Гиперинфляция

ЗСФСР 250 миллионов рублей 1924 год

ЗСФСР 75 миллионов 1924 год

Гиперинфля́ция — инфляция с высокими либо чрезвычайно высокими темпами. В разных источниках указываются разные критерии. Это может быть рост цен свыше 100 % за 3 года (то есть свыше 2 % в месяц в течение 3 лет); более 50 % в месяц (то есть в 129,7 раз в год); свыше 10 раз (+900 %) в год.

Причины и последствия гиперинфляции

Гиперинфляцию выделяют в отдельный вид, поскольку она ведет к развалу товарно-денежного обращения и финансовой системы страны из-за потери доверия к деньгам. Деньги утрачивают свою естественную роль в экономике как меры стоимости, средства обращения, средства накопления, средства платежа.

Период гиперинфляции обозначает кризис в государстве. Гиперинфляцию могут сопровождать дефолт по долгам государства, массовые банкротства, максимальное увеличение бартера и отказ от использования денег, обнищание населения из-за невозможности делать накопления.

В ходе гиперинфляции, как, например, во время Гражданской войны в России, или Германии начала 1920-х годов, денежное обращение часто уступает место натуральному обмену. Эквивалентами начинают выступать ликвидные товары, внутренняя стоимость которых не зависит от государственной политики: свободно конвертируемая валюта, благородные металлы, некоторые товары (водка, сигареты, сахар). Следствием может стать долларизация экономики, когда иностранная валюта (чаще всего в XX веке и до кризиса 2008 года это был доллар США) широко применяется для операций внутри страны или отдельных отраслей, вплоть до полного вытеснения национальной валюты (что и произошло в Зимбабве). Одним из способов сохранения сбережений во времена гиперинфляции может стать покупка (как в Турции) стройматериалов для медленного возведения каких-либо построек. Такой «долгострой» позволяет вкладывать денежные излишки в товар — кирпич, цемент и прочее без необходимости последующей их продажи — их всегда можно использовать для строительства по мере накопления. Но обычно люди вынуждены тратить свои деньги на закупку чего-либо, не обращая внимания на реальную необходимость, что ещё более увеличивает спрос и поднимает цену.

Деградация денежной системы, обесценивание сбережений и долговых облигаций ведет к экономическому спаду, в результате которого производство товаров резко падает, что приводит к новому росту цен из-за снижения предложения на рынке.

• Goldkey logo removed.jpg

  Литой слиток золота (1 кг.)

• Gold1oz.jpg

  Литой слиток золота (1 унция)

Виновником гиперинфляции является, как правило, правительство страны, которое пытается покрывать государственные расходы за счёт эмиссии (выпуска) новых необеспеченных денег, подрывая этим доверие населения к своей валюте. Банкноты утрачивают свою стоимость и население старается избавиться от них как можно быстрее. Поскольку соотношение объёма товаров и объёма денег связано не напрямую, а через скорость оборота денежной массы в экономике (требуется меньший объём денежной массы при увеличении скорости её оборота), то при увеличении скорости оборота денег при неизменной товарной массе должны увеличиться цены — стоимость денег падает.

На уровень инфляции существенное влияние оказывает и объём денежной массы, выведенной из обращения путём замораживания вкладов в банках. Для этого могут применять как административные механизмы (запреты), так и увеличение ставки рефинансирования. Однако на практике при гиперинфляции нет экономической привлекательности в долгосрочных вкладах.

Несмотря на пагубность такой эмиссии, многие правительства (особенно во время войн) прибегали к ней в попытке предотвратить ещё более пагубные для них альтернативы — немедленный экономический коллапс, военное поражение.

Зачастую доверие к национальной валюте возвращают в результате денежной реформы, в том числе с заменой названия валюты.

Миллиард нем. марок 1923 - из 1000 марок 1922

5 миллиардов марок 1923 - результат гиперинфляции. Односторонняя

Трактовка Австрийской школы

По определению Мюррея Ротбарда, выпуск банками (ныне центральным банком) банкнот в объёмах, больших чем накопленный резерв «твёрдой валюты» (золото, серебро, монеты из драгоценных металлов) может называться инфляцией.

Когда правительство и банки начинают печатать новые банкноты, что может приводить к повышению цен на некоторые товары, менталитет общественности помогает ослабить влияние избыточного предложения денег. Гражданам кажется, что рост цен — это временное явление. Поэтому люди начинают копить деньги, поскольку они надеются приобрести в будущем за них больше товаров. Вследствие этого, цены растут медленнее роста предложения денег. Правительство получает больше настоящих ресурсов от людей, чем ожидалось, поскольку спрос на эти ресурсы становится ниже.

Однако вскоре граждане начинают понимать происходящее. У них возникает впечатление, что правительство пытается применить инфляцию в качестве дополнительного налога и что цены уже не вернутся к предыдущему уровню. Люди начинают энергично скупать товары, что приводит к падению спроса общества на деньги, и рост цен из-за быстрого роста денежного предложения. Положительный эффект от увеличения предложения денег для правительства уменьшается. Этот этап является началом неконтролируемого, галопирующего роста цен.

Ускорение роста цен, в свою очередь, приводит к жалобам на «недостаток денег» и побуждает правительство печатать все больше необеспеченных денег, что, в свою очередь, вызывает ещё более быстрый рост цен. Через некоторое время стоимость денег приближается к нулю, цены становятся астрономическими, люди отказываются от денег и возвращаются к бартеру, производство останавливается, целые категории людей с фиксированными доходами (пенсионеры, инвалиды и др.) оказываются на грани выживания, люди теряют мотивацию для работы, поскольку они вынуждены тратить значительные усилия, чтобы лишь избавиться от заработанных денег в обмен на реальные товары.

На данном этапе экономика почти разрушена, рынок парализован, а общество находится на грани коллапса.

