Гикало, Николай Фёдорович
Поделись знанием:
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Николай Фёдорович Гикало<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 29 января 1932 — 18 марта 1937 | |||
| Предшественник: | Константин Вениаминович Гей | ||
| Преемник: | Василий Фомич Шарангович | ||
| |||
| 5 августа 1929 — 1930 | |||
| Предшественник: | Левон Исаевич Мирзоян | ||
| Преемник: | Владимир Иванович Полонский | ||
| |||
| 1929 — 1929 | |||
| Предшественник: | Куприян Осипович Киркиж | ||
| Преемник: | Исаак Абрамович Зеленский | ||
| Рождение: | 8 (20) марта 1897 Одесса, Российская империя | ||
| Смерть: | 25 апреля 1938 (41 год) | ||
| Партия: | ВКП(б) (с 1917) | ||
| Награды: |
| ||
Никола́й Фёдорович Гика́ло (8 (20) марта 1897 г., Одесса — 25 апреля 1938 г.) — советский государственный и партийный деятель, участник Гражданской войны. Член компартии с 1917 года.
Содержание
Биография
Украинец по национальности. Окончил Тифлисскую военно-фельдшерскую школу (1915). Участник Первой мировой войны, награждён георгиевским крестом.
В 1918—1927 годах на партийной работе на Кавказе. В 1927—1928 годах — член Среднеазиатского бюро ЦК ВКП(б). В 1929-30 секретарь ЦК КП(б) Узбекистана, затем секретарь ЦК КП(б) Азербайджана (с 5 августа 1929 года по август 1930 года).
В 1930 — 1931 годах заместитель заведующего орграспредом ЦК ВКП(б). С 1931 года секретарь Московского комитета и МГК ВКП(б).
С 29 января 1932 года по 18 марта 1937 года первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии.
С 1937 года первый секретарь Харьковского обкома и горкома КП(б)У.
Член Центральной ревизионной комиссии ВКП(б) (1930—1934). Кандидат в члены ЦК ВКП(б) (1934—1937).
Был арестован 11 октября 1937 года. 25 апреля 1938 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. 2 сентября 1955 года посмертно реабилитирован в партийном порядке КПК при ЦК КПСС.
Награждён орденом Ленина и орденом Красного Знамени.
Жена — Чижова Наталья Евгеньевна (1897—1968)
Память
- В городе Грозном на площади Дружбы Народов была установлена скульптурная композиция — Н. Гикало, Г. Ахриеву, А. Шерипову[1].
- Улица Гикало в Грозном.
- В честь Н. В. Гикало назван поселок в Грозненском районе — Гикало (Гикаловский).
- Улица Гикало во Владикавказе, Северная Осетия.
- Улица Гикало, г. Минск, Республика Беларусь
Напишите отзыв о статье "Гикало, Николай Фёдорович"
Примечания
- ↑ [www.apchr.ru/npa/govern_posts/2010/180.pdf Об утверждении Перечня памятников культуры и истории, расположенных на территории Чеченской республики, стоявших ранее на государственном учёте], Постановление правительства Чеченской Республики от 9.11.2010, стр. 1
Литература
- Морозова О. М. Николай Федорович Гикало // Вопросы истории. 2011. № 9. С. 37—57.
Ссылки
- Биографии: [bse.sci-lib.com/article010394.html], [hrono.info/biograf/gikalo.html], [www.knowbysight.info/GGG/02041.asp]
См. также
| ||||||||
| ||||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Гикало, Николай Фёдорович
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Категории:
- Родившиеся 20 марта
- Родившиеся в 1897 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Одессе
- Умершие 25 апреля
- Умершие в 1938 году
- Кавалеры ордена Ленина
- Кавалеры ордена Красного Знамени
- Первые секретари ЦК КП Узбекистана
- Первые секретари ЦК КП Азербайджана
- Лидеры белорусской компартии (1919—1991)
- Революционеры России
- Участники Первой мировой войны
- Участники Гражданской войны в России
- Репрессированные в СССР
- Расстрелянные в СССР
- Кавалеры знака ордена Святого Георгия
- Реабилитированные в СССР
- Посмертно реабилитированные
- Революционеры Чечни
- Члены Центральной ревизионной комиссии КПСС
- Кандидаты в члены ЦК КПСС
