Гиль, Владимир Владимирович
Владимир Владимирович Гиль | ||
Псевдоним |
Родионов (нем. Rodjanoff) | |
---|---|---|
Дата рождения | ||
Место рождения |
Вилейка, Вилейский уезд, Виленская губерния, Российская империя | |
Дата смерти | ||
Место смерти |
хутор Накол, Глубокский район, Витебская область, Белорусская ССР, СССР | |
Принадлежность |
СССР, РККА (до 1941) | |
Годы службы |
1926—1944 | |
Звание | ||
Часть |
| |
Командовал |
| |
Сражения/войны | ||
Награды и премии |
|
Влади́мир Влади́мирович Гиль (псевдоним И. Г. Родио́нов или Радио́нов[1][2], нем. Rodjanoff[3]; 11 июня 1906, Вилейка, Виленская губерния — 14 мая 1944, хутор Накол, Глубокский район, Витебская область, Белорусская ССР[4], СССР) — полковник Красной армии, в годы Великой Отечественной войны основатель и руководитель Боевого союза русских националистов и командир 1-й русской национальной бригады СС, позднее перешедший на сторону советских партизан. Командир 1-й Антифашистской партизанской бригады.
Биография
Происхождение и семья
Согласно личному делу, которое хранится в Центральном архиве Министерства обороны, Владимир Владимирович Гиль родился 11 июня 1906 года в городе Вилейка[1] Виленской губернии[5]. По данным картотеки военнопленных офицеров Центрального архива Министерства обороны, Владимир Гиль родился 11 июня 1905 года, местом его рождения значится посёлок городского типа Чаадаевка на территории современной Пензенской области[6][7][8].
По официальной версии Гиль был белорусом по национальности и выходцем из рабочей семьи. По другой версии, которая частично подтверждается картой военнопленного и родственниками Владимира, Гиль был русским по-национальности, но имел немецкие и польские корни и, возможно, был грекокатоликом по вероисповеданию[8]. Его отцом, согласно этой версии, был Вальдемар Энтони фон Лютенгаузен-Вольф (Владимир Антонович Гиль), потомок барона фон Лютенгаузен-Вольфа, который переехал в Россию ещё во времена императора Петра I преподавать математику в Навигацкой школе[7]. Мать звали Мария Казимировна Домбровская[8], которая якобы была внучатой племянницей польского короля Станислава Авгнуста Понятовского. Имение Дараганово, в котором Гиль провёл детство (иногда это имение ошибочно называют местом рождения Гиля)[4], якобы было даровано Екатериной II семейству барона за верную службу Российской империи, а фамилию Гиль барон взял после того, как началась Первая мировая война и по России прокатились немецкие погромы[7]. В некоторых источниках (например, в воспоминаниях Л.А.Самутина) встречаются и утверждения о еврейских корнях Гиля[9][10][11], что не соответствует истине[4].
Владимир Гиль был женат (супругу звали Анна, уроженка г. Армавир)[8], в браке у него родились сын Вадим и дочь Галина[7]. Галина Владимировна Щербина проживала в Харькове, получила степень кандидата физико-математических наук и пост доцента Харьковского авиационного института; сын Вадим Владимирович Гиль проживал в Минске, получил степень кандидата технических наук и пост заведующего секции криогенных процессов в ИТМО НАН Беларуси[4][7]. Владимир Гиль владел немецким, французским и польским языками[7].
Начало службы в РККА
Во время Первой мировой войны семья Владимира переехала сначала в Бобруйск, а в 1918 году перебралась в село Дороганово Бобруйского уезда Могилёвской губернии (ныне Осиповичский район Могилёвской области)[7]. Там Владимир провёл своё детство. В 1921 году он вступил в комсомол, в 1922 (по другим данным в 1923) окончил 9 классов школы станции Дараган Слуцкой железнодорожной ветки. Работал избачом в деревне Новые Дороги[12].
