Гинденбург, Оскар фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оскар фон Бенекендорф унд фон Гинденбург
Дата рождения

31 января 1883(1883-01-31)

Место рождения

Кёнигсберг, Германская империя

Дата смерти

12 февраля 1960(1960-02-12) (77 лет)

Место смерти

Бад-Гарцбург, ФРГ

Принадлежность

Третий рейх Третий рейх

Род войск

Пехота

Годы службы

19031945

Звание

Генерал-лейтенант

Сражения/войны

Первая мировая война
Вторая мировая война

Награды и премии

Связи

сын Пауля фон Гинденбурга.

В отставке

1945

Оскар фон Бенекендорф унд фон Гинденбург (31 января 1883, Кёнигсберг — 12 февраля 1960, Бад-Гарцбург) — немецкий государственный и военный деятель. Сын Пауля фон Гинденбурга и его супруги Гертруды. Генерал-лейтенант (01.04.1942). Окончил Академию Генерального штаба.



Биография

Оскар фон Гинденбург родился в Кёнигсберге в Восточной Пруссии (ныне Калининград, Россия). Как и его отец, служил в германской армии. Сперва его карьера не продвигалась, так как начальство не считало его толковым офицером. Одна из частей, где он служил, был 3-й Гвардейский полк, где он подружился с Куртом фон Шлейхером. Когда его отец стал героем Первой мировой войны, карьера Оскара фон Гинденбурга, благодаря звучной фамилии, пошла в гору. Во время войны Гинденбург, достигший чина майора, служил при отце офицером связи.

Когда Пауль фон Гинденбург в 1925 году стал президентом Веймарской республики, Оскар фон Гинденбург служил его адъютантом. В качестве ближайшего друга и советника отца сын пользовался определенной закулисной властью. Именно он контролировал доступ к президенту. В значительной степени благодаря дружбе с Гинденбургом-младшим фон Шлейхер стал канцлером (то есть премьер-министром) и одним из ближайших советников Гинденбурга-старшего. Это влияние, выходящее за рамки конституционных полномочий, дало повод публицисту и писателю Курту Тухольски иронически говорить о нем как о «не предусмотренном конституцией сыне президента». В январе 1933 года майор фон Гинденбург, долгое время выступавший против того, чтобы его отец назначил канцлером Адольфа Гитлера, был переубежден Францем фон Папеном. Фон Папен планировал сделать Гитлера канцлером, а сам, в качестве вице-канцлера, контролировать его из-за кулис. Частично именно из-за этого давления со стороны майора фон Гинденбурга его отец назначил Гитлера канцлером.

Вскоре после смерти отца в августе 1934 года майор фон Гинденбург обратился по радио к германскому народу (18 августа) с просьбой сказать «да» на референдуме, проводившемся на следующий день. Вопрос, выставленный на всенародное голосование, касался одобрения объединения Гитлером постов президента и канцлера. Свыше 90% проголосовало «за». Уильям Ширер в своей книге «Восход и падение Третьего Рейха» утверждает, что Оскар фон Гинденбург получил чин генерал-майора после этого плебисцита и что после этого он остался лояльным нацистом. Хотя он исчезает из истории Третьего Рейха после этого плебисцита, Ширер подчеркивает, что этот заключительный акт обретения власти был жизненно необходим Гитлеру. Автор считает, что Гитлер вообще мог не прийти к власти без использования влияния Оскара фон Гинденбурга на отца. Правительство канцлера фон Шлейхера пало 28 января 1933 года. Франц фон Папен, который ранее был рейхсканцлером, пока его в декабре 1932 года не сменил Шлейхер, вел за спиной Гитлера переговоры с целью вновь стать канцлером президентского правительства (то есть такого, которое согласно 48-й статье Веймарской конституции, действует на основании президентского декрета без поддержки партий) и почти в этом преуспел, но этого не случалось, в значительной мере из-за влияния Оскара фон Гинденбурга на отца. При всей важности остальных факторов, без закулисного влияния Оскара фон Гинденбурга и государственного секретаря Майснера Гитлеру пришлось бы тяжело, пытаясь убедить Пауля фон Гинденбурга пригласить «этого австрийского ефрейтора» и нацистов к формированию правительства. Другое очевидное проявление влияния Оскара в пользу Гитлера связано с желательностью коалиционного правительства с националистической партией. Этот план едва не был отменен в последний момент, так как партнеры по коалиции были увлечены спорами вокруг назначений в будущем кабинете (нацисты в нем были в абсолютном меньшинстве – 8:3). Они заставили рейхспрезидента Гинденбурга ждать, Гитлер опоздал на встречу, на которой Гитлер должен был быть назначен канцлером. Гинденбург в раздражении почти отменил встречу. Гитлер, будучи назначен канцлером, не был в этом уверен до тех пор, пока это не было официально провозглашено. Благодаря Оскару фон Гинденбургу и его работе с отцом (с точки зрения Ширера) баланс сместился в пользу Гитлера. Ширер также утверждает, что Гинденбург-младший получил дополнительные 5000 акров земли к своим поместьям в Нойдеке в дополнение к быстрому повышению в чине.

Когда в конце Второй мировой войны советские войска подошли к границам Германии, Гинденбург-младший руководил демонтажом Танненбергского мемориала, поставленного в честь победы его отца над русскими в 1914 году под Танненбергом (Восточно-Прусская операция (1914)). Он также устроил перемещение останков отца на запад. Оскар фон Гинденбург участвовал в Нюрнбергском процессе как свидетель против Франца фон Папена.

В 1956 году он выиграл судебное дело против южногерманского издательства, которое посмертно опубликовало книгу барона Ервейна фон Аретина «Корона и цепи. Воспоминания баварского дворянина», но не смогло доказать обвинения в том, что Гинденбург незаконно получил в 1930 году финансирование в рамках «Остхильфе», программы Веймарской республики по оказанию помощи сельскому хозяйству на востоке Германии.

Оскар фон Гинденбург скончался в Бад-Гарцбурге (ФРГ) 12 февраля 1960 года.

Хронология

Напишите отзыв о статье "Гинденбург, Оскар фон"

Литература

  • Залесский К. А. Кто был кто в Третьем Рейхе. — М.: АСТ, 2002.

Отрывок, характеризующий Гинденбург, Оскар фон

– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!