Гимн Сальвадора

Himno Nacional de El Salvador
Государственный гимн Сальвадора
Автор слов	Хуан Хосе Каньяс, 1856
Композитор	Хуан Аберле, 1877
Страна	Сальвадор Сальвадор
Утверждён	1953

Государственный гимн Сальвадора (исп. Himno Nacional de El Salvador) был написан в 1877 году Хуаном Аберле на стихотворение Хуана Хосе Каньяса, сочинённое в 1856 году. В 1953 году получил окончательное признание как гимн страны.

История

Первый гимн Сальвадора был написан в 1866 году по заказу президента Франсиско Дуэньяса дирижёром национального военного оркестра Рафаэлем Ороско на слова Томаса Муньоса, был официально утверждён и впервые официально прозвучал 24 января 1867 года. Однако после свержения Дуэньяса в 1871 году он перестал исполняться.

В 1877 году президент Рафаэль Сальдивар поручил создание нового гимна Хуану Аберле. Аберле использовал ранее сочинённое стихотворение Хуана Хосе Каньяса; гимн Аберле и Каньяса был впервые официально исполнен 15 сентября 1879 года; двумя днями позже был опубликован указ о его утверждении.

Третий гимн Сальвадора был создан по указанию президента Карлоса Эсеты в 1891 году, впервые исполнен 2 мая и официально утверждён 3 июня; его автором стал Чезаре Джорджи Велес. Однако после государственного переворота 1894 года, когда президент Эсета был свергнут, этот гимн исполняться перестал, и страна вернулась к гимну Аберле и Каньяса. В 1902 году по указанию президента Томаса Регаладо авторам гимна была торжественно вручена золотая медаль в знак признания их заслуг.

Несмотря на это, формально в Сальвадоре оставался действующим гимн 1891 года. Поэтому в 1953 году Законодательная ассамблея Сальвадора вновь утвердила гимн 1879 года в качестве действующего гимна государства.

Испанский текст гимна

Припев:

Saludemos la patria orgullosos

De hijos suyos podernos llamar;

Y juremos la vida animosos,

Sin descanso a su bien consagrar.

Первый куплет

De la paz en la dicha suprema,

Siempre noble soñó El Salvador;

Fue obtenerla su eterno problema,

Conservarla es su gloria mayor.

Y con fe inquebrantable el camino

Del progreso se afana en seguir

Por llenar su grandioso destino,

Conquistarse un feliz porvenir.

Le protege una férrea barrera

Contra el choque de ruin deslealtad,

Desde el día que en su alta bandera

Con su sangre escribió: ¡LIBERTAD!

Припев

Второй куплет

Libertad es su dogma, es su guía

Que mil veces logró defender;

Y otras tantas, de audaz tiranía

Rechazar el odioso poder.

Dolorosa y sangrienta es su historia,

Pero excelsa y brillante a la vez;

Manantial de legítima gloria,

Gran lección de espartana altivez.

No desmaya en su innata bravura,

En cada hombre hay un héroe inmortal

Que sabrá mantenerse a la altura

De su antiguo valor proverbial.

Припев

Третий куплет

Todos son abnegados, y fieles

Al prestigio del bélico ardor

Con que siempre segaron laureles

De la patria salvando el honor.

Respetar los derechos extraños

Y apoyarse en la recta razón

Es para ella, sin torpes amaños

Su invariable, más firme ambición.

Y en seguir esta línea se aferra

Dedicando su esfuerzo tenaz,

En hacer cruda guerra a la guerra:

Su ventura se encuentra en la paz.

Литература

• Jorge Lardé y Larín. Himnología nacional de El Salvador. — [Б.м.], 1954. — 80 p.  (исп.)

Ссылки

• [nationalanthems.info/sv.htm Гимн на сайте nationalanthems.info]
• [www.navyband.navy.mil/anthems/ANTHEMS/El%20Salvador.mp3 Mp3-версия записи гимна духовым оркестром]

Отрывок, характеризующий Гимн Сальвадора

– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.