15 октября 1926 года приказом № 293 Владимир Гиль был зачислен курсантом в Борисоглебско-Ленинградскую кавалерийскую школу и стал значиться как военнослужащий РККА. Окончил её 1 сентября 1929 года, приказом РВС СССР № 462 назначен командиром взвода в 32-й Белоглинский кавалерийский полк[1]. Член ВКП(б) с 1931 года (партбилет № 0268567)[1]. С 3 февраля 1934 года, согласно приказу №4 штаба ВБО, назначен командиром эскадрона. 4 апреля 1935 года, согласно приказу штаба БВО № 011, занял должность помощника начальника штаба 33-го Ставропольского кавалерийского полка. 19 сентября 1937 года приказом № 055 по Академии зачислен слушателем в Военную академию РККА им. М. В. Фрунзе, которую окончил с отличием[1].
В 1938 году Гилю приказом НКО СССР № 0918 было присвоено воинское звание «капитан», в 1939 году приказом НКО СССР № 01785 — «майор», 28 февраля 1940 года приказом НКО СССР № 05302 — «подполковник». 19 мая того же года приказом НКО СССР № 01949 Гиль был назначен начальником 5-й части штаба 12-й кавалерийской дивизии, 28 ноября — по приказу НКО СССР № 05301 принял должность начальника штаба 8-й моторизованной бригады. 5 марта 1941 года приказом по КО ВО № 00150 назначен начальником оперативного отдела штаба 12-го механизированного корпуса, а 22 марта 1941 года приказом НКО СССР № 0030 переведен на должность начальника штаба 229-й стрелковой дивизии[7][4].
По словам старшей сестры Владимира Гиля, Елены Владимировны Гиль, её брат в 1930-е годы занимался разведывательной деятельностью и неоднократно посещал Германию[7].
Начало войны. Плен. Переход на сторону немцев
Летом 1941 года 229-я стрелковая дивизия была окружена под Толочином и разгромлена вермахтом[4][1]. Гиль был взят в плен 16 июля 1941 года и отправлен в офицерский лагерь № 68 (Oflag 68) в Сувалках[8]: по одним данным, он был брошен отступающими солдатами, по другим — ранен или потерял сознание к тому моменту[13][14].
Условия содержания в лагере были жестокими: от голода, холода и болезней военнопленные умирали ежедневно[4]. Штандартенфюрер Гофман, руководитель германской разведывательно-диверсионной организации «Цеппелин», входившей в отдел Е5 центрального управления СС, занялся вербовкой добровольцев, готовых действовать на стороне немцев. С августа 1941 года Гиль был комендантом лагеря с русской стороны. После переговоров с немцами и совещания с бывшими сослуживцами Гиль принял предложение и обязался создать из числа военнопленных добровольное воинское формирование. Отбор людей вёл он сам с доверенными лицами, часть была насильно мобилизована немцами[4].
В апреле 1942 года Гилем был создан «Боевой союз русских националистов» (БСРН), программу которого Гиль написал сам, стремясь привлечь больше военнопленных в её ряды[7]. 1 мая 1942 года был образован и батальон Родионова (позднее — 1-я русская национальная бригада СС «Дружина» или боевая дружина БСРН), состоявший из трёх рот[7]. Бойцы батальона, принявшие предложение о службе, были немедленно освобождены из лагеря пленных и переодеты в новое чешское обмундирование[15]. 98 человек, ставших первыми бойцами батальона (из них 25 бывших советских командиров из БСРН)[7], переехали в Парчев-Люблин, где располагалось подразделение организации «Цеппелин», занимавшееся их подготовкой[16]. До конца августа 1942 года в «Дружину» были зачислены ещё около 700 бывших военнопленных из разных лагерей, а Гиль принял псевдоним «Родионов» (по одной из версий, это было имя или фамилия деда по линии матери[4], по другой — фамилия тестя[7]). Гилю и его сослуживцу Григорию Семёновичу Маркову выдали специальные радиоприёмники, к которым никто другой права доступа не имел[4].
