Гинзбург, Семён Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Семён Александрович Гинзбург
Дата рождения:

1900(1900)

Место рождения:

Луганск, Российская империя

Дата смерти:

3 августа 1943(1943-08-03)

Место смерти:

д. Малая Томаровка, Томаровский район, Курская область, РСФСР, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

бронетехника

Место работы:

завод № 174
завод № 185

Альма-матер:

Военно-Техническая Академия РККА им. Дзержинского

Известен как:

конструктор бронетехники

Награды и премии:

Семён Алекса́ндрович Ги́нзбург (1900, Луганск — 3 августа 1943, д. Малая Томаровка, Курская область) — советский конструктор бронетехники.

Во время Великой Отечественной войны — заместитель командира по технической части 32-й танковой Краснознамённой, ордена Ленина и ордена Суворова бригады, инженер-полковник[1].



Биография

Родился в 1900 году в Луганске.

Окончил Военно-техническую академию им. Дзержинского в Ленинграде.

Работал в ГКБ Орудийно-Арсенального треста (ОАТ), КБ-3 ВОАО под руководством С. П. Шукалова в Москве, затем был откомандирован в распоряжение Управления механизации и моторизации РККА (УММ РККА).

В 1930 году в составе закупочной комиссии был на заводах в Великобритании, а затем был назначен начальником испытательной группы по танку Т-26 («Виккерс», англ. Vickers Mk.E). Был прикомандирован к танковой школе в Казани, где занимался копированием чертёжно-технической документации, поступавшей из Германии.

С 1932 года работал в ОКМО ленинградского завода № 174, затем на заводе № 185 помощником директора завода (Н. В. Барыкова) по конструкторской части. При непосредственном участии и под его руководством на заводе № 185 был выполнен ряд проектно-конструкторских работ по разработке опытных танков Т-33, Т-43, Т-29, Т-46-5, Т-100 и Т-126СП, а также поступивших впоследствии в серийное производство танков Т-26, Т-28, Т-35 и Т-50.

С мая 1940 года после слияния заводов № 185 и № 174 был назначен начальником отдела в КБ завода № 174, возглавляемое Г. В. Гудковым.

В годы Великой Отечественной войны работал в конструкторском отделе Наркомтанкопрома. Был заместителем Ж. Я. Котина, занимавшего тогда должность заместителя наркома танковой промышленности. Контролировал и непосредственно руководил работами по созданию лёгкой самоходно-артиллерийской установки СУ-76. За низкое качество первых самоходных установок СУ-76[2] был отстранён от должности и направлен в действующую армию.

Инженер-полковник С.А.Гинзбург, находясь в должности заместителя командира 32-й танковой бригады по технической части, погиб 3 августа 1943 года в районе деревни Малая Томаровка Курской области.

Похоронен у деревни Лучки Томаровского района Курской области (ныне Яковлевский район Белгородской области).

Награды и звания

Награждён орденами Ленина, «Знак Почёта» и медалями.

Напишите отзыв о статье "Гинзбург, Семён Александрович"

Примечания

  1. [www.tankfront.ru/ussr/tbr/tbr032.html 32-я танковая бригада]
  2. Свирин М. Н. Стальной кулак Сталина. История советского танка 1943—1955. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. Стр. 12.


Отрывок, характеризующий Гинзбург, Семён Александрович

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.