Гинденбург, Пауль фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пауль Людвиг Ганс Антон фон Бенекендорф унд фон Гинденбург
Paul Ludwig Hans Anton von Beneckendorff und von Hindenburg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рейхспрезидент Германии
12 мая 1925 — 2 августа 1934
Предшественник: Вальтер Симонс (и. о.)
Ганс Лютер (и. о.)
Фридрих Эберт
Преемник: должность упразднена
Адольф Гитлер
(фюрер и рейхсканцлер)
Карл Дёниц (в должности)
Начальник Генерального штаба Германии
29 августа 1916 — 3 июля 1919
Предшественник: Эрих фон Фалькенхайн
Преемник: Вильгельм Грёнер
 
Вероисповедание: лютеранин[1]
Рождение: 2 октября 1847(1847-10-02)
Позен, Великое княжество Познанское
Смерть: 2 августа 1934(1934-08-02) (86 лет)
поместье Нойдек близ Розенберга, Восточная Пруссия, Пруссия, Третий Рейх
Супруга: Гертруда фон Шперлинг
Дети: Гинденбург, Оскар фон
 
Военная служба
Звание: генерал-фельдмаршал
 
Автограф:
 
Награды:

Па́уль Лю́двиг Ганс А́нтон фон Бе́некендорф унд фон Ги́нденбург (нем. Paul Ludwig Hans Anton von Beneckendorff und von Hindenburg, 2 октября 1847 — 2 августа 1934) — немецкий военный и политический деятель. Видный командующий Первой мировой войны: главнокомандующий на Восточном фронте против России (19141916), начальник Генерального штаба (19161919). Прусский генерал-фельдмаршал (2 ноября 1914). Рейхспрезидент Германии (19251934). Первый и единственный в истории Германии человек, избранный главой государства на всенародных выборах[2].





Родословная

Пауль фон Гинденбург родился в Позене, Пруссия (с 1919 Познань, Польша) в семье прусского аристократа Роберта фон Бенекендорфа унд фон Гинденбурга (нем. Robert von Beneckendorff und von Hindenburg, 1816—1902) и его жены Луизы Швикарт (нем. Luise Schwickart, 1825—1893; дочь доктора медицины Карла Людвига Швикарта и его жены Юлии Моних). Гинденбург очень стеснялся неаристократического происхождения своей матери и даже в своих мемуарах он практически не упоминал о ней. У него было несколько младших братьев и сестра: Отто (родился 24 августа 1849), Ида (родилась 19 декабря 1851) и Бернхард (родился 17 января 1859).

Бабушкой и дедушкой Гинденбурга по отцовской линии были Элеонора фон Бредерлов и её муж Отто Людвиг фон Бенекендорф унд фон Гинденбург, по линии которых он являлся потомком незаконной дочери Генриха IV, графа Вальдека. Он также был потомком Мартина Лютера.

Его сын Оскар фон Гинденбург также стал военным и принимал участие во Второй мировой войне.

Военная карьера

После учёбы в Вальштатте (сейчас Легницке-Поле, Польша) и кадетской школы в Берлине, Гинденбург принял участие в Австро-прусской войне (1866) и Франко-прусской войне (18701871). Он остался в армии и в итоге дослужился до генерала в 1903 году. В то же время он женился на Гертруде фон Шперлинг, аристократке, родившей Гинденбургу сына Оскара и двух дочерей в том числе дочь Анну-Марию. В 1911 году Гинденбург впервые вышел в отставку, но с началом Первой мировой войны был отозван из отставки Хельмутом фон Мольтке (младшим), главой немецкого Генштаба. Гинденбургу было поручено командование 8-й армией, в то время связанной боями с двумя русскими армиями в Восточной Пруссии.

