нью-Йорк, США — 25 ноября 2008, Стокбридж[en], США) — американский драматург, лауреат премии «Тони» в категории «Лучшая пьеса» за драму «Сотворившая чудо». В 1962 году Гибсон адаптировал эту пьесу для одноимённого фильма, за что был номинирован на «Оскар»[1].
Биография
Уильям Гибсон родился в семье с ирландскими, французскими, немецкими, голландскими и русскими корнями[2]. Его отец Ирв был протестантом, мать Флоренс — католичкой[2]. В 1938 году Гибсон окончил Сити-колледж. В 1940 году он женился на психиатре Маргарет Бремнан (ум. 2004), в браке родилось двое сыновей Томас и Дэниел[3].
В 1940-х Гибсон начал заниматься литературой. Он писал стихи и пьесы. В 1954 году писатель опубликовал роман «Паутина». Однако первый серьёзный успех пришёл к нему после постановки в 1958 году пьесы «Двое на качелях», номинированной на «Тони»[2].
В 1959 году впервые была поставлена пьеса «Сотворившая чудо», которую Гибсон написал на основе автобиографии Хелен Келлер «История моей жизни»[en]. Пьеса была положительно критиками и получила премию «Тони». В 1962 году Гибсон адаптировал сценарий для экранизации, за что удостоился номинации на «Оскар»[2].
Впоследствии Гибсон написал ещё несколько пьес, но ни одна из них не достигла такой популярности, как «Сотворившая чудо»[2][3]. Среди его произведений была пьеса о драматурге Шекспире и его жене Энн Хатауэй, а также пьеса о пуританке Энн Хатчинсон. В 2003 году был поставлен спектакль Golda's Balcony о Голде Меир, ставший самой долгоиграющей из всех постановок, в которых принимают участие только женщины[4].
Гибсон скончался 25 ноября 2008 года в своём доме[5].
Библиография
- Романы:
- 1954: The Cobweb (Паутина)
- Пьесы:
- 1948: Dinny and the Witches
- 1958: Two for the Seesaw (Двое на качелях)
- 1959: The Miracle Worker (Сотворившая чудо)
- 1964: Golden Boy
- 1968: A Cry of Players
- 1969: American Primitive
- 1977: Golda
- 1980: Goodly Creatures
- 1982: Monday After the Miracle (Понедельник после чуда)
- 1984: Handy Dandy (Белые розы, розовые слоны...)
- 2003: Golda's Balcony
- Нехудожественная литература:
- 1962: The Seesaw Log
- 1968:A Mass for the Dead
- 1973: A Season in Heaven
Экранизации
- В 1955 году вышел фильм «Паутина»[en] американского режиссёра Винсента Миннелли, основанный на одноимённом романе Гибсона. Главные роли исполнили Ричард Уидмарк, Лорен Бэколл и Шарль Буайе[1].
- В 1962 году Артур Пенн, режиссировавший бродвейскую постановку «Сотворившей чудо», взялся за экранизацию пьесы. Одноимённый фильм с Энн Бэнкрофт и Патти Дьюк в главных ролях получил две премии «Оскар»[1].
- В 1962 году Роберт Уайз снял фильм «Двое на качелях»[en] по одноимённой пьесе Гибсона. В главных ролях были задействованы Роберт Митчем и Ширли Маклейн. Картина была номинирована на «Оскар» в двух категориях[6].
- В 1979 году вышел одноимённый ремейк фильма 1962 года, срежиссированный Полом Аароном. Мелисса Гилберт и Патти Дьюк были задействованы в главных ролях[7].
- В 1987 году в СССР на центральном телевидении вышел телеспектакль "Белые розы, розовые слоны..." по одноимённой пьесе Гибсона. Режиссёрами телефильма были Ион Унгуряну и Алла Евдокимова, главные роли исполнили Людмила Чурсина и Андрей Миронов (последняя роль на телевидении)[8].
- В 1998 году вышел телефильм «Понедельник после чуда» Дэниела Питри[en], основанный на одноимённой пьесе Гибсона. Главные роли исполнили Рома Дауни и Мойра Келли[9].