Рекордные примеры гиперинфляции

• Германия (1921-23). В 1923 году инфляция в Германии составляла 3,25·10⁶ процентов (3,25 млн.%) в месяц (то есть цены удваивались каждые 49 часов).
• Греция во время немецкой оккупации (1941—44). Инфляция составляла ок. 8,55·10⁹ процентов (8,55 млрд.%) в месяц (то есть цены удваивались каждые 28 часов).
• Венгрия после окончания Второй мировой войны (1945-46). Инфляция составляла ок. 4,19·10¹⁶ процентов (ок. 42 квадриллионов или млн миллиардов %) в месяц (то есть цены удваивались каждые 15 часов).
• Югославия начала 1990-х годов. Между октябрём 1993 и 24 января 1994 года инфляция составляла ок. 5·10¹⁵ процентов (ок. 5 квадриллионов или млн миллиардов %) ежемесячно (то есть цены удваивались каждые 16 часов).
• Зимбабве в 2000-е годы. После экспроприации земель белых фермеров в октябре 2008 инфляция составляла 231 миллион процентов в год. (по официальным данным). По неофициальным данным — инфляция составила около ок. 6,5·10¹⁰⁸ процентов. Цены удваивались примерно за 1,5 часа.

До XX века

Наиболее яркие примеры гиперинфляции характерны для XX века, но и ранее тоже имелись случаи гиперинфляции:

Период	Страна / Примечания
1166	Китай (в связи с избыточной эмиссией изобретённых китайцами бумажных денег)
1294	Государство Хулагуидов по примеру Китая, выпущены бумажные деньги Чау с принудительным курсом под угрозой смертной казни. Цены выросли более, чем в десять раз. Торговцы отказывались отпускать товар за чау, торговля на базарах замерла.
25 июля 1662	Медный бунт — произошедшее в Москве восстание городских низов против обесценивания медных монет по сравнению с серебряными, для замены которых с 1655 г. медные копейки чеканились на русских денежных дворах. Выпуск необеспеченных (номинал многократно превышает рыночную стоимость содержащегося в монете металла) медных денег привел к их значительному обесцениванию в сравнении с серебряными. Через год после бунта чеканка медных монет была прекращена.
1719—1720	Франция
1789—1796	Франция
1861—1865	Соединенные Штаты Америки, особенно КША (в связи с финансированием Гражданской войны)

Венгрия

Денежная единица Венгрии пенгё в 1945—1946 годах «прославилась» одним из самых высоких уровней инфляции за всю историю денежного обращения.

В январе 1946 года была введена в обращение параллельная единица адопенгё, первоначально равная пенгё, а к июлю того же года — 2000 триллионов пенгё. В том же месяце была выпущена купюра в 1 миллиард B.-пенгё (секстиллион, то есть миллиард триллионов, или 10²¹ пенгё) — самая большая по номиналу банкнота на Земле. Гиперинфляция в Венгрии произвела рекорд для своего времени по уровню ежемесячного темпа инфляции, когда в июле 1946 года она составила 4,19·10¹⁶ %, то есть цены удваивались каждые 15 часов.

Однако венгерскую инфляцию удалось прекратить только через месяц. К 1 августа 1946 года была введена новая денежная единица — форинт, курс обмена пенгё на который составил 4·10²⁹ к одному, что также явилось абсолютным «рекордом» для всех денежных систем мира.

Обменный курс доллара США к пенгё

Дата	Пенгё за один доллар
1 января 1927	5,70
1 января 1938	5,40
март 1941	5,06
1 июня 1944 года	33,51
1 августа 1945 года	1320
1 октября 1945 года	8200
1 ноября 1945 года	108 000
1 декабря 1945 года	128 000
1 января 1946 года	795 000
1 марта 1946 года	1 750 000
1 мая 1946 года	59 000 000 000 (5,9·1010)
1 июня 1946 года	42 000 000 000 000 000 (4,2·1016)
1 июля 1946 года	460 000 000 000 000 000 000 000 000 000 (4,6·1029)

Германия

Наиболее известным примером является период гиперинфляции в стране в 1921—23 годах, в период тяжелейшего экономического кризиса: средний уровень инфляции составлял около 25 % в день (за 3 дня цены вырастали вдвое, а за месяц — в тысячу раз). В ходу с 1919 по 1923 г. были так называемые бумажные марки (Papiermark) с очень большими номиналами. Новые банкноты всё большего достоинства при этом печатались не реже 2 раз в неделю, очень быстро обесцениваясь. Цены в магазинах менялись несколько раз в день и часто люди были вынуждены тратить свою зарплату сразу же, чтобы купить хоть какие-то товары, иначе уже через день зарплата обесценивалась. Все это привело к повсеместному использованию бартера и суррогатных денег — нотгельдов. Гиперинфляцию удалось остановить только в ноябре 1923 года с помощью денежной реформы; при денежной реформе 1924 года старая марка обменивалась на новую по курсу триллион к одному.

100 миллиардов марок 1923 — результат гиперинфляции за несколько дней и эта банкнота обесценилась в тысячу раз. Односторонняя

Стоимость 1 доллара США в немецких марках

Дата	Марок за один доллар США
1 января 1920	50 марок
1 января 1921	75 марок
1 января 1922	190 марок
1 июля 1922 года	400 марок
1 августа 1922 года	1000 марок
1 декабря 1922 года	7000 марок
1 января 1923 года	9000 марок
1 июня 1923 года	100 000 марок
1 сентября 1923 года	10 000 000 марок
10 октября 1923 года	10 000 000 000 марок
25 октября 1923 года	1 000 000 000 000 марок
15 ноября 1923 года	4 200 000 000 000 марок

Гиперинфляция закончилась введением рентной марки в ноябре 1923 года. 1 Rentenmark была равна 1 000 000 000 000 бумажных марок. 4,20 Rentenmark равнялись одному доллару. Самой крупной купюрой была банкнота 100 000 000 000 000 папирмарок (100 000 млрд марок = Einhundert Billionen Маrk — 100 триллионов марок) и стоимостью 100 рентных марок. Она была выпущена в феврале 1924 и имеет большую коллекционную ценность (стоимость прим. 2500 $).

