Гинайте, Сара Иосифовна

Сара Иосифовна Гинайте-Рубинсонене
лит. Sara Ginaite-Rubinsonene
Дата рождения:	17 марта 1924(1924-03-17) (100 лет)
Место рождения:	Каунас, Литва
Страна:	СССР СССР (до 1983) Канада Канада (с 1983) Литва Литва
Научная сфера:	политэкономия, история
Место работы:	Государственная консерватория Литовской ССР Вильнюсский государственный университет Торонтский университет Йоркский университет
Учёная степень:	доктор экономических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Вильнюсский государственный университет им. В. Капсукаса
Известна как:	партизанка Великой Отечественной войны, исследователь экономики Литовской ССР, историк Холокоста в Литве

Внешние изображения
	[waralbum.ru/wp-content/uploads/yapb_cache/sovet_partizanki_litva_1944_msavin.13px0go8wpk0c4kkg4csgo484.ejcuplo1l0oo0sk8c40s8osc4.th.jpeg Советские партизанки: Ида Пиловнек (слева) и Сара Гинайте (справа)]

Сара Иосифовна Гинайте-Рубинсонене (лит. Sara Ginaite-Rubinsonene, родилась 17 марта 1924 года в Каунасе) — литовский экономист и историк, исследователь Холокоста; участница Великой Отечественной войны в составе партизанского отряда «Смерть оккупантам», освобождавшая Вильнюс.

Биография

Родилась 17 марта 1924 года в Каунасе в еврейской семье. Отец — Иосиф Гин, учился во Франции, занимался предпринимательством. Мать — Ребекка. Была также сестра Алиса, учившаяся в Бельгии. Сара окончила гимназию Каунаса, соблюдала еврейские традиции и увлекалась чтением и театром.

Начало Великой Отечественной войны застало Сару в родном Каунасе. В августе 1941 года после оккупации немцами Литвы всех каунасских евреев выслали в гетто в Вилиямполе, и Сара ушла в партизаны. В партизанском отряде «Смерть оккупантам» она встретила Михаила Рубинсонаса, который вскоре стал её мужем. В 1943 году партизаны ушли из гетто в Руднинкскую пущу и продолжили войну против гитлеровцев. Летом 1944 года Сара со своим отрядом и частями РККА участвовала в освобождении Вильнюса: 11 августа 1944 года майором РККА была сделана её фотография, обошедшая весь мир.

За годы Великой Отечественной войны Сара потеряла много родственников. Так, трое дядей Сары были убиты дворником, который ранее работал в доме дедушки и бабушки Сары и потом сбежал к полицаям (бабушка умерла от шока). Сестра Алиса со своим мужем и матерью Ребеккой погибли в концлагере Штутгоф. В Каунасском гетто погибла вся семья Михаила Рубинсонаса.

После войны Сара в 1949 году окончила экономический факультет Вильнюсского государственного университета (её муж работал журналистом). Однако в разгар «борьбы с космополитизмом» Сара была уволена с поста лаборантки. Её выручила однокурсница, посоветовавшая Саре поработать преподавателем-почасовиком. Сара была принята на кафедру общественных наук Государственной консерватории Литовской ССР, где преподавала политэкономию. Защитила в 1968 году кандидатскую диссертацию и стала кандидатом экономических наук, а через 4 года уже стала доктором экономических наук и профессором. Преподавала в Вильнюсском государственном университете, читая лекции по экономике и анализируя проблемы производства и потребления в Литве. Сара Иосифовна подготовила 11 аспирантов, которые защитили свои диссертации.

В 1983 году с разрешения советских властей Сара с семьёй уехала в Канаду, где стала преподавать в Йоркском и Торонтском университетах, а также писать статьи. По инициативе С.Гинайте университеты Торонто и Вильнюса начали реализацию программы по обмену студентами. С тех же пор Сара Гинайте стала участвовать активно и в жизни литовской общины Канады. В конце 1980-х — начале 1990-х Гинайте занялась изучением истории литовских евреев, в особенности Холокоста в Литве и антинацистского сопротивления. В 1994 году она написала статью «Начало трагедии еврейского народа в Литве», в 1999 году в Вильнюсе ею была выпущена «Книга памяти», а в 2005 году в Торонто вышла книга «Сопротивление и выживание. Еврейская община Каунаса в 1941-1944», которую признали лучшей книгой года в Канаде.

В 2008 году Сара Гинайте выступила в защиту советских еврейских партизан, обвиняемых в массовом убийстве поляков в деревне Канюкай, и обвинила литовскую прокуратуру в попытке очернить литовских евреев, воевавших с оружием в руках против нацистов.

В 2012 году Сара Гинайте выпустила альбом «Pro Memoria», где собраны фотографии всех её родственников и членов её семьи, начиная с 1912 года.

Владеет литовским, русским, английским, немецким и идишем.

Книги и научные труды

Экономика

• С.И. Гинайте, Г.Я. Грантынь, А.К. Шилейка и др. Народное благосостояние при социализме (Под общ. ред. И.Х. Киртовского). - Рига : Зинатне, 1979. - 163 с.
• С.И. Гинайте. Неуклонный рост материального и культурного благосостояния рабочего класса Литовской ССР в послевоенный период (По материалам основных отраслей легкой пром-сти Литов. ССР): Автореферат дис. на соискание учен. степени кандидата экон. наук / Ленингр. ордена Ленина гос. ун-т им. А. А. Жданова. Ин-т повышения квалификации преподавателей марксизма-ленинизма. - Ленинград, 1955.
• С.И. Гинайте. Реальные доходы рабочих и служащих (По материалам Литов. ССР): Автореферат дисс. на соискание учен. степени д-ра экон. наук. (592) / Вильнюсский гос. ун-т им. В. Капсукаса. - Вильнюс, 1968. - 65 с.

История

• S. Ginaite-Rubinson. Resistance and Survival: The Jewish Community in Kaunas 1941-1944 (translated by Karla Gruodyte and Darius Ross). - Toronto, 2005.
• S. Ginaite-Rubinson. The Beginning of the Tragedy of the Jewish People in Lithuania. - Vilnius, 1994.

Ссылки

• [www.sem40.ru/index.php?newsid=241632 О смелой женщине, учёном, подруге]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Гинайте, Сара Иосифовна

– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.