Гигантомахия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гигантома́хия (др.-греч. γιγαντομαχία) — битва олимпийских богов с гигантами. Битва олимпийских богов с титанами носит соответственно название титаномахия.

Ход битвы подробно описан Аполлодором в его «Peri Theon». К событиям гигантомахии в своих произведениях обращались ГомерОдиссея»), Гигин («Poetica Astronomica») и Павсаний. Подбиваемые своей матерью Геей, которая затаила обиду на Зевса за то, что тот заточил её сыновей-титанов в преисподнюю, гиганты — злобные порождения адского Тартара — под предводительством жестокого Эвримедона стали забрасывать небо огромными скалами и горящими дубами с целью уничтожить богов Олимпа и стереть с лица Земли человечество, ненавистное их матери. Боги ответили на этот удар, но их усилия были тщетны: гиганты оставались живы.

Тогда Гера, жена Зевса, и мойры предрекли богам, что они одержат победу только при помощи смертного, потому что гигант не может умереть от руки бога. Поэтому Афина привлекла на сторону богов Геракла.

Гея знала, как можно одолеть её детей, и поэтому пыталась найти волшебное растение, которое бы сделало бы её детей бессмертными и окончательно неуязвимыми. Однако Зевс запретил Эфиру, Эос, Гелиосу и Селене светить, а Геракл сам при призрачном свете звёзд отыскал растение во тьме и благополучно доставил на Олимп. Благодаря этому боги стали намного сильнее гигантов.

Помощь олимпийцам оказали таким образом Дионис и Геракл — сыновья Зевса от смертных матерей. В рядах защитников были и некоторые младшие божества: Морфей, Пан, Геката, Эос, Селена, Гелиос, Немесида, Ника, Протей, Тритон. Геракл убивал гигантов своими стрелами с наконечниками, пропитанными ядовитой кровью убитой им гидры. Самый сильный из гигантов Алкионей был убит стрелой Геракла в Беотии, после того, как могучий герой обнаружил, что Алкионея нельзя убить на той земле, где он рожден. Другой гигант, ставший третьим вождём войска гигантов, Порфирион — набросился на Геру, воспылав к ней страстью по вине любовной стрелы Эрота, но Зевс настиг его своей молнией, а Геракл убил его стрелой. Дионис своим тирсом убил Эврита, Геката сожгла своими факелами Клития, Гефест убил Миманта раскалённым железом. Энкелад бежал, но Афина сбросила на него Сицилию, а потом сразила крылатого козлоногого гиганта Палланта, а его кожу пустила себе на щит. Стал жертвой Афины и гигант Эхион, пронзенный её стрелами и стрелами Геракла, а также гигант Дамастор. Убила копьем Афина и пятиглавого огнедышащего дракона, заброшенного гигантом Порфирионом на небо в самом начале битвы. Посейдон сбросил на Полибота, своего главного противника и грозу морей, остров Нисирос, входящий в состав архипелага Додеканес, что рядом с островом Кос. Позже он сразил во Фригии своим трезубцем и гиганта Эгеона, который был похоронен под островом Бесбик у мыса Посейдона. Гигант Эфиальт был поражен Аполлоном стрелой в левый глаз, а Гераклом – в правый. Гермес незаметно через шлем Аида убил Ипполита. Артемида сразила Гратиона. Мойры убили Агрия и Фоанта своими бронзовыми булавами. Остальные гиганты были убиты молниями Зевса, стрелами Геракла, а также копьями Ареса и его детей — Энио, Деймоса, Фобоса, и сыновей Посейдона — Протея и Тритона.

Так боги победили гигантов, а впавшая в ярость Гея родила порождающего ужас Тифона — самого главного противника богов и самого ужасного из детей Геи и Тартара.



См. также

Библиография

  • Karl Kerényi: Die Mythologie der Griechen — Die Götter- und Menschheitsgeschichten, dtv, München 1994. ISBN 3-423-30030-2
  • Vian, Francis: La Guerre des Géants. Le Mythe avant l'époque hellénistique, in L’Année sociologique, 3e série (1952), Paris, 1955, Seiten: 440—443.

Напишите отзыв о статье "Гигантомахия"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гигантомахия

В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.