В отличие от своего предшественника Максимилиана фон Притвица Гинденбург добился впечатляющих успехов на восточном фронте, нанеся русской армии поражение в Восточно-Прусской операции. Эти успехи сделали Гинденбурга национальным героем, хотя некоторые современные историки считают, что основную роль в подготовке этих операций сыграл малоизвестный офицер штаба Макс Хоффманн. В ноябре 1914 Гинденбург был произведён в ранг фельдмаршала и назначен главнокомандующим германскими войсками на восточном фронте. Два последующих наступления немецкой армии в Польше (Варшавско-Ивангородская операция и Лодзинская операция), окончились для немцев неудачно, оба были отбиты русской армией.

В августе 1916 года Гинденбург был назначен преемником Эриха фон Фалькенхайна на должность начальника Генерального штаба. Его заместителем стал бессменный помощник с 1914 года Эрих Людендорф. Однако в октябре 1918 года они серьёзно разошлись во мнениях и место Людендорфа занял Вильгельм Грёнер, офицер штаба, оставшийся с Гинденбургом до 1932 года. Они вместе в ноябре 1918 сыграли решающую роль в убеждении кайзера Вильгельма II прекратить практически бессмысленные на тот момент военные действия.

После войны

После завершения войны Гинденбург уходит в отставку второй раз.

В 1919 году ему было предложено явиться на слушание комиссии рейхстага, которая занималась поиском ответственных за развязывание войны в 1914 году и за поражение в 1918 году. Гинденбург отчитываться перед комиссией отказался и был вызван официальным путём. На заседании комиссии Гинденбург не признал себя виновным в поражении Германии, более того, по его словам, весной-летом 1918 года в ходе весеннего наступления Германия была близка к победе, и лишь предательское поведение общества привело к катастрофе. Эта речь Гинденбурга легла в основу легенды об ударе ножом в спину, получившей широкое распространение в Германии после Первой мировой войны.

Рейхспрезидент Веймарской республики

В 1925 избран Президентом Веймарской Республики (переизбран на второй срок в 1932) во втором туре с очень небольшим отрывом от Вильгельма Маркса, кандидата от Католической партии Центра, поддерживаемого социал-демократами, и занимал пост до конца жизни.

Как пишет Лучников А. В., в своих взглядах на внешнюю политику Гинденбург вывел концепцию, основными моментами которой являлись стимулирование военно-технической кооперации и политический союз, направленный на снижение влияния Франции в поясе государств Малой Антанты, конечной целью должна были стать ревизия восточных границ (раздел Польши) и отмена ограничительных статей Версальского договора[3].

В 1926 году родовое имение Нойдек, из-за махинаций двоюродной сестры Гинденбурга Лины, разорилось и нуждалось в значительных инвестициях. По случаю 70-летнего юбилея Гинденбурга 2 октября 1927 года, правительство Веймарской Республики на взносы немецких промышленников по инициативе соседа президента, влиятельного восточно-прусского юнкера и консервативного политика Эларда фон Ольденбург-Янушау владевшего в том же округе двумя большими поместьями, преподнесло герою Таненнберга выкупленный Нойдек в подарок. Получив усадьбу, Гинденбург перестроил её и записал собственность на своего сына, Оскара фон Гинденбурга. Политические враги, прежде всего нацисты, тщательно раздували скандал из-за истории с имением, утверждая, что имение было куплено на деньги, украденные землевладельцами из государственного фонда Osthilfe, а передача его сыну была сделана, чтобы избежать уплаты налогов на наследство. Некоторые историки полагают, что этой информацией владел и Курт фон Шлейхер. Гитлер в ходе переговоров с фон Папеном и Оскаром Гинденбургом зимой 1932/1933 годов заявил, что если не получит пост канцлера, фракция нацистов в Рейхстаге будет требовать уголовного расследования этого дела. Это во многом вынудило отца и сына Гинденбургов согласиться с назначением «богемского ефрейтора», чтобы наконец забыть о неприятном для них инциденте.

Гинденбург и Гитлер

30 января 1933 года Пауль фон Гинденбург назначил Адольфа Гитлера рейхсканцлером, президентским декретом поручив ему сформировать правительство.