Россия

БУРЖУЙ, ПРОЩАЙСЯ
С ПРИЯТНЫМИ ДЕНЬКАМИ —
ДОБЬЁМ ОКОНЧАТЕЛЬНО
ТВЁРДЫМИ ДЕНЬГАМИ

Мы хорошо знакомы с совзнаками,
со всякими лимонами, лимардами всякими.
Как было?
Пала кобыла.
У жёнки поизносились одежонки.
Пришёл на конный
и стал торговаться.
Кони идут миллиардов по двадцать.
Как быть? Пошёл крестьянин совзнаки копить.
Денег накопил — неописуемо!
Хоть сиди на них: целая уйма!
Сложил совзнаки в наибольшую из торб
и пошёл,взваливши торбу на горб.
Пришёл к торговцу: — Коня гони!
Торговец в ответ: — Подорожали кони!
Копил пока — конь вздорожал
миллиардов до сорока.

Маяковский Владимир Владимирович

Гиперинфляция 1918—1924 годов

В связи с эмиссионной политикой совзнаки были подвержены значительному обесцениванию. Советские знаки обесценивались настолько быстро, что неоднократно проводилась их деноминация:

• При выпуске совзнаков образца 1922 года 1 рубль новых денежных знаков приравнивался к 10 000 старых.
• При выпуске совзнаков образца 1923 года 1 рубль новых денежных знаков приравнивался к 100 рублям образца 1922 года или 1 000 000 более старых.
• Один рубль пятаковками 1918 или совзнаками 1919 года в 1924 году стоил во время деноминации одну пятидесятимиллиардную часть одного рубля советскими червонцами, то есть один червонец стоил пятьсот миллиардов рублей 1918 года.

В марте 1918 г. в докладе Совнаркому нарком продовольствия Цюрупа писал:

Дело снабжения хлебом переживает тяжёлый кризис. Крестьяне, не получая мануфактуры, плугов, гвоздей, чая и проч. предметов первой необходимости, разочаровываются в покупной силе денег и перестают продавать свои запасы, предпочитая хранить вместо денег хлеб. Кризис усугубляется недостатком денежных знаков для расплаты в тех местах, где ссыпка ещё производится. Анализ существующего положения приводит к выводу, что только снабжение деревни тем, чего она требует, т.е. предметами первой необходимости, может вызвать на свет спрятанный хлеб. Все другие меры лишь паллиативы... Товарообмен уже и теперь повсеместно происходит в связи с мешочничеством (рабочие фабрик обменивают свой продукт на продовольствие для себя). Прекратить этот стихийный процесс можно лишь одним способом - организуя его в масштабе государственном...

Цюрупа предлагал запасы промтоваров, сельскохозяйственных машин и предметов первой необходимости на сумму 1,162 млн руб. направить в хлебородные регионы. 25 марта 1918 г. СНК утвердил доклад Цюрупы. Продовольственным органам, Наркомпроду и лично Цюрупе были предоставлены чрезвычайные полномочия по снабжению страны хлебом, другими продуктами. Принятый в апреле 1918 года декрет, по которому Наркомпрод был уполномочен приобретать товары широкого потребления, чтобы выдавать их в обмен на крестьянское зерно, не был полностью реализован. Попытки установить нормы питания и твёрдые цены в городах рухнули из-за недостатка продовольствия и неумелого управления. Декрет ВЦИК от 9 мая 1918 года подтверждающий государственную монополию хлебной торговли и запрещающий частную торговлю хлебом. А.И. Деникин писал:

«Особая комиссия»... пришла к заключению: «Пять месяцев власти большевиков и земскому делу, и сельскому хозяйству Харьковской губернии обошлись в сотни миллионов рублей и отодвинули культуру на десятки лет назад». Все стороны финансово-экономической жизни были потрясены до основания. В этой области политика большевиков на Украине, усвоив многие черты немецкой (во время оккупации), проявила явную тенденцию наводнить край бесценными бумажными знаками, выкачав из него все ценности — товары, продукты, сырье. По поводу разрушения торгового аппарата орган 1-го всеукраинского съезда профессиональных союзов, собравшегося 25 марта в Харькове, говорил: "Нищий и разрушающийся город пытается в процессе потребления накопленных благ «перераспределять» их и тешится, стараясь облечь это хищническое потребление в форму национализации и социализации. Производство… разваливается. Крестьянство за «керенки» ничего не дает..." ...Большинство заводов стояло, а рабочие их получали солидную заработную плату от совнархоза, за которую, однако... нельзя было достать хлеба. ... Повсюду - нищета и разорение.

Согласно декрету СНК СССР от 7 марта 1924, эмиссия совзнаков была прекращена, а выпущенные банкноты подлежали выкупу по соотношению 1 рубль золотом (казначейскими билетами) за 50 000 рублей совзнаками образца 1923 года. Банкноты более ранних выпусков также обменивались по курсу 1 рубль за 5 000 000 рублей образца 1922 года или 1 рубль за 50 000 000 000 рублей более ранних выпусков. Многие рассчитывали на то, что произойдёт обмен бумажных червонцев на золото, хотя никакого правительственного акта о свободном размене червонцев на золото так и не вышло.

В Дальневосточной республике

Как и в РСФСР, в буферной Дальневосточной Республике (ДВР), большевистское правительство использовало печатный станок для «решения» своих финансовых проблем. Однако бумажные рубли ДВР которыми правительство рассчитывалось с крестьянами за продовольствие, фураж и т. д. и платило жалование рабочим, вскоре полностью обесценились и в результате этого экономика ДВР значительно пострадала, так как население перешло на чистый бартер.