Отличительными символами батальона Родионова стали погоны собственного образца, знаки отличия СС, свастика на рукаве и трёхцветная лента на обшлагах офицерских мундиров с надписью «За Русь!»[4][7]. Все бойцы носили звания рядовых: первая рота состояла из бывших офицеров РККА, две другие были укомплектованы немецкими офицерами и русскими эмигрантами[7]. Ошибочно принято считать, что батальону Родионова даровали знамя чёрного цвета с изображением «адамовой головы», которую присваивали некоторым подразделениям СС[4].
Подготовительные занятия велись три недели[7]: некоторые источники ошибочно утверждают, что самого Гиля направили в разведшколу СД в Берлине[9][10][14]. Первое своё задание батальон получил летом, начав охоту на польских партизан Армии Крайовой в Томашевском, Замостском и Рава-Русском повятах[7]. В конце августа 1942 года отряд Родионова был переброшен в оккупированный Смоленск и расквартирован у Никольских ворот. Затем в октябре 1942 года батальон (по численности) был направлен в район Быхова (ныне Могилевская область[17]). Солдаты батальона Родионова сначала охраняли железную дорогу, а затем участвовали в карательных операциях против партизан в районе местечек Осиповичи, Старобина и Бегомля[7]. Контроль над действиями бригады осуществлялся благодаря специальной службе СС, которую возглавлял оберштурмбаннфюрер СС Аппель, а взаимодействием занимался штаб из 1012 военнослужащих СС[4]. Об успехе бригады в своём дневнике писал Эрих фон дем Бах-Целевски, уполномоченный рейхсфюрера СС по борьбе с бандами[3]:
За время своего командования батальоном Гиль-Родионов не получал каких-либо немецких наград (часто упоминаются некие два Железных креста)[4]. Также он не получал ни повышения до полковника, ни звания оберштурмбаннфюрера СС[18][19]. Ходили слухи, что Гиля даже приглашали на встречу Адольф Гитлер[20] и Вальтер Шелленберг, но Гиль не встречался ни с кем из высшего военного командования Германии[4].
Подозрения в двойной деятельности
Гиль в своей деятельности старался не применять своеволия к мирному населению, вследствие чего бойцы Родионова вступали не так часто в стычки с партизанами, а в расправах с мирными жителями не участвовали[7]. 25 ноября 1942 года произошло знаменательное событие: на реке Друть возле деревни Каличонка Кличевского района Могилёвской области рота батальона Родионова взорвала мост и уничтожила всю немецкую охрану, сбежав к партизанам. Эрих фон дем Бах-Целевски заподозрил неладное, записав в дневнике следующее:
Я сильно упрекаю себя, так как у меня уже и раньше были большие сомнения относительно политической деятельности этого Родионова.
Одновременно с организацией группы Родионова была организована ещё одна «Дружина», которую возглавил майор Блажевич (латыш по национальности и бывший офицер войск НКВД)[7]. Эта «Дружина» несла службу под Люблином, охраняя военные склады и лагеря. В феврале 1943 года батальон Родионова уже вырос до размеров полка благодаря добровольцам из лагерей военнопленных, перебежчикам и скитавшимся в лесах солдатам РККА. Обе «Дружины» слились в единую 1-ю русскую национальную бригаду СС «Дружина» численностью от 3 до 4 тысяч человек, и Владимир Гиль возглавил эту бригаду, организовав штаб и службу предупреждения (политико-разведывательного характера)[7]. Бригада перебазировалась в бывшие польские казармы в деревне Лужки Шарковщинского района Витебской области. Бригада состояла из четырёх батальонов, пулемётной роты, артиллерийской роты, роты связи, транспортной роты, роты боевого питания, хозяйственной роты и учебной роты, а также взвода полевой полиции[7]. Боевое крещение бригада приняла в боях против партизан Слуцкой зоны, а в мае—июне она сражалась против партизан Борисовско-Бегомльской зоны в рамках операции «Котбус»[21].