21 марта 1933 года, в День Потсдама состоялось символическое рукопожатие Гинденбурга и Гитлера в гарнизонной церкви в Потсдаме, означавшее преемственность нацизма традициям старой прусской армии. Однако в апреле 1933 года Гинденбург возразил против нацистского проекта закона о государственной службе и настоял, чтобы со службы не увольнялись евреи-ветераны Первой мировой войны (Гитлер полагал, что таковых не было) и евреи, находившиеся в войну на гражданской службе.

Летом 1934 года после «ночи длинных ножей» отправил Гитлеру благодарственную телеграмму. После смерти Гинденбурга Гитлер отменил пост рейхспрезидента и принял на основании результатов референдума полномочия главы государства сам, выбрав себе титул «Фюрер (вождь) и рейхсканцлер».

Посмертная слава

После смерти рейхспрезидента Гитлер всячески поощрял распространение его культа. Его прах был захоронен (вопреки воле самого покойного) в Танненбергском мемориале. В честь Гинденбурга был назван, среди прочего, немецкий пассажирский дирижабль, который потерпел катастрофу в США в 1937 году.

При приближении советских войск к Танненбергу немцы вывезли прах его (и супруги) в Западную Германию. Он был перезахоронен в церкви Святой Елизаветы (нем.) в Марбурге.

Награды

Генерал-фельдмаршал Гинденбург 9 декабря 1916 г. за свои выдающиеся заслуги был награждён особой, специально для него изготовленной высшей степенью Железного Креста — Звездой Большого Креста Железного Креста (нем. Stern zum Großkreuz). Эта награда представляла собой золотую восьмиконечную звезду с наложенным на неё Большим Крестом Железного Креста (по статуту Звезда Большого Креста Железного Креста изготавливается из серебра). До Гинденбурга этой награды удостоился только один человек — генерал-фельдмаршал Гебхард фон Блюхер (31 августа 1813 г.). Так как эти награды вручались лишь дважды, они носят собственные имена «Звезда Блюхера» (нем. Blücherstern) и «Звезда Гинденбурга» (нем. Hindenburgstern).

Оценки

Как отмечает Лучников А. В., для советской историографии характерен негативный взгляд на Гинденбурга, характеристика его как реакционера и реваншиста, «проводника германского империализма и милитаризма», клеймение его как одного из главных виновников прихода к власти Гитлера[3].

Образ Пауль фон Гинденбурга в кино

Напишите отзыв о статье "Гинденбург, Пауль фон"

Примечания

  1. [www.istmat.ru/index.php?menu=4&id=8&id_=0 Виртуальная монархия фельдмаршала Гинденбурга]
  2. До 1918 года главой Германии был император, титул которого передавался по наследству. В 1918—1919 годах страной управлял Совет народных уполномоченных, члены которого были утверждены общим собранием берлинских рабочих и солдатских советов. В 1919—1925 годах рехспрезидентом был Фридрих Эберт, избранный депутатами Учредительного собрания. После смерти Гинденбурга его полномочия перешли к фюреру Адольфу Гитлеру, обладавшему практически неограниченной властью и не нуждавшемуся в её легитимизации путём выборов. В ГДР во главе государства был сначала президент, а затем — Государственный совет ГДР, которые избирались голосованием в парламенте. В современной ФРГ главой государства является президент, избираемый депутатами бундестага и делегатами от земельных парламентов
  3. 1 2 www.sgu.ru/sites/default/files/dissnews/old/synopsis/_news_689_0.doc

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Пауль фон Гинденбург
  • [www.zn.ua/3000/3150/48539/ «Старый властелин» Пауль фон Гинденбург: путь от Танненберга до Веймара]
  • [www.dinfor.ru/?p=istoriya21&news=1049 Гинденбург. Впечатления Свена Гедина]

Отрывок, характеризующий Гинденбург, Пауль фон

– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.