Отрывок из письма, отправленного К. Серовым 20 декабря 1920 года со станции Бочкарево во Владивосток Зое Секретаревой

…А сейчас мы были в посёлке (посёлки здесь очень богатые: Завитая, Бочкарево и др.)… крестьянин предлагает картошки. — Сколько? 6 фунтов. — Только-то. Да что мы с ней будем Делать?! — 6 фунтов соли. (Мы ничего не понимаем). — Я вам даю мешок картошки за 6 фунтов соли. — А-а-а! (Мы сами с трудом достали полтора фунта соли)….

В мае 1921 года Совмин ДВР принял закон о переходе на металлическое денежное обращение и прекращении выпуска бумажных рублей. Это означало, что населению «разрешалось» расплачиваться царскими монетами, как медными, так и серебряными и золотыми. Экономика ДВР быстро поднялась на ноги, что стало примером для руководства РСФСР, которое вскоре после этого (с 1922 года) решило перевести экономику на рубли, «обеспеченные» золотом — червонцы. В своей книге «Записки премьера ДВР» П. М. Никифоров пишет:

«Это был крутой поворот в экономике ДВР, — Во-первых, денежная реформа вызвала усиление товарооборота местных рынков. Крестьянство повезло в города продукты сельского хозяйства, оживились заготовительные операции, у населения оказались значительные запасы золота».

В ЗСФСР

В 1922 году встал вопрос об объединении республик Грузии, Азербайджана и Армении. Верховным органом этого объединения стал Союзный Совет. Один из его декретов предусматривал создание единой денежной системы Закавказья и выпуск единого денежного знака (закдензнака).

Вопреки ожиданиям, объединение денежных систем республик не привело к уменьшению инфляции. Напротив, закдензнаки стали невероятно быстро обесцениваться, особенно в 1924 году. Для обеспечения денежного рынка приходилось увеличивать эмиссию закдензнаков и выпускать в оборот купюры невероятно больших номиналов. Так, в период с 1 января по 20 марта 1924 года были введены в оборот купюры достоинством 25 000 000 рублей, затем — 250 000 000 рублей. И, наконец, в апреле 1924 года были выпущены купюры миллиардного достоинства (в просторечии лимард).

Рост денежной массы закдензнаков по отношению к 10 января 1923 года иллюстрирует таблица.

Рост денежной массы закдензнаков
Дата	Относительный прирост денежной массы
10 января 1923 года	1
июль 1923 года	10,6
декабрь 1923 года	88,7
февраль 1924 года	605
март 1924 года	3330
15 апреля 1924 года	11200

Как следует из данных таблицы, за 3,5 месяца 1924 года денежная масса в Закавказье выросла во много раз больше, чем за весь 1923 год.

• Nadpechatka 40 tys. na marke 5 tys. rub.jpg

  ЗСФСР. Марка 1923 года: надпечатка 40 000 рублей на марке 5000

• 1млрд.р. С взн. Шрифт зеленый.JPG

  Миллиард рублей, аверс (1924)

• 1млрд.р. С взн. Шрифт зеленыйРеверс.JPG

  Миллиард рублей, реверс (1924)

Гиперинфляция 1992—1994 годов

Хроника:

• 1992 — либерализация цен, высокая инфляция
• 1993 — высокая инфляция, денежная реформа
• 1994 — Чёрный вторник (1994) — обвальное падение рубля по отношению к доллару 11.10.1994 г.
• 1994—1997 — падение темпов инфляции
• 1998 — 1000-кратная деноминация рубля, экономический кризис, дефолт, троекратный обвал курса рубля

В плановой экономике СССР применялись фиксированные государственные цены на абсолютное большинство производимых товаров (работ, услуг). В 1986—1988 плановая экономика была демонтирована. В конце 1991 политический кризис привёл к утрате контроля за ростом денежной массы в экономике, а продолжающийся производственный спад — к сокращению объёма товарного предложения. Примерно трёхкратное отношение этих величин (в условиях фиксированных цен) свидетельствовало об угрожающем экономическом неравновесии. Это стало проявляться в нарастающем товарном дефиците, в особенности продовольствия в крупных городах. Для большинства специалистов стало очевидным, что необходим переход экономики страны на рыночные рельсы, который потребует отказа от государственного регулирования в области ценообразования. Предполагалось передать функции ценообразования непосредственно субъектам предпринимательской деятельности, устанавливающим цену под влиянием конкуренции, исходя из существующего спроса и предложения.

В результате распада СССР произошло разрушение многих существовавших производственных цепочек и хозяйственных связей. Это стало серьёзным ударом по экономике России, которая в советское время была сориентирована на производство средств производства. На территории бывших республик СССР оказалось большинство незамерзающих портов, крупные участки бывших союзных трубопроводов, значительное число высокотехнологичных предприятий (в том числе АЭС).

Радикальная либерализация потребительских цен была осуществлена 2 января 1992 г., в результате чего 90 % розничных цен и 80 % оптовых цен были освобождены от государственного регулирования. При этом контроль за уровнем цен на ряд социально значимых потребительских товаров и услуг (хлеб, молоко, общественный транспорт) был оставлен за государством (и на некоторые из них сохраняется до сих пор). Поначалу наценки на такие товары были лимитированы, однако в марте 1992 г. стало возможно отменять эти ограничения, чем воспользовалось большинство регионов. Помимо либерализации цен, начиная с января 1992 г. был осуществлён ряд других важных экономических реформ, в частности, либерализация зарплат, введена свобода розничной торговли и др.

До начала реформ представителями Правительства России утверждалось, что либерализация цен приведёт к их умеренному росту — согласованию спроса и предложения. Согласно общепринятой точке зрения, фиксированные цены на потребительские товары были в СССР занижены, что вызывало повышенный спрос, а это, в свою очередь, — нехватку товаров. Предполагалось, что при коррекции цен товарное предложение в новых рыночных ценах будет выше старого примерно в три раза, что обеспечит экономическое равновесие.