В апреле 1943 года к Гилю прибыли представители генерала А.А.Власова с предложением к родионовцам вступить в Русскую освободительную армию. Никто из 1-й бригады СС не дал своего согласия на это[4]. Летом бригада перешла в Докшицы, а в июле там завязалась тайная переписка подполковника Владимира Гиля и командира партизанской бригады «Железняк» Ивана Титкова, в которой Титков агитировал Гиля перейти на советскую сторону[4]. В августе состоялась тайная встреча комбригов[7].
Неоднократно приводились свидетельства того, что «Дружина» и её командир проявляли жестокость к местным жителям. Согласно ссылкам на некоего Юрия Дувалича (по одним источникам, «белорусского эмигранта», по другим — «русского националиста»), Гиль проявлял жестокость к некоторым белорусским жителям: так, им в местечке Зембин якобы «были убиты 3 юноши и 2 девушки только за то, что они пришпилили к своим рубашкам и блузам белорусский национальный значок»; в деревне Слобода Гиль потребовал от осуждённых к расстрелу крестьян вымолить прощение о помиловании «на русском литературном языке»; всего же в результате карательных операций Гиля из 147 деревень Бегомльского района уцелело всего 9[22][23]. Историки Д. Жуков и И. Ковтун, авторы исследования «1-я русская бригада СС „Дружина“», считают, что свидетельства Дувалича не внушают доверия и могли быть фальсифицированы, к тому же Гиль как уроженец Белоруссии мог отдать приказы о сожжении деревень и расстрелах в лучшем случае по указанию немцев[24]. Одним из первых, кто заподозрил Гиля в наигранности его действий и двойной игре, стал куратор деятельности «Цеппелина» Вальтер Шелленберг:
Я несколько раз беседовал с Гилем и не мог отделаться от чувства, что его антисоветская позиция пошатнулась. Манера, в какой он критиковал ошибки немецкого руководства по отношению к России в целом и — ссылаясь на немецкую пропаганду о русском недочеловеке — особенно по отношению к населению и военнопленным, имела такой оттенок, который должен был вызвать подозрение[25].
В 1965 году бывший секретарь Минского подпольного обкома партии и командир партизанского соединения Роман Мачульский опубликовал свои воспоминания «Вечный огонь», в которых подтвердил свидетельства того, что бойцы Родионова стремились не нападать на партизан:
В мае — июне 1943 года „1-я русская национальная бригада“ была привлечена гитлеровским командованием к крупной карательной экспедиции против партизан северных районов Минской области. Несколько вражеских дивизий, полицейских полков и карательных батальонов плотным кольцом зажали партизан в лесном массиве по берегам Березины. Вопреки расчетам гитлеровцев, основные силы партизан прорвали блокаду и вышли из окружения, причем сделали это на участке, который контролировала бригада Гиль-Родионова. Нужно отметить, что как во время блокады, так и после неё большинство солдат и офицеров бригады лояльно относились к местному населению, и нередки были случаи, когда родионовцы при встрече с партизанами не обстреливали их[26].
Возвращение к партизанам
О возвращении Гиля на советскую сторону есть две версии. По одной из них, Гиль получил личные гарантии от командира партизанской бригады «Железняк» Ивана Титкова о сохранении воинского звания подполковника. По другой, Гиль почувствовал, что немцы раскрыли его двойную деятельность и собираются его арестовать, а командование передать бывшему генерал-майору РККА Павлу Богданову, также служившему в «Дружине»[7]. 13 августа «Дружина» была поднята по тревоге и совершила нападение на немецких офицеров: так были убиты все командиры полков, батальонов, сотрудники «Службы предупреждения» (кроме Богданова и около 40 подельников во главе с гаупштурмфюрером СС князем Святополк-Мирским). К ночи с 16 на 17 августа практически все немецкие офицеры были перебиты, а всех пленных отдали партизанам и затем переправили в Москву на допросы[7].
