Гизо, Франсуа

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гизо, Франсуа-Пьер-Гильом»)
Перейти к: навигация, поиск
Франсуа Гизо
François Guizot<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
 
Вероисповедание: кальвинизм
Рождение: 4 октября 1787(1787-10-04)
Ним
Смерть: 12 сентября 1874(1874-09-12) (86 лет)
Сент-Уан-ле-Пен
Супруга: Полин де Мёлан
Элиза Диллон
Дети: от 1-го брака — Франсуа Гизо
от 2-го брака — Генриетта Гизо де Витт, Полин де Витт, Гийом Гизо
Партия: Орлеанисты
 
Награды:

Франсуа́ Пьер Гийом Гизо́ (фр. François Pierre Guillaume Guizot, 4 октября 1787, Ним — 12 сентября 1874, Сент-Уан-ле-Пен) — французский историк, критик, политический и государственный деятель (консервативный либерал).





Биография

Франсуа Гизо родился в Ниме в протестантской буржуазной семье. Его родители были тайно обвенчаны протестантским священником. 8 апреля 1794 года его отец был гильотинирован, обвинённый в федерализме, в разгар революционного террора. Мать, женщина принципиальная, либеральная и принявшая учение Ж.-Ж. Руссо, увезла мальчика в Женеву, и там, в эмиграции, он получил хорошее образование.

Мадам Гизо была типичной гугеноткой XVIII века, глубоко верующая, непоколебимая в своих принципах, хорошо понимающая свои обязанности. Она сформировала характер своего сына, и разделила с ним все превратности его жизни. В период могущества своего сына, она, всегда в трауре по своему мужу, была с его друзьями. В момент его изгнания, мать последовала за ним в Лондон, там и умерла в глубокой старости.

В 1805 году Гизо возвращается в Париж, чтобы продолжить обучение юриспруденции. Вскоре он пишет критическую статью о Шатобриане, и его литературный талант привлекает благосклонное внимание этого писателя.

В 1812 году Гизо женится на писательнице Полин де Мёлан. Полин — аристократка по происхождению, была вынуждена зарабатывать на жизнь литературным трудом. Когда она заболела, Франсуа Гизо писал за неё статьи. Эта дружба переросла в любовь, несмотря на то, что Полин была старше на 14 лет. От этого брака родится сын, которого тоже звали Франсуа (1819—1837), однако первая жена Гизо умерла рано, в 1827 году. Будучи вдовцом, он женится в 1828 году на племяннице своей первой жены Элизе Диллон, также писательнице. От этого брака будет трое детей: две дочери Генриетта и Полина, затем сын Гийом (1833). Вторая супруга Гизо умирает вскоре после рождения сына. На протяжении последующих десятилетий спутницей жизни Гизо была княгиня Ливен, хотя официально они отношения не оформляли.

В 1832 году Гизо назначается в новом кабинете министром образования. Под его руководством число начальных школ во Франции достигло 23 тысяч за 15 лет.

В 1836 году Франсуа Пьер Гийом Гизо вошел в кабинет министров Луи Моле, но в 1837 году, вместе с своими друзьями, вышел из кабинета и несколько времени спустя примкнул к большой коалиции, образовавшейся против Моле из всех оттенков оппозиции.

В 1840 году, уже в новом кабинете министров, Гизо возглавляет министерство иностранных дел, но фактически становится лидером правительства.

Политическая деятельность

Участвовать в политической жизни Франсуа Гизо начинает, дождавшись Реставрации. Между 1826 и 1830 годами он публикует несколько больших работ по истории Франции и Англии.

В январе 1830 года он избран депутатом Лизье, и подписывает обращение 221 против политики Карла X.

Он был за конституционную монархию, защищал Луи-Филиппа, которого приводит на трон Июльская Революция. Благодаря этим событиям Гизо попадает в правительство, сначала как министр Внутренних Дел (1830), затем, как министр образования (народного просвещения) 1832—1836. В качестве министра народного просвещения, он полностью пересматривает политику государства в этом вопросе. В этот же период он находится в постоянной оппозиции к Тьеру.

Отставка Тьера, слишком воинственного для главы правительства, приводит к назначению маршала Сульта официальным главой правительства, но именно Гизо является в 1840—1847 настоящим руководителем кабинета министров.

Избрав мирное направление своей политики, Гизо понимает необходимость мирных и дружеских отношений с Великобританией. Он жертвует гордостью некоторых, и с помощью сэра Роберта Пиля, устанавливает дружеские отношения с Англией.

