Гильом Анжуйский (граф Пуатье)

Гийом Плантагенет (Гийом Анжуйский; фр. Guillaume de Poitou; 22 июля 1136 года, Аржантен — 30 января 1164, Руан) — младший сын Жоффруа V Анжуйского и императрицы Матильды, брат английского короля Генриха II, титулярный граф Пуату, виконт Дьепа.

Биография

Гийом был самым младшим из трёх сыновей Жоффруа V Плантагенета, графа Анжуйского, и императрицы Матильды, дочери английского короля Генриха I. Вскоре после рождения Гийома его мать была вынуждена покинуть Нормандию, где к власти пришли сторонники Стефана Блуаского, провозглашённого в 1135—1136 гг. королём Англии и герцогом Нормандии. На протяжении последующего десятилетия в Нормандии шла борьба между Стефаном и Матильдой, завершившаяся к 1144 году взятием Руана и подчинением герцогства Жоффруа V Анжуйским. В 1154 году королём Англии и герцогом Нормандии стал старший брат Гийома Генрих II Плантагенет. Будучи по праву своей жены, Элеоноры Аквитанской, также герцогом Аквитании и сюзереном Пуату, Генрих ок. 1153 года провозгласил своего брата графом Пуату, сохранив, тем не менее, за собой реальную власть в графстве. Позднее король также передал Гийому ряд маноров в Восточной Англии и Кенте и территорию вокруг Дьепа в Нормандии с титулом и правами виконта Дьепа. В 1155 году Генрих выступил с проектом завоевания Ирландии и её последующей передачи под власть Гийома. Эту идею поддержал даже папа римский, однако резко против выступила императрица Матильда, ещё пользующаяся значительным влиянием на своих сыновей. По её настоянию король отказался от ирландского проекта.

Когда в 1156 году поднял мятеж Жоффруа VI, средний из братьев Плантагенетов, Гийом выступил на стороне Генриха и участвовал в осаде последним замка Шинон. Затем отряд Гийома осадил крепость Монтрёй-Беллей и захватил её, по легенде, использовав способ взятия городов, описанный древнеримским военным теоретиком Вегецием, с трактатом которого Гийом ознакомился во время осады.

В 1162 году Генрих II решил организовать брак Гийома и Изабеллы де Варенн. Изабелла, недавно овдовевшая после смерти своего супруга Вильгельма Булонского, была наследницей обширных владений дома де Варенн в Норфолке, Суссексе, Йоркшире и других английских графствах и, таким образом, самой богатой невестой Англии. В соответствии с каноническим правом для женитьбы Гийома на вдове своего троюродного брата, коим являлся Вильгельм Булонским, требовалось разрешение папы римского. Однако против этого решительно выступил архиепископ Кентерберийский Томас Беккет, в результате чего свадьба сорвалась. Непримиримая позиция архиепископа в этом вопросе стала одним из первых крупных столкновений Томаса Беккета с королём Генрихом II и симптомом нарастающего конфликта между ними.

После провала брачных планов Гийом Плантагенет вернулся в Нормандию и вскоре скончался. В его смерти обвиняли Томаса Беккета, разбившего сердце Гийома своим отказом разрешить его женитьбу на Изабелле де Варенн. Когда Томас Беккет был убит в 1170 году, один из его убийц, Ричард ле Бретон, бывший ранее на службе у графа Гийома, по легенде, нанёс свой смертельный удар со словами: «получай, во имя любви к моему господину Гийому, брату короля!»

Гийом был похоронен в Руанском соборе.

Литература

• E. William FitzEmpress (1136-1164) // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
• Bartlett R. England Under The Norman and Angevin Kings 1075-1225. — 2000.
• Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956, ISBN 978-0-19-821707-7

Предшественник  Генрих II Плантагенет Элеонора Аквитанская

граф Пуату 1153 — 1156

Преемник Генрих II Плантагенет Элеонора Аквитанская

Отрывок, характеризующий Гильом Анжуйский (граф Пуатье)

– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.