16 августа 1943 года Владимир Гиль добровольно почти со всем личным составом «Дружины» перешёл на сторону партизан, после чего зачитал приказ о преобразовании своего отряда в 1-ю Антифашистскую партизанскую бригаду[4]:
Приказываю с сего числа бригаду именовать «1-я Антифашистская партизанская бригада». Вменяю каждому бойцу беспощадно истреблять фрицев до последнего их изгнания с русской земли[7].
Для доказательства верности партизанская бригада Гиля разгромила немецкий гарнизон в Докшицах и взяла железнодорожную станцию Крулевщина[27]. Взятые партизанами Докшицы и Крулевщина ранее отражали все атаки, но после нападения отряда Гиля наконец перешли в руки партизан, причём бой за Крулевщину стал самым кровопролитным за всё время участия бригады[7]. Утром 18 августа немцы провели контрнаступление при поддержке танков и авиации, но станцию не взяли. Партизаны захватили поезда с оружием и трофеями, а в тот же день в Москву была отправлена телеграмма о переходе бригады СС на сторону партизан. Сталин приказал придать этому событию особую огласку, чтобы военнопленные знали, что возвращение на Родину возможно[7].
20 августа 1943 года на Бегомельский аэродром приземлился самолёт с комиссией из Москвы, которая лично принялась уточнять обстоятельства перехода бригады на сторону РККА. Командирский и рядовой состав бригады Гиля проверяли несколько дней сотрудники НКВД, направив оперативную группу «Август» в деревню Красная Горка Ушачского района Витебской области. Самого Гиля допрашивали в течение трёх дней, но убедились, что он добровольно вернулся на сторону советских войск. А вот дальнейшая оперативная работа помогла поймать сразу 23 немецких агента, которых заслали германские спецслужбы: среди них были даже члены НТС, сотрудничавшие с СД, и сотрудники зондерштаба «Р»[7]. 22 августа Гиль встретился с членами подпольного ЦК компартии Белоруссии Иваном Ганенко и Романом Мачульским[26], а 26 августа 1-я Антифашистская партизанская бригада была сформирована окончательно, её личный состав принял «партизанскую присягу»[28].
16 сентября 1943 года Гиль-Родионов был награждён орденом Красной Звезды «за организацию возвращения в ряды защитников Родины советских военнопленных и проявленную доблесть и мужество в борьбе против немецко-фашистских захватчиков», а также получил звание «полковник»[29]. Последующие месяцы вплоть до своей смерти он провёл в бригаде, участвуя в самых смелых военных операциях. Командиры и бойцы бригады были награждены медалью «Партизану Отечественной войны»[7].
Последнее сражение и гибель
Весной 1944 года 1-я Антифашистская бригада находилась в Полоцко-Лепельской партизанской зоне, на территории Ушачского района: там же были 16 партизанских бригад численностью более 17 тысяч человек всего. Это представляло большую угрозу тылам противника Витебской группировки фронта, вследствие чего немцы начали готовить операцию «Весенний праздник»[7]. В операции были задействованы регулярные части немецких войск численностью 60 тысяч человек, а также много бронетехники и авиации. Операция началась 11 апреля 1944 года: подразделения вермахта, полиции и СС вступили в бой с целью разгрома Полоцко-Лепельской партизанской зоны. Силы были слишком неравными, и к 27 апреля партизаны быстро оказались в окружении на пятачке размером 5 км на 5 км у деревни Плино[4].
