Гильтебрандт, Пётр Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Андреевич Гильтебрандт
филолог, историк, палеограф
Дата рождения:

1840(1840)

Дата смерти:

1905(1905)

Пётр Андреевич Гильтебрандт (18401905) — русский православный литератор и историк, археограф, палеограф и фольклорист.





Научная биография

Образование Гильтебрандт получил в Московском университете.

Работал в еженедельной газете «День» И. С. Аксакова, а также — в газете «Голос» А. А. Краевского. Сотрудничал с А. А. Хованским, редактором-издателем «Филологических записок»; Гильтебрандту принадлежит идея создания «Славянского вестника»[1].

В 1866 году издал в Вильне «Сборник памятников народного творчества в Северо-Западном крае». Гильтебрандту удалось обнаружить «Туровское Евангелие», которое он и напечатал со своими объяснениями (Вильна, 1869). Там же, в 1871 году, составил опись Виленской публичной библиотеки под заглавием: «Рукописное отделение Виленской публичной библиотеки. Вып. I. Церковнославянские рукописи. Вып. II. Русские пергаменты».

Вместе с Н. И. Костомаровым редактировал «Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западнорусский край[2], снаряжённой Императорским Русским Географическим обществом» (т. I, «Верования и суеверия»; т. II, «Малорусские сказки»; т. VI, «Народные юридические обычаи по решениям волосных судов», и т. VII, «Поляки. Евреи. Племена немалорусского происхождения. Малоруссы. Статистика, сельский быт и язык»).

В «Известиях ИРГО за 1878 год Гильтебрандт поместил статьи «Руды Волынской губернии», «Село Баглачёво, его происхождение и обычаи», «Материалы для истории географической науки», «О происхождении некоторых урочищных имён» и др. статьи.

В издаваемой Археографической комиссией «Русской Исторической Библиотеке» напечатал три книги «Памятников полемической литературы в западной Руси» — ценный вклад в литературу истории русской церкви и в русской палеографии.

Научные труды

Статьи

  • [vrn-id.ru/filzaps64.htm Мысли о народной психологии] // Филологические записки. — Воронеж, 1864.

Словари

  • [www.knigafund.ru/books/127998/read Справочный и объяснительный словарь к Новому Завету]. — СПб., 1882 - 1885. — в 6 кн.;
  • Справочный и объяснительный словарь к Псалтыри. — СПб., 1898.

В словари вошли истолкования значений слов, встречавшихся в Новом Завете (по славянскому тексту синодального издания 1862 г.) и в Псалтыри, а также даны их греко-латинские переводы, примеры их употребления и параллельные места в Евангелиях и других текстах[3]. Также даны справки по поводу имен собственных. Словари представляют собой род так называемой «Симфонии», то есть согласования различных мест и терминов в Св. Писании. В составлении словарей, помимо основного автора-составителя, принимали участие выдающиеся ученые: И. И. Срезневский, А. Ф. Бычков, П. И. Савваитов, К. Н. Бестужев-Рюмин и др.

Напишите отзыв о статье "Гильтебрандт, Пётр Андреевич"

Литература

  • Церковные Ведомости, 1905, № 50;
  • Исторический Вестник, 1906, январь (некролог);

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/34929/%D0%93%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%B5%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%82 Большая биографическая энциклопедия]

Примечания

  1. Хованский А. А. Наши предположения и желания (о внесении в «Филологические записки» нового отдела, под заглавием «Славянский вестник») // Филологические записки. — Воронеж, 1865. — Вып. I. — С. 1-4.
  2. Западнорусским краем в то время совокупность Украины (Малоруссии) и Белоруссии.
  3. Гильтебрандт П. А. Справочный и объяснительный словарь к Новому Завету. — СПб., 1882. — с. 2512.


Отрывок, характеризующий Гильтебрандт, Пётр Андреевич

Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.