- Второй ремейк фильма Пенна, также названный «Сотворившая чудо», вышел в 2000 году и был срежиссирован Надей Тэсс[en]. Главные роли исполнили Элисон Эллиотт[en] и Халли Кейт Айзенберг[10].
Награды и номинации
| Награды и номинации | ||||
|---|---|---|---|---|
| Награда | Год | Категория | Итог | |
| Оскар | 1963 | Лучший адаптированный сценарий за фильм «Сотворившая чудо» |
Номинация | |
| Тони | 1958 | Лучшая пьеса за пьесу «Двое на качелях» |
Номинация | |
| 1960 | Лучшая пьеса за пьесу «Сотворившая чудо» |
Победа | ||
| Прайм-тайм премия «Эмми» | 1958 | Лучший сценарий к телеспектаклю длительностью более часа за телеспектакль «Сотворившая чудо» |
Номинация | |
| Премия Гильдии американских сценаристов | 1963 | Лучший сценарий к американской драме за фильм «Сотворившая чудо» |
Номинация | |
Напишите отзыв о статье "Гибсон, Уильям (драматург)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Carr D. [theater.nytimes.com/2008/11/28/theater/28gibs.html?_r=2&scp=5&sq=William%2520Gibson&st=cse& William Gibson, Playwright, Dies at 94] (англ.) // The New York Times : газета. — N. Y., 2008.
- ↑ 1 2 3 4 5 Hawtree C. [www.guardian.co.uk/stage/2009/feb/11/obituary-william-gibson-playwright William Gibson] (англ.). The Guardian (11 February 2009). Проверено 19 июня 2013. [www.webcitation.org/6HjIHZASK Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
- ↑ 1 2 Simonson R. [www.playbill.com/news/article/123790-William-Gibson-Author-of-The-Miracle-Worker-and-Two-for-the-Seesaw-Dies-at-94 William Gibson, Author of The Miracle Worker and Two for the Seesaw, Dies at 94] (англ.). Playbill (27 November 2008). Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6HjIJGLzs Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
- ↑ Kuchwara M. [www.apnewsarchive.com/2003/Golda-Meir-Public-and-Private-on-Stage/id-9357359c86792a2ed63cb7efef307f5a Golda Meir, Public and Private, On Stage] (англ.). Associated Press (15 October 2003). Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6HjILAdkP Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
- ↑ Bernstein A. [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2008/11/27/AR2008112702032.html Broadway Playwright William Gibson; Won Tony for 'The Miracle Worker'] (англ.). Washington Post (28 November 2008). Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6HjIMKJCP Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
- ↑ Erickson H. [movies.nytimes.com/movie/51448/Two-For-the-Seesaw/overview Two For the Seesaw] (англ.). The New York Times. Проверено 23 июня 2013.
- ↑ Berg S., Archibald G., McKay L., Stirling D. Character Education Connections: For School, Home and Community. — 3rd Rev edition. — Natl Professional Resources, 2000. — P. 40. — 312 p. — ISBN 978-1887943284.
- ↑ "Белые розы, розовые слоны...": Информация о фильме-спектакле // kino-teatr.ru/teatr/movie/15843/annot/
- ↑ Ehren C. [www.playbill.com/news/article/42019-TV-Adaptation-of-Gibsons-Monday-After-The-Miracle-to-Air-on-CBS-Nov-15 TV Adaptation of Gibson's "Monday After The Miracle" to Air on CBS Nov. 15] (англ.). Playbill (13 .11.1998). Проверено 23 июня 2013. [www.webcitation.org/6HjIO4jyU Архивировано из первоисточника 29 июня 2013].
- ↑ Robertson J. Encyclopedia of Television Film Directors. — Scarecrow Press, 2009. — P. 584. — 862 p. — ISBN 0810861380.
Ссылки
- Уильям Гибсон (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [ibdb.com/person.php?id=9133 Уильям Гибсон] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
Отрывок, характеризующий Гибсон, Уильям (драматург)
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
