Гимн Венесуэлы

Gloria al Bravo Pueblo Глория аль Браво Пуэбло
Слава храброму народу
Автор слов	Висенте Салиас, 1810
Композитор	Хуан Хосе Ландаэта, 1810
Страна	Венесуэла Венесуэла
Утверждён	1881 году
Гимн в исполнении духового оркестра ВМС США

Песня исп. Gloria al Bravo Pueblo («Слава смелому народу») была утверждена в качестве гимна Венесуэлы президентом Антонио Гусманом Бланко 25 мая 1881 года. Стихи были написаны врачом и журналистом Висенте Салиасом (Vicente Salias) в 1810. Вскоре композитор Хуан Хосе Ландаэта (Juan José Landaeta) написал к этим стихам музыку, но оба автора погибли после подавления испанцами Первой республики. Следует отметить, что уже с 1840 года мелодия обрела популярность как «Венесуэльская Марсельеза» (La Marsellesa Venezolana), из-за сходства с французским гимном.

Слова гимна

Gloria al bravo pueblo
Que el yugo lanzó,
La Ley respetando
La virtud y honor.

Gloria al bravo pueblo
Que el yugo lanzó,
La Ley respetando
La virtud y honor.

¡Abajo Cadenas!
¡Abajo Cadenas!
Gritaba el Señor;
Gritaba el Señor.
Y el pobre en su choza,
Libertad pidió.
A este santo nombre
Tembló de pavor,
El vil egoismo
Que otra vez triunfó;

A este santo nombre,
A este santo nombre
Tembló de pavor,
El vil egoismo
Que otra vez triunfó,
El vil egoismo
Que otra vez triunfó.

Gritemos con brío:
Muera la opresión!
Compatriotas fieles,
La fuerza es la unión.
Y desde el Empíreo,
El supremo Autor,
Un sublime aliento
Al pueblo infundió.

Unida con lazos
Que el cielo formó,
La América toda
Existe en Nación.
Y si el despotismo
Levanta la voz,
Seguid el ejemplo
Que Caracas dio.

Русский перевод

Слава храброму народу,
Сбросившим ярмо.
Закон уважая,
Достоинство и честь.

Слава храброму народу,
Сбросившим ярмо.
Закон уважая,
Достоинство и честь.

Цепи сбросьте!
Цепи сбросьте!
Призвал Господь;
Призвал Господь.
И бедняк в своей лачуге
Свободу попросил.
Пред этим именем святым
Дрожал от страха
И подлый эгоизм
Который снова победил;

Пред этим Именем святым,
Пред этим Именем святым
Дрожал от страха,
И подлый эгоизм
Который снова победил,
И подлый эгоизм,
Который снова победил.

Так крикните с пылом:
Смерть угнетенью!
Преданных патриотов
Сила союза.
И от сил Небесных
Сам Верховный Автор
Возвышенный дух
В людей вдохнул.

В тесных узах,
Созданных Небом,
Вся Америка существует как нация.
И если деспотизма
Поднимится глас
То следуй примеру
Что дал Каракас.

Ссылки

• [nationalanthems.info/ve.htm Страница гимна на сайте nationalanthems.info]
• [www.200stran.ru/hymns_country45.html Вариант перевода на русский язык на сайте «200 стран.ру»]
• [www.lrnews.ru/news/full/31385/ Новости мира — президент Венесуэлы Уго Чавес спел гимн с балкона президентского дворца]

Отрывок, характеризующий Гимн Венесуэлы

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.