Гидрографическая служба России
Управление навигации и океанографии Министерства обороны Российской Федерации (УНиО Минобороны России) | |
Флаг гидрографических судов (катеров) Военно-морского флота с 2001 года. | |
Годы существования |
1 (13) ноября 1777 года — наст. вр. |
---|---|
Страна | |
Подчинение | |
Входит в | |
Тип | |
Включает в себя |
отделы, группы, отделения |
Функция |
гидрографическое обеспечение защиты |
Численность | |
Дислокация | |
Командиры | |
Действующий командир |
Начальник Управления навигации и океанографии Министерства обороны РФ капитан 1-го ранга Сергей Викторович Травин[1] |
Известные командиры |
Гидрографическая служба России — существует в разном организационно-структурном виде со времени Петра I до настоящего времени. Всё время своего существования она организационно замыкалась на Военно-морской флот, а непосредственными руководителями и исполнителями гидрографических работ были морские офицеры. Подчинённость службы в разные периоды была разной. В настоящее время является структурным формированием (управлением) Министерства обороны Российской Федерации (Минобороны России).
Содержание
- 1 Функции и задачи
- 2 Предыстория гидрографической службы России
- 3 История создания
- 4 Управление генерал-гидрографа
- 5 Главное гидрографическое управление (ГГУ)
- 6 Советский период (1917—1992)
- 7 В Российской Федерации (с 1992 года)
- 8 Названия гидрографической службы России
- 9 Место расположения гидрографической службы
- 10 Литература
- 11 См. также
- 12 Примечания
- 13 Ссылки
Функции и задачи
Основные функции Гидрографической службы ВМФ России:
- обеспечение ВМФ и других видов ВС России в океанских стратегических районах и морских зонах, в том числе:
- навигационно-гидрографическое
- гидрометеорологическое
- топогеодезическое
- навигационно-гидрографическое обеспечение морской деятельности России с учётом международных обязательств по охране человеческой жизни на море во внутренних морских водах, территориальном море, прилежащей и экономической зонах (за исключением трасс Северного морского пути), находящихся под юрисдикцией России.
Основные задачи службы:
- проведение океанографических, гидрографических и морских геофизических работ в океанах и морях в интересах обороны страны;
- работы по созданию навигационных морских, геофизических и других специальных карт (в том числе электронных), руководств и пособий для плавания в Мировом океане;
- снабжение ВМФ морскими средствами навигации и океанографии;
- поддержанием технической готовности морских средств навигации на кораблях постоянной готовности;
- содержание и развитие системы навигационного оборудования на побережье и в морских водах, находящихся под юрисдикцией России (за исключением трасс Северного морского пути);
- руководство непосредственно подчиненными воинскими частями и организациями;
- участие России в деятельности Международной гидрографической организации и Международной ассоциации маячных служб, взаимодействие и сотрудничество с другими международными и региональными мореведческими организациями.
На Гидрографическую службу ВМФ также возложено выполнение других задач, предусмотренных нормативными актами России, указами и распоряжениями Президента России, приказами и директивами Министра обороны России, директивами Генерального штаба, приказами и директивами Главного командования ВМФ.
Предыстория гидрографической службы России
Древнейшие свидетельства о гидрографических работах в России:
-
-
-
История создания
Во времена Петра I все распоряжения о производстве гидрографических работ исходили лично от государя или от генерал-адмирала, а исполнителями их были морские офицеры, которые с 1724 г. стали получать инструкции от Адмиралтейств-коллегии.
С 1746 г. все дела по гидрографии поручались коллегией лучшему в то время её знатоку, капитану флота А. И. Нагаеву, который составил весьма подробный для своего времени атлас Балтийского моря (издания 1757, 1788, 1789 и 1795 годов), более 50 лет служивший и русским мореплавателям.
В 1777 г. по штату адмиралтейств-коллегии положено начало чертежной «для рисования планов и порядочного их содержания»[2]. Затем работы по гидрографии возлагались последовательно на учрежденный в 1799 г. «Комитет для распространения морских наук и усовершенствования художественной части морского искусства» и на открытый в 1805 г. «Государственный Адмиралтейский департамент».
Управление генерал-гидрографа
В 1827 г., по упразднении последнего, образовано было в составе морского министерства особое «Управление генерал-гидрографа», распадавшееся на «канцелярию генерал-гидрографа» и на «гидрографическое депо», которое, под управлением директора, подчиненного генерал-гидрографу, заведовало частями исполнительной и учёной. В том же году учрежден Корпус флотских штурманов, начальником которого также считался генерал-гидрограф. Первым и единственным генерал-гидрографом был адмирал Гавриил Андреевич Сарычев (1827—31), по смерти которого управление всеми бывшими под его ведением частями перешло к начальнику морского штаба князю А. С. Меньшикову, а первым и единственным директором гидрографического депо был Ф. Ф. Шуберт (1827—37).