В Англии этому противостоит лорд Палмерстон, который, будучи таким же воинственным как Тьер, считает что Францией надо управлять извне, ослаблять её, учитывая возможность войны в будущем.

Лорда Палмерстона заменяет лорд Абердин, мирный дипломат, защищающий сближение двух либеральных наций Европы.

Политические кризисы продолжаются, но регулярно смягчаются обеими сторонами.

Падение британского кабинета министров Роберта Пиля, возвращение лорда Палмерстона, противника англо-французских отношений, кризис испанского наследства привели к разрыву либеральных англо-французских отношений, и заставляют сблизится Францию с Австрией в лице Меттерниха, приверженца абсолютной монархии.

Гизо становится премьер-министром в 1847 году, хоть и на короткий срок, но он собирает вокруг себя консервативную партию, стараясь удержать равновесие между демократизацией общества и возвратом к революции.

Результаты политической деятельности

Франсуа Гизо был либералом-консерватором, он считал, что нет особой связи между политическим и экономическим либерализмом. Он не был экономическим последователем теории свободного обмена, потому что считал, раз теория свободного обмена пришла из Англии, то и выгодна она в первую очередь англичанам. Он всегда придерживался мнения, что сельское хозяйство Франции нуждается в защите.

С другой стороны, промышленная буржуазия, организованная в союзы, сама толкала правительство на повышение таможенных пошлин.

По мнению Гизо, основные проблемы с которыми надо было бороться Франции, не экономические, а политические и социальные. Он полагал, что после пятидесяти лет революций и войн породили в обществе большую неуверенность, раздираемую двумя крайностями. С одной стороны, роялисты, ностальгирующие по старому режиму, и никогда не теряющие надежду реставрировать старый феодальный порядок, а с другой стороны, республиканцы, некоторые из них даже пытались вернуться к революционному террору.

Он думал, что либералы призваны создать общество, основанное на свободах и мире, не теряя при этом завоеваний революции, и в особенности закрепить победу буржуазии над аристократией. Для него, французская революция была борьбой враждующих интересов, третье сословие восстало против привилегированных классов, затем народ против буржуазии. Речь шла о войне между классами, исход которой надолго определял развитие Истории.

Гизо был частично создателем теории борьбы классов, которую позже систематизировал Карл Маркс. Его рассматривают как отца-основателя подобного изучения истории. Однако, он не считал, что пролетариат предназначен для главной роли. По его мнению, пролетариат должен оставаться на подчиненной позиции, как и была у него в обществе. Пролетариат это деклассированные элементы, потерявшие свою связь с землей, и потому они не могут быть ответственными гражданами. Связывая демократию в Европе с Античной Грецией, он считал, что демократия — слишком серьёзная вещь, чтобы люмпены могли сказать в ней своё слово. Избирательное право должно быть предоставлено только тем, у кого есть собственность и кто платит налоги: это был период цензурированного избирательного права.

В 1848 году падение его кабинета министров связано с его упорным отказом изменить закон о выборах. На нём основная ответственность за политическое недовольство, которое спровоцировало революцию февраля 1848 года и уничтожило Июльскую монархию.

В его социальных достижениях необходимо указать закон о запрете эксплуатации детей 1841 года, на мануфактурах до восьми лет, закон, который на деле никогда не был реализован ввиду отсутствия трудовых инспекций. Кроме того, он много раз поднимал вопрос отмены рабства в колониях. В мая 1844 года, основные принципы отмены рабства были приняты Национальной Ассамблеей. в 1845 и 1846 году проблема рабства опять обсуждалась, без каких-либо видимых результатов. По факту закон предусматривал отмену рабства… но позже. Однако, предварительно сделанная работа была использована Республиканцами, когда они голосовали по инициативе Виктора Шельшера за окончательную отмену рабства в 1848 году.

Результаты экономической деятельности

С точки зрения развития экономики, Франсуа Гизо поощряет предпринимательство, создавая условия для процветания. Но прежде всего он поддерживает сельскохозяйственную деятельность, торговлю и финансы.

В полную противоположность индустриалистам под руководством Сен-Симона, он считал что индустриализация опасна, может повлечь за собой появление пролетариата, который Франсуа Гизо рассматривал как социально нестабильный и политически опасный класс.