Однако в дальнейшем либерализация цен не была согласована с монетарной политикой: с апреля Центробанк начал осуществлять масштабную выдачу кредитов сельскому хозяйству, промышленности, бывшим советским республикам и эмиссию для покрытия дефицита бюджета. Это привело к взлёту инфляции осенью, которая по итогам 1992 года составила 2600 % и тем самым ликвидировала все сбережения советского периода.

Сочетание потерь сбережений, экономического спада, задержек с выплатой зарплат в условиях гиперинфляции, резко выросших неравенства в доходах и неравномерного распределения заработков между регионами привело к стремительному падению реальных заработков для значительной части населения и её обнищанию. Доля бедных и очень бедных домашних хозяйств между 1992 и 1995 годами увеличилась с 33,6 % до 45,9 %.

По мнению реформаторов, причины высокой инфляции не были связаны с собственно либерализацией цен. В качестве таких причин приводились политическое давление, прежде всего со стороны российского парламента, которое вынуждало проводить эмиссию денег, а также приток рублей, напечатанных в бывших союзных республиках.

Последнее объяснение не вполне точно: возможностью эмиссии наличных рублей в рублёвой зоне обладал исключительно Центробанк России; ни одна республика СНГ не напечатала у себя ни одного рубля, в Россию поступали безналичные рубли, эмитированные в бывших союзных республиках, а также рубли, оставшиеся в республиках со времен СССР и замененные там на местные валюты.

Несмотря на принятые законы, по которым вклады в Сбербанке должны быть в конечном счете индексированы по формальной покупательной способности рубля, это не стало признанием их как внутреннего долга. При этом Правительство компенсирует бывшие вклады лишь частично, ссылаясь на вероятные пагубные последствия для финансовой стабильности в стране. Критики экономической политики правительства Гайдара, в том числе среди сторонников либеральных реформ, сравнивают этот процесс с конфискацией сбережений.

Кроме того, гиперинфляция привела к слишком резкому падению покупательского спроса, что поначалу только усугубило экономический спад. В 1998 ВВП на душу населения составлял 61 % от уровня 1991 г. — эффект, который стал неожиданностью для самих реформаторов, ожидавших от либерализации цен противоположного результата, однако который в меньшей степени наблюдался и в других странах, где была проведена «шоковая терапия».

В результате гиперинфляции рубль быстро обесценивался, указывать цены в рублях было затруднительно, поэтому широко практиковались расчёты в долларах США. Однако 6 марта 1993 года вышло постановление правительства России «Об усилении валютного и экспортного контроля и о развитии валютного рынка», рекомендовавшее Центробанку запретить «расчёты между резидентами на территории России в иностранной валюте».

Одним из результатов этого постановления стала повсеместная смена ценников со словом «доллар» на «у.е.» (Условная единица). В 2006 Госдума приняла закон, запрещающий государственным чиновникам упоминание о каких бы то ни было условных единицах по отношению к экономическим показателям России. Существует также намерение запретить российским предприятиям сферы торговли и услуг объявлять свои цены и тарифы в условных единицах.

Стоит отметить, что рост цен в России в начале 1990-х годов не все экономисты считают именно гиперинфляцией, так как в месяц цены росли менее, чем на 50 %.

Украина 1992—1996

Украина

Год	Индекс инфляции, %
1992	210
1993	10206
1994	500
1995	280
1996	40
1997	20

Украина прошла через период гиперинфляции между 1992 и 1995 годами. В 1992 высшим номиналом была купюра 100 карбованцев. К 1995 г. им стал миллион карбованцев.

В 1992 году новый украинский карбованец имел хождение параллельно с советским рублём в соотношении один к одному. В 1996 году, в период перехода от карбованца к гривне, обменный курс составлял сто тысяч карбованцев за одну гривну и 176 тысяч карбованцев за один доллар США. Обесценивание карбованцев за период их обращения составляло примерно 140 % в месяц.

• Марка Украины, Д, 1994.jpg

  Стандартные марки Украины выпускались из-за гиперинфляции без номинала; буква означала почтовый тариф

• Червоний корпус Київського університету на карбованцях-купонах (1995 р.).JPG

  Купон в миллион карбованцев 1995. Несмотря на звучность цифры, курс купюры сразу стал всего 7 долларов США

• Bogdan As.jpg

  Монета 1 миллион карбованцев, 1996

• Chornobyl As.jpg

  Монета 2 миллиона карбованцев, 1996

Белоруссия

</div>

В 1992 году в Белоруссии был введен в обращение белорусский рубль, в народе называемый тогда «зайчиком» (изображение зайца имелось на купюре номиналом в 1 рубль). Изначально имели хождение купюры номиналом в 50 копеек, 1, 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей. В 1992—1994 годах расчётная способность купюр официально была установлена в 10 раз выше номинала, то есть купюра номиналом в 1 рубль принималась банками, торговлей и т. д. как 10 рублей. В качестве платежных средств меньшего номинала выступали советские банкноты достоинством в 1 и 3 рубля, принимаемые по номинальной стоимости.

Немедленно после ввода белорусского рубля началось его обесценивание, в 1992—1993 годах цены увеличивались примерно вдвое каждые 2 месяца. Попытки правительства Кебича искусственно сдержать цены привели к дефициту товаров на фоне растущих цен и одновременной стагнации экономики. Очень быстро появились и обесценились купюры в 200, 500, 1000, 5000 рублей (то есть соответственно 2000, 5000, 10 000 и 50 000 рублей по расчётной способности).

В августе 1994 года была проведена 10-кратная деноминация, может быть, единственная в истории произошедшая без замены купюр. Было отменено завышение покупательной способности относительно номинала: купюра в один рубль стала равняться одному рублю, а не десяти. При этом было снято искусственное занижение цен и частичная их либерализация. В дальнейшем государственное вмешательство в процесс ценообразования стало вновь усиливаться, и сохраняется до сих пор.