4 мая 1944 года 1-я Антифашистская партизанская бригада пошла на прорыв во главе с комбригом Гилем-Родионовым, который прорвал окружение в районе поселка Ушачи и вышел через Матыринский лес. К несчастью, из 1413 бойцов бригады погибли 1026 человек[30][31]. В районе деревни Заборовка Гиль-Родионов был ранен в грудь осколком мины. Его вынес с поля боя ординарец Сергей Дорошенко, а затем с помощью лошадей и носилок раненого комбрига доставили в Голубинский лес (район хутора Накол Глубокского района). Однако ранение оказалось смертельным: 14 мая 1944 года Владимир Владимирович Гиль скончался от ранения и голода на хуторе Накол, где и был похоронен партизанами[32][33][34]. По некоторым источникам, его добил сослуживец со словами «Собаке собачья смерть»[35].
Перезахоронение останков
Точное местонахождение могилы Гиля долгое время оставалось загадкой — ходили слухи, что гитлеровцы взорвали её[36]. Лев Копелев в книге «Хранить вечно» предполагал, что Гиль был доставлен самолётом в Москву и якобы летом 1946 года находился в Бутырской тюрьме в больничной камере[37].
Осенью 1990 года ветеран 1-й Антифашистской бригады Григорий Семёнович Марков в Национальном архиве Республики Беларусь нашёл журнал боевых действий бригады, который вёл начальник штаба Борис Михайлович Пономаренко. Именно там были найдены упоминания о том, что Гиля похоронили в районе хутора Накол (район деревни Чистое Глубокского района). В августе 1991 года члены военно-патриотического клуба «Поиск» вместе с поисковым клубом «Рубеж» из г. Запорожье прибыли в Глубокский район, где опросили местных жителей (в частности, лесника Ивана Владимировича Жолнеровича и жительницу деревни Голубичи Надежду Константиновну Отвалко). Могилу Гиля удалось найти вместе с останками полковника и ещё семи партизан[4].
16 сентября 1991 года останки Гиля, обнаруженные на партизанском кладбище, были перезахоронены в центральном сквере поселка Ушачи[4][38][39].
Память
- Семья Гиля в послевоенные годы вернулась из эвакуации в Белоруссию и получила от советских властей всё денежное содержание полковника за 1941—1944 годы, что составляло довольно большую сумму по тем временам[4].
- В Музее народной славы в Ушачах располагается Стена славы с фотографиями ряда известных бойцов 1-й Антифашистской партизанской бригады, в том числе и с фотографией Владимира Гиля[7].
- На братской могиле в Ушачах, где были захоронены останки Гиля и ряда партизан, установлена мемориальная доска с именами и годами жизни погибших бойцов 1-й Антифашистской бригады, но только у Гиля указано воинское звание (остальные отмечены как «партизан»)[40].
- На плитах мемориального комплекса «Прорыв» увековечены имена не только Гиля, но и более 200 партизан, служивших в 1-й Антифашистской бригаде[4].
Мнения
В послевоенные годы образ Гиля оброс многочисленными легендами и выдумками[4]. Вадим Гиль, сын полковника, не раз заявлял, что многое из того, что приписывают его отцу, является откровенной ложью, созданной «бывшими политиканами от истории»[41]. Историки и по сей день не могут дать единую оценку деятельности Гиля, особенно его переходам на сторону немцев и возвращению к партизанам[7]. Одни считают его героем, который вынужден был под давлением перейти к немцам, но при этом сумел сделать правильный выбор и вернуться на сторону советских войск[4]; другие же считают, что Гиль остался в глазах советских партизан предателем и не был прощён, несмотря на успешные операции в Лепельской зоне. Тем не менее, ряд историков и ветеранов войны (в их числе Владимир Лобанок, бывший начальник оперативной группы Белорусского штаба партизанского движения) считают, что смерть Гиля была лучшим вариантом для него, поскольку невозможно было предугадать, что ждало бы Гиля после попадания в Москву: награждение за воинские подвиги или же суд по обвинению в измене Родине[39][42].
См. также
Напишите отзыв о статье "Гиль, Владимир Владимирович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Александров, 2005, С. 253.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2, 2011, 449.