Однако, за период его руководства кабинетом министров, Франция развивалась индустриально как никогда активно:

  • он стимулирует объединение капиталов, поощряя создание многих сотен сберегательных касс по всей стране.
  • также он покровительствует проведению работ по созданию инфраструктуры (железные дороги, каналы). В 1842 году он принимает большой закон о железнодорожном транспорте, который теперь отхватывает звездой всю Францию, начиная со столицы. За шесть лет, 570 километров французских железных дорог, бессвязно рассыпанных по территории Франции, превратились в 1900 километров управляемой сети. Создание дорог ещё ускорилось при Второй Империи.
  • Трудовое законодательство было существенно упрощено, что позволило владельцам заводов беспрепятственно принимать и увольнять с работы. Это придает мобильность рынку и возможность быстрой адаптации к меняющемуся спросу.

За четырнадцать лет производство угля и железа удвоилось. Количество паровых промышленных машин выросло в восемь раз. Создавались первые индустриальные районы Лион, Париж и Мюлуз, на севере Франции и в нижнем течение Сены. Первые поглощения привели к возникновению крупного капитала в металлургии, легкой промышленности и в добыче угля.

Жизнь в отставке

Английское общество, несмотря на протесты некоторых политиков, приняло с распростёртыми объятиями Франсуа Гизо. Ему была оказана честь как послу короля 8 лет назад. ему предлагали существенное денежное содержание, от которого он отказался. Также он не принял место профессора в Оксфорде. Он оставался в Англии примерно год, и посвятил это время изучению истории. Он опубликовал два дополнительных тома об английской революции, в 1854 году Историю Английской Республики и Кромвеля (1649—1658). Также он перевел большое количество произведений Шекспира.

Гизо пережил падение монархии и правительства, которым он служил 26 лет. Он мгновенно перешел из состояния крупного государственного деятеля европейского уровня в состояние философа, наблюдающего за человеческой суетой. Он отдавал себе отчет в том, что отставка была безвозвратной, но никаких жалоб на неудовлетворенные амбиции от него никто никогда не слышал.

Больше всего времени он проводил в бывшем старинном аббатстве, теперь принадлежавшем его семье, в Валь-Рише, около Лизье в Нормандии. Он был отцом большого семейства. Обе его дочери вышли замуж за братьев из голландской семьи Де Витт, так подходящих мировоззрению французских гугенотов. Один из зятьев руководил поместьем. Благодаря этому, Гизо посвятил свои последние годы писательскому творчеству с неиссякаемой энергией. Он оставался гордым, независимым, простым борцом до конца своей жизни. Может быть, годы отставки были самыми счастливыми и светлыми в его жизни.

Два учреждения при Второй Империи сохранили свои свободы: Институт Франции и Пресвитерий . До конца своей жизни Франсуа Гизо принимал активное участие в работе обоих. Он был членом трех из пяти Академий : Академии Социальных Наук и Политики (Académie des sciences morales et politiques), которую он и воссоздал, Академии надписей и изящной словесности, избран в 1833 году, после Дасье, Андре, и в 1836 году он становится членом Французской Академии.

Около сорока лет на посту академика он боролся за чистоту и независимость науки. При избрании новых членов Академии его голос был очень значим.

Таким же влиянием он пользовался в Пресвитерии Парижа. Его образование и жизненный опыт только усилили его религиозный пыл. Он всю жизнь оставался глубоко верующим, и один из его последних трактатов был посвящён христианству. Несмотря на то что он всегда был предан церкви своих предков, и для себя в своей вере боролся с современными тенденциями, которые могли разрушить церковь, тем не менее в нём не было кальвинистской непримиримости. Он уважал Католическую веру, веру большинства. Сочинения отцов Церкви Жака Боссюэ и Луи Бурдалу, изучались его семьей наряду с произведениями протестантских священников.

Быстро и спокойно текли годы отставки, занятые литературным творчеством и внуками. Для своих внуков он сочинил историю Франции, доступную, полную и глубокую. «История Франции, рассказанная моим внукам» стала его последним трудом. Эта История заканчивалась 1798 годом, и была продолжена его дочерью, Генриеттой Гизо де Витт, по запискам отца.

До 1874 года, года его смерти, он вёл научную деятельность. Говорят, он мирно умер, перед смертью читая наизусть стихи Корнеля и тексты Святого Писания.

Творчество

Для истории литературы имеют большое значение его труды о Корнеле (1813) и о Шекспире (1825). Вместе с романтиками Гизо проповедывал во Франции культ Шекспира, а у Корнеля отмечал в особенности те элементы творчества, которые выходят из рамок классического канона. Любопытна историко-социологическая трактовка Гизо театра Шекспира как результата неудовлетворённости английской буржуазии народным театром, процветавшим в Англии до Шекспира.