В 1998 году, после дефолта в России, белорусский рубль резко упал. В период с сентября 1998 по декабрь 1999 года курс доллара возрос в 15 раз, с 60 000 до 900 000 рублей; цены выросли ещё сильнее.

После победы на выборах в июле 1994 года Александра Лукашенко курс монетарной политики государства был направлен на поэтапное сужение свободного ценообразования на внутреннем валютном рынке. Были введены ограничения для юридических и физических лиц по приобретению иностранной валюты. Постепенно сформировался обширный чёрный валютный рынок.

В 1998 году Национальный Банк был фактически подчинён Совету Министров, а председателем был назначен Пётр Прокопович.

На начало 1999 года официальный курс был ниже теневого в 2—2,5 раза. Такими «двойными стандартами» были обусловлены многие официальные отчёты тех лет, которые сообщали о «гигантском росте» белорусской экономики. При индексации официальных показателей по реальному курсу рубля, некоторые из них принимали отрицательное значение.

Экономическая политика государства в 1990-х годах требовала всё больших денежных вливаний. Лишённый самостоятельности Нацбанк стал использоваться правительством как печатный станок, выпуская миллиарды необеспеченных рублей. За период с 1996 по 2000 годы объём неоплаченной задолженности государства перед коммерческими банками вырос в более чем 140 раз. Нацбанк давал ссуды банкам, чтобы поддерживать их ликвидность. Критическое состояние банковской системы было вызвано давлением государства, которое требовало от банков кредитовать убыточный агропромышленный комплекс. В результате 10 из 27 белорусских коммерческих банков находились в начале 2000 года в процессе ликвидации.

Официальный курс рубля снизился с 1995 по 2000 годы в 30,2 раза. В сентябре 1999 года начался выпуск купюр достоинством в 5 000 000 рублей.

1 января 2000 года в Белоруссии была проведена деноминация рубля, призванная в том числе стабилизировать национальную валюту. С начала 2004 года до 2009 года курс белорусского рубля по отношению к доллару США и российскому рублю оставался фактически неизменным.

Инфляция в 2011 году (официальные данные)
Всего — 104% за 11 месяцев

<timeline> ImageSize = width:400 height:350 PlotArea = left:40 right:20 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:horizontal AlignBars = late Colors =

 id:linegrey2 value:gray(0.9)
 id:linegrey value:gray(0.7)
 id:cobar value:rgb(0.9,0.2,0.2)
 id:cobar2 value:rgb(0.6,0.9,0.6)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:150 ScaleMinor = unit:year increment:10 start:0 gridcolor:linegrey2 PlotData =

 color:cobar width:22 align:left
 bar:JAN from:0 till:14
 bar:FEB from:0 till:27
 bar:MAR from:0 till:19
 bar:APR from:0 till:45
 bar:MAY from:0 till:131
 bar:JUN from:0 till:86
 bar:JUL from:0 till:35
 bar:AUG from:0 till:89
 bar:SEP from:0 till:136
 bar:OCT from:0 till:82
 bar:NOV from:0 till:81

PlotData=

 textcolor:black fontsize:S
 bar:JAN at: 2 text: 1,4%
 bar:FEB at: 2 text: 2,7%
 bar:MAR at: 2 text: 1,9%
 bar:APR at: 2 text: 4,5%
 bar:MAY at: 2 text: 13,1%
 bar:JUN at: 2 text: 8,6%
 bar:JUL at: 2 text: 3,5%
 bar:AUG at: 2 text: 8,9%
 bar:SEP at: 2 text: 13,6%
 bar:OCT at: 2 text: 8,2%
 bar:NOV at: 2 text: 8,1%

</timeline>

2 января 2009 года была проведена девальвация рубля. Национальный банк Республики Беларусь (НБРБ) на 2 января 2009 года установил новые курсы валют. Курс доллара США установлен на уровне 2650 белорусских рублей (был 2200), евро — 3703 белорусских рублей (был 3120), российского рубля — 90,16 белорусских рублей (был 71,6). Таким образом, рубль был девальвирован на 20,5 %.

24 мая 2011 года была проведена очередная девальвация рубля. НБРБ на 24 мая 2011 года установил новые курсы валют. Курс доллара США установлен на уровне 4930 белорусских рублей (был 3155), евро — 6914,82 белорусских рублей (был 4516), российского рубля — 173,95 белорусских рублей (был 113). Таким образом, рубль девальвировался на более чем на 50 %.

Из-за отсутствия валюты в обменных пунктах в марте-апреле сформировался чёрный рынок, где курс доллара достиг 8000-9000 рублей к сентябрю. Свободный курс в обменных пунктах (с 14 сентября 2011 года), по которому можно купить наличную валюту, и курс на торгах Белорусской валютно-фондовой биржи удерживаются на уровне 8500-9000 рублей, то есть в три раза выше курса на начало года. В то же время, физические лица могут теперь покупать иностранную валюту только по паспорту.

К концу 2011-началу 2012 года ситуация в Белоруссии так и не стабилизировалась и даже появились планы долларизации экономики, то есть переводу её на российский рубль. Попытки властей ограничить гиперинфляцию сводятся к попыткам получения иностранных займов и ограничению скорости денежного оборота (введению эквивалента карточной системы). истощение финансовых ресурсов населения многими наблюдателями рассматривается как перспектива масштабного кризиса экономики в ближайшем будущем.

По подсчётам Министерства экономики (озвучены 8 ноября), в зависимости от избранной макроэкономической модели курс доллара в 2012 году будет составлять от 9,3 до 22 тысяч белорусских рублей, инфляция — от 12 % до 218 %. Тогда же премьер-министр Михаил Мясникович сообщил, что в 2012 году на обслуживание внешнего долга будет потрачено $1,6 млрд.