В 1837 г. звание генерал-гидрографа упразднено и все управление гидрографической частью было сосредоточено во вновь учреждённом «Гидрографическом департаменте», директорами которого последовательно состояли:
- А. Г. Вилламов (1837—54),
- барон Ф. П. Врангель (1854—55),
- M. Ф. Рейнеке (1855—59),
- С. И. Зеленой (1859—74),
- Г. А. Вевель фон Кригер (1874—81),
- Ф. Ф. Веселаго (с 1881),
- П. Н. Назимов (1892—1898).
На обязанности Гидрографического ведомства лежало издание повременных записок, посвященных как гидрографии, так и другим отраслям морского и военно-морского дела. Так комитет, учреждённый в 1799 г., издал в 1801 г. 1 т. «Морских записок», затем с 1807 по 1827 гг. издавались «Записки Государственного Адмиралтейского департамента» (13 частей), с 1835 по 1837 г. — «Записки Гидрографического депо» (5 частей), а с 1842 по 1852 г. — «Записки Гидрографического департамента». За 1854—83 гг. существуют ежегодные отчеты директора Гидрографического департамента.
Главное гидрографическое управление (ГГУ)
В 1885 г. Гидрографический департамент был преобразован в «Главное Гидрографическое управление». Начальником его стал бывший директор маяков и лоции Балтийского моря вице-адмирал Р. И. Баженов, который одновременно являлся и председателем Морского учёного комитета.
В 1886 г. в управлении была учреждена метеорологическая часть. В 1891 г. чертёжная, гравёрная, литография и печатная были объединены в картографическую часть. С 1897 г. в картографической части начались успешные опыты по печатанию морских карт с алюминиевых печатных форм (альграфия). В 1902 г. на территории Адмиралтейства Главное гидрографическое управление построило новое здание с фотографическим павильоном, приспособленным для репродукционного фотографирования, ввело в действие фотографическое и гальванопластическое отделения, получившие название фотометаллотипных мастерских.
В 1904 г. в картографической части был освоен способ фотоальграфии, позволивший получать печатные формы на алюминии с помощью фотографии. Способ фотоальграфии поднял издание карт на новый, более высокий технический уровень.
Обязанности Гидрографического управления в то время заключались:
- 1) в распоряжении производством съёмок и промеров;
- 2) в составлении карт, атласов, лоций и др. руководств для безопасного плавания и в своевременном исправлении их;
- 3) в устройстве и надлежащем содержании маяков, входных огней, спасательных станций, башен, вех, бакенов и др. предостерегательных знаков;
- 4) в снабжении военных судов инструментами, картами, лоциями, сигнальными книгами и др. руководствами;
- 5) в рассмотрении вахтенных журналов и произведенных на судах и в обсерваториях астрономических, магнитных и других наблюдений.
В ведении Гидрографического управления состояли лоцманские команды, мастерские мореходных инструментов в Санкт-Петербурге и Николаеве, морские обсерватории в Кронштадте и Николаеве, метеорологич. станции по берегам примыкающих к России морей, морской телеграф с семафором в Кронштадте, сигнальные станции в Николаеве, Богдановке, Парутине, Аджигиоле и Очакове.
Период до 1917 г. характеризовался развёрнутым строительством и совершенствованием маячной техники, компасного дела, изданием навигационных карт и пособий.
Советский период (1917—1992)
В первые годы Советской власти Главное гидрографическое управление (ГГУ) было переименовано в Главное гидрографическое управление Российской Республики.
В 1918—1922 гг. на морях были созданы Управления по безопасности кораблевождения (Убеко), которые объединили существовавшие мелкие гидрографические части в единые местные управления, непосредственно подчиненные ГГУ.
В 1924 г. переименовано в Главное гидрографическое управление СССР.
В сентябре 1926 г. переименовано в Гидрографический отдел Управления Военно-морских сил Рабоче-крестьянской Красной Армии (Гидрографический отдел УВМС РККА).
В 1927 г. переименовано в Гидрографическое управление УВМС РККА.
В 1935 г. вместо Убеко были созданы гидрографические отделы, подчиненные командующим флотами и флотилиями.
В 1937 г. Гидрографическое управление УВМС РККА было переименовано в Гидрографическое управление Рабоче-крестьянского Военно-морского флота (РК ВМФ).
В 1940 г. Гидрографическое управление РК ВМФ было переименовано в Гидрографическое управление ВМФ.
Во время войны 1941—1945 гг. в Главном штабе ВМФ в Москве была сформирована Оперативная группа Гидрографического управления ВМФ.
В послевоенное время начались работы по созданию океанского ракетно-ядерного флота. С учетом этих обстоятельств в 1972 г. Гидрографическое управление ВМФ было преобразовано в Главное управление навигации и океанографии Министерства обороны СССР (ГУНиО МО).