- ↑ 1 2 3 Erich von dem Bach-Zelewski. Tagebuch. — Bundesarchiv R 020/000045b.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 Бурдо, 2008.
- ↑ ЦАМО, ф. 33, оп. 11458, д. 482
- ↑ [obd-memorial.ru/html/info.htm?id=272056814 Гиль Владимир Владимирович. ЦАМО, Картотека военнопленных офицеров] (рус.). ОБД «Мемориал».
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 masterok. [masterok.livejournal.com/1602952.html Загадка полковника Гиля. Герой или предатель?] (рус.). Живой Журнал (10 января 2014). Проверено 29 октября 2016.
- ↑ 1 2 3 4 5 [obd-memorial.ru/Image2/filterimage?path=Z/013/19/191338.jpg&id=272056813&id=272056813&id1=2b80092bacdc03349140c60b3583c470 ЦАМО РФ: карточка военнопленного Владимира Владимировича Гиля] (нем.) (рус.)
- ↑ 1 2 [kuzhist.narod.ru/Predateli/3Sila/3Sila_3/NaciaArms3.html Кузнецов Александр. Между Сталиным и Гитлером. — Ч. III. Советские коллаборационисты до Власова // Сайт «kuzhist.narod.ru» (Проверено 8 декабря 2012)]
- ↑ 1 2 Чуев, 2004.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2., С. 454.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2., С. 450.
- ↑ [fanread.ru/book/6664312/?page=18 Жуков Дмитрий. Русские эсэсовцы]
- ↑ 1 2 Буровский, 2010.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 77.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 79.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 86.
- ↑ Люлечник, «Русская Америка», № 395.
- ↑ [gorod.tomsk.ru/index-1291902696.php Гиль (Родионов) и его «Дружина» // Сайт «Город.томск.ру» (gorod.tomsk.ru) 10.12.2010.]
- ↑ [www.sovsekretno.ru/articles/id/4173/ Совершенно секретно]
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 110−119.
- ↑ Александров, 2005, С. 208.
- ↑ Романько, 2008, С. 185−186.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 143.
- ↑ Walter Schellenberg: Memoiren. Verlag für Politik und Wirtschaft — Köln, 1956. — S. 243.
- ↑ 1 2 Мачульский, 1978.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 206−226.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 240.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 247.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2., С. 369−370.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 298.
- ↑ Александров, 2005, С. 254.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2., С. 358, 362.
- ↑ Жуков, Ковтун, 2010, С. 293.
- ↑ Заерко, 2011, Ч. 2., С. 362.
- ↑ [www.posprikaz.ru/2011/12/vojna-bez-pravil/ Война без правил] (рус.)
- ↑ [belousenko.com/books/kopelev/kopelev_khranitj_vechno.htm#38 Л. Копелев. «Хранить вечно». Глава 38. Какую жизнь отстаивать?]
- ↑ [www.pobeda.witebsk.by/poisk/historia/ Бурдо А. А. Военно-патриотический клуб «Поиск» (Летопись клуба) // Сайт «Победа Витебск» /Витебск в годы Великой Отечественной войны 1941−1944 гг./ (www.pobeda.witebsk.by) (Проверено 11 декабря 2012)]
- ↑ 1 2 Жуков, Ковтун, 2010, С. 308.
- ↑ [rumol.org/za-kakie-zaslugi-v-belarusi-s-pochestyami-perezaxoronili-komandira-brigady-ss/ За какие заслуги в Беларуси с почестями перезахоронили командира бригады СС?] (рус.). Русь Молодая (22 сентября 2014). Проверено 30 октября 2016.
- ↑ Гиль, 2006, с. 22.
- ↑ Обрыньба, 2005.
Литература
Книги
- Александров К. М. Русские солдаты вермахта. — М., 2005.
