Гильен, Авраам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Авраам Гильен
Abraham Guillén
Дата рождения:

13 марта 1913(1913-03-13)

Место рождения:

Кордуэнте

Дата смерти:

1 августа 1993(1993-08-01) (80 лет)

Место смерти:

Мадрид

Гражданство:

Испания Испания
Уругвай Уругвай

Партия:

НКТ/ФАИ

Авраам Гильен (исп. Abraham Guillén, 13 марта 1913 — 1 августа 1993) — испанский анархо-коммунист, революционер-интернационалист, в 1955‒1975 годах выступавший советником таких движений, как Тупамарос, Утурункос и Монтонерос. Совмещая анархистские и марксистские подходы, был теоретиком либертарной экономики и городской герильи. Подпольный псевдоним — «Maestro».



Биография

Сотрудничая с Национальной конфедерацией труда (НКТ), Федерацией анархистов Иберии (ФАИ) и Всеобщим союзом трудящихся, сражался на стороне республиканцев в Гражданской войне в Испании. В начале войны был редактором молодёжного органа анархо-синдикалистов из ФАИ «Juventud Libre», затем редактировал в Валенсии «Nosotros». В 1938 году стал политическим комиссаром в 14-й республиканской дивизии и IV армейского корпусе под командованием Сиприано Меры.

В конце войны, 4 апреля 1939 года, попал в плен к франкистам, заключившим его вместе с 4 тысячами других республиканцев в порту Аликанте и приговорившим его к смертной казни, заменённой затем на 20 лет тюрьмы в Аньовер-де-Тахо, откуда ему в 1942 году удалось совершить побег. Участвоваший в создании Национального комитета ФАИ в подполье Гильен в 1943 году был вновь схвачен франкистскими властями, но опять сбежал — на этот раз из тюрьмы Карабанчель в новогоднюю ночь 1944 года[1] и пробрался во Францию, где провёл 3 следующие года, наладив тесные отношения с коммунистами.

В 1948 году эмигрировал в Аргентину, где был обозревателем ежедневных перонистских газет «El Laborista» и «Democracia», а затем под псевдонимом работал редактором издания «Экономика и финансы» (Economía y finanzas), однако был уволен после своей публикации «Агония империализма» в 1957 году. В 1952 году Гильен опубликовал первую из полусотни своих книг — «Судьба Латинской Америки». Сблизился с левым перонистом Джоном Уильямом Куком, вместе с которым, обнаружив факты коррупции среди бюрократических структур Хустисиалистской партии, призвал низовой актив партии и профсоюзов к сопротивлению. После переворота 1955 года Кук занялся организацией движения городских партизан Утурункос с целью возвращения Перона к власти; Гильен, имеющий за плечами опыт подполья в Испании, стал начальником штаба движения.

В 1960 году Гильен некоторое время работал советником аргентинского правительства, но уже вскоре был аресован по обвинению в связях с движением Утурункос и три месяца провёл в заклюении. В апреля 1961 года отправился на Кубу, где занимался подготовкой партизанских кадров. В 1962 году получил политическое убежище в Уругвае, где продолжал под псевдонимом заниматься журналистикой и стал интеллектуальным наставником леворадикального движения Тупамарос, с чьим лидером Раулем Сендиком познакомился на Кубе. Независимо от Жуана Маригеллы Гильен разработал собственную концепцию городской герильи и в книге 1969 года «Вызов Пентагону», критиковал тактику фокизма и идей книги Режи Дебре «Революция в революции», утверждая, что «наиболее подходящим для партизан во времена капитализма является густонаселенный город», а не сельская местность, леса или горы.

Когда Перон был вновь избран президентом в 1973 году, Гильен вернулся в Аргентину, где преподавал политическую экономию на факультете искусств и возглавлял отдел экономических исследований на факультете юридических и социальных наук Университета Буэнос-Айреса, а также разрабатывал стратегию и тактику левоперонистского движения Монтонерос. Он оставался мишенью ультраправого крыла перонистов и «Аргентинского антикоммунистического альянса», и в 1974 году был выслан в Лиму (​​Перу), где сотрудничал в газете «La Prensa» и был экспертом МОТ в вопросах кооперации и самоуправляемой экономики. После смерти Франсиско Франко в 1975 году Гильен смог вернуться на родину; в Испании он не прекращал писать статьи для прессы (в том числе и независимых анархистских изданий), составлять книги и читать лекции в Автономном университете Мадрида.

Напишите отзыв о статье "Гильен, Авраам"

Примечания

  1. [www.portaloaca.com/historia/biografias/3382-biografia-de-abraham-guillen-un-economista-libertario.html Biografía de Abraham Guillén: un economista libertario - Portal Libertario OACA] (исп.). www.portaloaca.com. Проверено 21 ноября 2015.


Отрывок, характеризующий Гильен, Авраам

Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.