После 1960—1970-х гг., когда начались длительные подводные плавания атомных подводных лодок с ракетным оружием в любых районах Мирового океана, включая подледную часть Арктического бассейна, потребовалось коренное изменение в навигационно-гидрографическом и гидрометеорологическом обеспечении. В этот период на первое место вышла необходимость изучения и подробного картографирования геофизических полей Земли — гравитационного и магнитного.
В 1970—1980-е гг. активизировалась международная деятельность ГУНиО МО СССР. С этого времени ГУНиО официально представляет национальные интересы страны в Международной гидрографической организации и в Международной ассоциации маячных служб, а также интересы Министерства обороны в Межправительственной океанографической комиссии ЮНЕСКО.
В Российской Федерации (с 1992 года)
В 1992 году Главное управление навигации и океанографии МО СССР было переименовано в Главное управление навигации и океанографии Министерства Обороны Российской Федерации (ГУНиО Минобороны России).
В 2006 году переименовано в Управление навигации и океанографии Министерства Обороны Российской Федерации (УНиО Минобороны России).
Названия гидрографической службы России
- 1827 год — Управление генерал-гидрографа в составе Главного морского штаба, учреждено указом императора Николая I 1 (13) октября 1827 года;
- 1837 год — Гидрографический департамент Морского министерства;
- 1885 год — Главное гидрографическое управление (ГГУ);
- 1918 год[уточнить] — Главное гидрографическое управление Российской республики;
- 1924 год — Главное гидрографическое управление (ГГУ) СССР;
- 1926 год — Гидрографический отдел Управления Военно-морских сил Рабоче-крестьянской Красной Армии (Гидрографический отдел УВМС РККА);
- 1927 год — Гидрографическое управление УВМС РККА;
- 1937 год — Гидрографическое управление Рабоче-крестьянского Военно-морского флота (РК ВМФ);
- 1940 год — Гидрографическое управление ВМФ СССР;
- 1972 год — Главное управление навигации и океанографии (ГУНиО) МО СССР;
- 1992 год — Главное управление навигации и океанографии (ГУНиО) МО РФ;
- 2006 год — Управление навигации и океанографии (УНиО) МО РФ.
Место расположения гидрографической службы
Гидрографическое управление со времени создания Управления генера-гидрографа располагалось в здании Главного Адмиралтейства.
В советский период управление гидрографической службы России было переведено в здание, где ранее располагалась Николаевская Морская академия (Санкт-Петербург, 11-я линия Васильевского острова, д. 8)
Напишите отзыв о статье "Гидрографическая служба России"
Литература
- Алексеев А. Н., Басис Л. В. и др. Русская гидрография в дореволюционное время. — Ленинград: ГУНиО МО СССР, 1977.
- Комарицын А. А. Гидрография России на службе Родине и флоту // Записки по гидрографии. — 1997.-№ 242.
- Неронов Н. Н. Знать, куда плыть // Санкт-Петербургские ведомости от 22.06.2007 г.
- Неронов Н. Н. Аспекты разработки основных правовых актов, определяющих навигационно-гидрографическое обеспечение морской деятельности государства // Транспортная безопасность и технологии. — 2005. — № 3 (4).
- Рассохо А. И. Гидрографической службе Военно-морского флота —150 лет // Записки по гидрографии. Юбилейный выпуск, 1977.
- Справочник гидрографа по терминологии. -Ленинград: ГУНиО МО СССР, 1984.
- Козлов С. В. Гидрографической службе ВМФ — 180 лет // Геодезия и картография. — 2007. — № 10.
- Яновский А. Е. Гидрографическое управление // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
См. также
Примечания
- ↑ [structure.mil.ru/structure/forces/hydrographic/leader.htm Травин Сергей Викторович]. Структура. Министерство обороны Российской Федерации. Проверено 28 ноября 2014.
- ↑ С этой чертежной началось централизованное производство морских карт в России, а дата утверждения штата чертежной — 2 (13) ноября 1777 г. — является датой основания ныне существующего Центрального картографического производства Военно-Морского Флота.
Ссылки
- Главное гидрографическое управление // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
- [www.imha.ru/1144531015-russkaya-gidrografiya-do-1917-goda.html Русская гидрография до 1917 года] // 150 лет Гидрографической службе Военно-Морского Флота. Исторический очерк / Ред. Карягин М. Н.. — Л.: ГУНО МО, 1977. — 268 с.
- [structure.mil.ru/structure/forces/hydrographic/about.htm Гидрографическая служба ВМФ]. Структура. Министерство обороны Российской Федерации. Проверено 28 ноября 2014.
1827 — 1917 1917 — 1992 после 1992 Океанографические суда Гидрографические суда Малые гидрографические суда Большие гидрографические катера Гидрографические катера Малые гидрографические катера Отрывок, характеризующий Гидрографическая служба России
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
-
-