- Буровский А. Дружина Гиль—Родионова // [www.e-reading.org.ua/chapter.php/127909/239/Burovskiii_-_Velikaya_Grazhdanskaya_voiina_1939-1945.html Великая Гражданская война 1939—1945]. — М.: Эксмо, Яуза, 2010. — 496 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-40065-2.
- Жуков Д. А., Ковтун И. И. 1-я русская бригада СС «Дружина». — М.: Вече, 2010.
- Заерко А. Л. Правда о Гиль-Радионове. — Смоленск, 2011.
- Мачульский Р. Н. [militera.lib.ru/memo/russian/machulsky_rn/06.html Вечный огонь. Партизанские записки] / Литературная обработка А. Колосова. — 3-е, доп. и испр. — Мн.: Беларусь, 1978. — 446 с. — 50 000 экз.
- Обрыньба Н. Судьба ополченца // [militera.lib.ru/memo/russian/obrynba_ni/28.html {{{заглавие}}}]. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 608 с. — 4000 экз. — ISBN 5-699-09843-7.
- Романько О. В. Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941—1945. — М.: Вече, 2008. — ISBN 978-5-9533-1909-6.
- Энцыклапедыя гісторыі Беларусі: у 6 т / Рэдкал.: Б. І. Сачанка (гал. рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч.. — Мн.: БелЭн, 1994. — Т. 2. Беліцк — Гімн / Беларус. Энцыкл.. — 537 с. — ISBN 5-85700-142-0.
- Чуев С. Проклятые солдаты. Предатели на стороне III рейха.. — М.: Эксмо, Яуза, 2004.
Статьи
- Бурдо А. А. [region.mogilev.by/ru/page/anatolii_burdo_sudba_kombriga_v_gil-%C2%ADrodionova Судьба комбрига В. Гиль-Родионова] (рус.) // Могилевский поисковый вестник. — 2008. — № 4.
- Гиль В. В. Сын об отце (рус.) // Инженер-механик. — 2006. — № 2 (31). — С. 22—24.
Ссылки
- [peramoga.belta.by/ru/hronika_pobedy?id=272435 1-я Антифашистская бригада] (рус.)(недоступная ссылка — история). // © Сайт «Хроника Победы» (peramoga.belta.by). Проверено 13 декабря 2012. [web.archive.org/web/20101219002611/peramoga.belta.by/ru/hronika_pobedy?id=272435 Архивировано из первоисточника 19 декабря 2010].
- Блинец Андрей. [bdg.press.net.by/dsp/2003/04/2003_04_02.15/15_15_1.shtml От Сталина к Гитлеру и обратно](недоступная ссылка — история). // Сайт «Белорусская деловая газета» (bdg.press.net.by) (2 апреля 2003). Проверено 13 декабря 2012. [web.archive.org/web/20081209025824/bdg.press.net.by/dsp/2003/04/2003_04_02.15/15_15_1.shtml Архивировано из первоисточника 9 декабря 2008].
- Люлечник Вилен [www.rusamny.com/395/t04(395).htm Неразгаданные загадки] // Сайт газеты «Русская Америка» (www.rusamny.com) (Проверено 11 декабря 2012). — № 395. [web.archive.org/web/20080516081829/www.rusamny.com/395/t04(395).htm Архивировано] из первоисточника 16 мая 2008.
- Фильм «Загадка полковника Гиля» из цикла «Обратный отсчёт» (производство телеканала ОНТ):
Статья является кандидатом в хорошие статьи с 29 октября 2016. Возможно, требуется доработка статьи. |
Отрывок, характеризующий Гиль, Владимир Владимирович
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.
Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
- Родившиеся 11 июня
- Родившиеся в 1906 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Вилейке
- Умершие 14 мая
- Умершие в 1944 году
- Умершие в Глубокском районе
- Полковники (СССР)
- Кавалеры ордена Красной Звезды
- Русские коллаборационисты с нацистской Германией
- Партизаны Великой Отечественной войны
- Погибшие в боях Великой Отечественной войны