Гимн Словакии
| Nad Tatrou sa blýska Над Татроу са блыска | |
|---|---|
| Над Татрами молнии сверкают | |
 Полный текст гимна (включая две дополнительные строфы) | |
| Автор слов | Янко Матушка, 1851 |
| Композитор | народная |
| Страна |  Чехословакия (частично) Словакия
|
| Утверждён | 1920 (Чехословакия), 1993 (Словакия) |
Над Татрами молнии сверкают — Гимн Словакии. Песня появилась в 1844 году, во время похода студентов Евангелического Лютеранского Лицея из Братиславы в Левочу в знак протеста против ареста Людовита Штура.
Текст был написан Янком Матушкой, а в качестве музыки была взята музыка народной песни «Копала колодец, смотрела в него» («Kopala studienku»). Однако, несмотря на свою популярность ещё во время выступления словаков во время революции 1848—1849 годов, она была опубликована на бумаге лишь в 1851 году под названием «Добровольческая». В 1920 году первая строфа стала частью гимна Чехословакии, в который также вошёл нынешний гимн Чехии. В 1993 году приведенный ниже текст стал гимном независимой Словакии.
Во времена Первой Словацкой республики в 1939—1945 гимном был Гей, Словаки!
Содержание
Текст
Гимн
Nad Tatrou sa blýska,
Hromy divo bijú,
Nad Tatrou sa blýska,
Hromy divo bijú.
Zastavme ich, bratia,
Ved' sa ony stratia,
Slováci ožijú.
Zastavme ich, bratia,
Ved' sa ony stratia,
Slováci ožijú.
To Slovensko naše
Posial' tvrdo spalo,
To Slovensko naše
Posial' tvrdo spalo.
Ale blesky hromu
Vzbudzujú ho k tomu,
Aby sa prebralo.
Ale blesky hromu
Vzbudzujú ho k tomu,
Aby sa prebralo.
Две следующие строфы[1]
Už Slovensko vstáva
Putá si strháva
Už Slovensko vstáva
Putá si strháva
Hej, rodina milá
Hodina odbila
Žije matka Sláva
Hej, rodina milá
Hodina odbila
Žije matka Sláva
Ešte jedle rastú
Na krivánskej strane
Ešte jedle rastú
Na krivánskej strane
Kto jak Slovák cíti
Nech sa šable chytí
A medzi nás stane
Kto jak Slovák cíti
Nech sa šable chytí
A medzi nás stane
Перевод
Гимн
Над Татрами молнии сверкают,
Громы дико бьют.
Над Татрами молнии сверкают,
Громы дико бьют.
Остановим их, братья,
Ведь они прекратятся,
Словаки оживут.
Остановим их, братья,
Ведь они прекратятся,
Словаки оживут.
Словакия наша
До сих пор крепко спала,
Словакия наша
До сих пор крепко спала,
Но громовые молнии
Будят её,
Чтобы очнулась.
Но громовые молнии
Будят её,
Чтобы очнулась.
Две следующие строфы[1]
Уж Словакия встала,
Разорвав оковы.
Уж Словакия встала,
Разорвав оковы.
Эй, родная семья,
Пробил час,
Пусть живёт мать-Слава.[2]
Эй, родная семья,
Пробил час,
Пусть живёт мать-Слава.
Пихты высоко растут[3]
На вершинах Кривани.[4]
Пихты высоко растут
На вершинах Кривани.
Кто считает себя словаком,
Пусть возьмёт саблю,
Чтобы постоять за нас.
Кто считает себя словаком,
Пусть возьмёт саблю,
Чтобы постоять за нас.
Напишите отзыв о статье "Гимн Словакии"
Примечания
- ↑ 1 2 Две следующие строфы не были включены в гимн, но присутствуют в оригинальном тексте Матушки
- ↑ Возможен также перевод «мать славян», поскольку слова «славяне» и «слава» имеют общий корень
- ↑ В словацком языке выражение «высокий как пихта» означает «статный, стройный, высокий»
- ↑ Национальный символ Словакии
Ссылки
- [www.navyband.navy.mil/anthems/ANTHEMS/Slovack%20Republic.mp3 Музыка гимна (без слов)]
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи о государственных символах. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Гимн Словакии
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