Грузия

Грузинский «купон лари» — денежная единица Грузии с 5 апреля 1993 по 2 октября 1995 года. С 20 августа 1993 был единственным законным средством платежа на территории Грузии. Курс был изначально приравнен к рублю, к которому эта валюта пришла на смену. Выпускались только банкноты, достоинством от 1 до 1 000 000 купонов (в том числе довольно необычные 3, 3 000, 30 000 и 150 000 купонов). Купон лари подвергался гиперинфляции (678,4 % в 1995 г.) и был заменен новой национальной валютой — грузинским лари с коэффициентом 1 000 000 : 1.

Греция

В результате оккупации в 1941—1944 гг. греческая экономика лежала в руинах, был нанесён значительный ущерб внешнеторговым отношениям и сельскому хозяйству страны — важнейшим компонентам греческой экономической системы. Требования немецкой стороны выплатить значительные «издержки на оккупацию» вызвали гиперинфляцию. Средний показатель инфляции в годы оккупации был равен 8,55·10⁹ %/месяц (удвоение цен каждые 28 часов). Наивысший показатель инфляции за всю историю Греции был достигнут в 1944 году. Если в 1943 г. самым высоким ценовым достоинством обладала купюра в 25 000 драхм, то уже в 1944 г. — 100 трлн драхм. В 1944 году была проведена денежная реформа, и 1 новая драхма обменивалась на 50 000 000 000 старых драхм. Другая валютная реформа в 1953 году — драхма обменивается по курсу 1 новая драхма = 1000 старых драхм. Последствия гиперинфляции: 1 драхма 1953 года = 50 000 000 000 000 (50 трлн) драхм, имевших хождение до 1944 года.

Одним из последствий гиперинфляции стал всеобщий голод, начавшийся зимой 1942 г. и длившийся до 1944 г. Расслоение населения, вызванное гиперинфляцией и чёрными рынками, значительно затруднили послевоенное экономическое развитие.

По модели, предложенной в октябре 1944 г. управляющим центрального банка Греции К. Золотасом (el:Ξενοφών Ζολώτας), по достижении греческой экономикой пятой части довоенного уровня накопленная денежная масса в первую очередь должна быть израсходована на выплату гос. долга и стабилизацию инфляции. Однако даже достижение значения денежного оборота в 20 % от довоенного уровня было недостижимой задачей. Национальный доход был минимальным даже с учётом того, что основная часть населения проживала на уровне прожиточного минимума. Единственной доступной формой торговли был обмен по бартеру.

Основываясь на анализе сложившейся обстановки, Золотас избрал экономическую политику, начальным условием которой был отказ от валютной системы. Это означало, что сначала должна была быть создана организационная производственная инфраструктура, затем налажено само производство, и денежное обращение должно быть простимулировано с применением количественной теории денег и учётом скорости обращения денег.

Золотас также предложил план, по которому правительство может избежать инфляции — полная поддержка национальной валюты греческим эмигрантским Казначейством или посредством иностранного кредитования наравне со введением свободной конвертируемости национальной валюты. План Золотаса также включал стимулирование на государственном уровне импорта товаров и сырьевых материалов в целях субсидирования внутреннего рынка.

Наиболее известный в то время представитель движения за государственное вмешательство в экономику К. Варваресос, занявший пост К. Золотаса 2 февраля 1945 года, был сторонником «формулы 1/5». Его позиция заключалась в урезании количества торговых операций примерно на 50 %. Принимая во внимание повышение мировых цен на 50 %, он проиндексировал отношение курса драхмы к фунту. Исходя из его расчётов, это отношение должно быть увеличено в несколько раз. Учитывая психологические факторы и ухудшение условий жизни вплоть до момента вывода немецких войск, Варваресос объявил оборот в 1/5 от довоенного уровня как стабильный анти-инфляционный базис для восстановления экономики в послевоенный период.

Осенью 1944 г. ЭАМ назначило Золотаса на пост со-управляющего центробанком Греции наравне с Варваресом. Последний отказался признать это, подав в отставку, но она не была принята. 11 ноября была выпущена новая драхма достоинством 1/600 £. Прежние драхмы были обращены в новые в отношении 50 млрд./1. Центральный банк внедрил политику реализации золотых соверенов в целях подкрепить общественное признание новой валюты. Однако принятие этой политики было необратимым явлением. Политическая нестабильность привела к выходу КПГ из ЭАМ и способствовала стремительному росту цен. В июне 1945 года отношение уже достигло 1/2000. В период с мая по октябрь 1945 года Варваресос был призван на пост премьер-министра. Его план заключался в создании в первую очередь сильного правительства, а не восстановления экономики. План предполагал немедленную гуманитарную помощь ООН, выражавшуюся в продуктах и сырьевых материалах, налогообложение военных приобретений и базовое обеспечение населения через администрацию правительства. Однако в сентябре 1945 г. этот план, по сути единственный предложенный, был отвергнут из-за недостатка поддержки как со стороны правых, так и левых. Конечным результатом явилась стабилизация национальной валюты спустя только 7 лет.

Югославия 1991—1994

Только за один 1993 год гиперинфляция в Союзной республике Югославия из-за внутренней нестабильности, распада СФРЮ, гражданских войн с мусульманами и католиками-хорватами в соседней Боснии и албанцами в автономном крае Косово составила не менее 100 тысяч процентов, увеличив номинал купюр более чем в тысячу раз.

• Динар 1992 года

Новая серия банкнот была введена в 1992 году. Она состояла из бон с номиналами 100, 500, 1000, 5000, 10 000 и 50 000. В 1993 году введены боны 100 000, 500 000, 1 млн, 5 млн, 10 млн, 50 млн, 100 млн, 500 млн, 1 млрд и 10 млрд динаров.

• Динар 1993 года

В этом выпуске были напечатаны банкноты номиналом 5000, 10 000, 50 000, 500 000, 5 млн, 50 млн, 500 млн, 5 млрд, 50 млрд и 500 млрд динаров. Необычная последовательность номиналов связана с гиперинфляцией в Югославии.