Несколько менее ясно анализирует Гизо творчество Корнеля, театральная реформа которого, по Гизо, произошла в результате установления во Франции абсолютистского строя после борьбы с гугенотами. Социологизм Гизо есть лишь проявление его историзма; в литературе его можно назвать представителем «исторического метода».

Критические работы Гизо, целиком связанные с его историческими штудиями, явились предвестниками социологического изучения литературы. Для лингвистики большое значение имел составленный Гизо словарь синонимов французского языка.

См. также

Сочинения

  • [www.prognosis.ru/lib/Gizo_Block.pdf Гизо Франсуа. История цивилизации в Европе / Пер. с франц. — М.: Издательский дом «Территория будущего», 2007. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»). — 336 с.]
  • [www.i-u.ru/biblio/persons.aspx?id=498 В библиотеке РГИУ]
  • Nouveau dictionnaire des synonymes de la langue française. 1809.
  • Corneille et son temps. 1813.
  • Shakespeare et son temps. 1822.
  • Essais sur l’histoire de France, 1836 (Опыты по истории Франции).
  • Histoire de la révolution d'Angleterre depuis l'avènement de Charles Ier jusqu'à sa mort, 1846 (История английской революции).
  • Pourquoi la révolution d’Angleterre a-t-elle réussi ? Discours sur l’histoire de la révolution d’Angleterre, 1850.
  • Histoire de la république d’Angleterre, 1855 (История Английской республики).
  • Histoire du protectorat de Cromwell et du rétablissement des Stuarts, 1856 (История протектората Кромвеля и реставрации Стюартов).

Цитаты

  • Лучше копить деньги, чем копить детей.
  • Обогащайтесь!
  • Революциям надо столько же времени, чтобы завершиться, сколько им требуется времени, чтобы начаться.
  • Трон — это не пустое кресло.
  • Падают всегда только на ту сторону, в которую наклоняются.
  • Мир принадлежит оптимистам, пессимисты — всего лишь зрители.
  • Пока человек чувствует боль — он жив. Пока человек чувствует чужую боль — он человек.

Библиография

  • [enlightment2005.narod.ru/arc/reisov_guizot.pdf Б. Г. Реизов. Гизо, или доктрина. Глава VI из монографии «Французская романтическая историография».]
  • Плеханов. Предисловие к «Коммунистическому манифесту».
  • Scherer Edm. Etudes critiques sur la littérature contemporaine. 1863.
  • A. Bardoux, Guizot, Hachette, 1894
  • A. Gayot, François Guizot et Madame Laure de Gasparin, Grasset, 1934
  • Ch.-H. Pouthas, Guizot pendant la Révolution, Plon, 1923
  • Ch.-H. Pouthas, la Jeunesse de Guizot, Alcan, 1936

Напишите отзыв о статье "Гизо, Франсуа"

Примечания

Ссылки

  • [www.abcgallery.com/D/daumier/daumier10.html Скульптурный портрет работы Оноре Домье]
  • [www.academie-francaise.fr/immortels/base/academiciens/fiche.asp?param=372 Fiches consacrées à Guizot sur le site de l’Académie française]
  • [www.catallaxia.org/sections.php?op=viewarticle&artid=73 Guizot le libéral]
  • [www.catallaxia.org/sections.php?op=viewarticle&artid=103 L’Europe de Guizot]

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Предшественник:
Никола Жан де Дьё Сульт, герцог Далматский
Премьер-министр Франции
19 сентября 1847 — 23 февраля 1848
Преемник:
граф Луи-Матьё Моле
Предшественник:
Луи Адольф Тьер
Министр иностранных дел Франции
29 октября 1840 — 23 февраля 1848
Преемник:
Альфонс де Ламартин
Предшественник:
Амедей Жиро де Дюлян
Жан-Батист Тест
Жозеф Пелет де Ла Лозере
Министр образования Франции
11 октября 1832 — 10 ноября 1834
18 ноября 1834 — 22 февраля 1836
6 сентября 1836 — 15 апреля 1837
Преемник:
Жан-Батист Тест
Жозеф Пелет де Ла Лозере
Нарсис-Ашиль де Сальванди
Предшественник:
герцог Виктор де Брольи
Министр внутренних дел Франции
1 августа — 2 ноября 1830
Преемник:
Камиль де Монталиве
Предшественник:
Дестют де Траси
Французская академия
Кресло 40
18361874
Преемник:
Жан Батист Дюма


Отрывок, характеризующий Гизо, Франсуа

«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.