• Динар 1994 года

В январе 1994 года была выпущена новая серия банкнот номиналами 10, 100, 1000, 5000, 50 000 и 500 000 и 10 млн динаров. Эти деньги находились в обращении всего несколько недель, прежде чем были заменены новой денежной единицей — новым динаром. введением нового динара СРЮ в 1994 году инфляцию удалось несколько замедлить, но не остановить.

500 миллионов динаров. Белград, 1993		5 миллиардов динаров. Белград, 1993

100 миллионов динаров. Белград, 1993		Конечный результат гиперинфляции -500 миллиардов динаров. 1993

Польша

После Первой мировой войны в Польше наступила гиперинфляция. В казне отсутствовали средства обеспечения выпускаемых государством денег. Польское казначейство издало марки добровольного сбора на закупку драгоценных металлов — золота и серебра. Собранные средства помогли восстановить в стране нормальное денежное обращение.

• 1990—1994:

В 1980-е годы в Польше разразился тяжёлый финансово-экономический кризис. В результате инфляции стоимость злотого резко упала. В 1982 году была выпущена банкнота в 5000 злотых (а также только в 10 и 20 злотых — бумага дешевле и легче металла), в 1987-м — 10 000 злотых, в 1989-м — 20, 50 и 200 тысяч злотых, в 1990-м — 100 и 500 тысяч злотых, в 1991-м — 1 миллион злотых, в 1993-м — 2 миллиона злотых. Все номиналы нового выпуска были одинакового размера (138 х 62 мм).

Качество монет тоже ухудшилось, мелкие номиналы исчезли из обихода. Юбилейные монеты стали выпускать достоинством в 50 злотых, затем 100 злотых, затем 500 злотых. В 1993 году были выпущены юбилейные монеты достоинством в 20 000 и 300 000 злотых.
Номинал злотых был уменьшен в 10 000 раз после деноминации 1995 года.

Мексика

В середине 1970-х были открыты новые нефтегазовые месторождения, в результате чего Мексика стала одной из крупнейших нефтяных держав. Нефтяная промышленность представляла собой самый динамичный сектор экономики и важнейший источник валютных поступлений. В 1981 доходы от нефтяного экспорта составили $14 млрд, или 72 % стоимости всего мексиканского экспорта. В то же время недостающие средства на осуществление широкомасштабных проектов, финансирование нерентабельных государственных предприятий, импорт оборудования и предметов роскоши поступали в страну в виде внешних кредитов. В результате внешний долг Мексики в начале 1980-х приблизился к уровню $90 млрд, а стоимость его ежегодного обслуживания достигла почти $20 млрд. Резкое снижение мировых цен на энергоносители в 1980-е годы превратили Мексику в крупнейшего должника. В 1970- х и 80- х годах в стране произошла девальвация национальной денежной единицы — песо и стремительно выросшая инфляция, (до 3710 % в год) которые привели к дефолту внешних долгов страны в 1982 году. Долговой кризис вынудил мексиканские власти отказаться от модели государственного капитализма и пойти на экономические реформы, в основе которых лежала приватизация.

Бразилия

Реал или бразильский рейс находился в обращении с 1690 по 1942 годы включительно. В результате инфляции он был обесценен, и правительство Бразилии ввело новую валюту — крузейро. Замена реала (или рейса) на крузейро представляла собой деноминацию. Один крузейро обменивали на 1000 реалов.

Очередная деноминация была проведена в 1967 году. В обращение был введён новый крузейро (термин просуществовал до 1970 года) (порт. Cruzeiro Novo) равный 1000 «старым». Особенностью данной замены было то, что старые банкноты из обихода не выводились, а циркулировали с соответствующим штампом. С 1970 года были введены банкноты нового образца. Бразильская валюта вновь стала называться крузейро.

3 марта 1986 года в Бразилии проведена очередная деноминация с введением новой валюты крузадо: 1 крузадо приравнивался к 1000 крузейро. Несмотря на столь частые замены валют, в 1989 году из-за гиперинфляции было проведено очередное удаление трёх нулей с введением в обращение нового крузадо (порт. Cruzado Novo).

Уже в следующем 1990 году крузадо вновь заменён крузейро в соотношении 1000:1. В 1993 году крузейро вновь были заменены на валюту с названием крузейро реал также в соотношении 1000:1. Новая валюта просуществовала ровно год и в 1994 году была заменена реалом. Бразильский реал в сравнении со своими предшественниками является весьма стабильной валютой и находится в обиходе по сегодняшний день.

Сравнительная таблица бразильских валют

Реал (Бразильский рейс) (1690—1942)	Крузейро (1942—1967)	Новый крузейро (1967—1986)	Крузадо (1986—1989)	Новый крузадо (1989—1990)	Крузейро (1990—1993)	Крузейро реал (1993—1994)	Реал (Бразильский реал) (1994 по сегодняшний день)
1
1000	1
<math>10^6</math>	1000	1
<math>10^9</math>	<math>10^6</math>	1000	1
<math>10^{12}</math>	<math>10^9</math>	<math>10^6</math>	1000	1
<math>10^{15}</math>	<math>10^{12}</math>	<math>10^9</math>	<math>10^6</math>	1000	1
<math>10^{18}</math>	<math>10^{15}</math>	<math>10^{12}</math>	<math>10^9</math>	<math>10^6</math>	1000	1
<math>2,75 \cdot 10^{21}</math>	<math>2,75 \cdot 10^{18}</math>	<math>2,75 \cdot 10^{15}</math>	<math>2,75 \cdot 10^{12}</math>	<math>2,75 \cdot 10^9</math>	<math>2,75 \cdot 10^6</math>	2750	1

Как видно из вышеприведенной таблицы, 52 года (с 1942 по 1994) бразильская валюта находилась в состоянии гиперинфляции. 1 реал 1994 года соответствовал 2,75 секстиллионам реалов 1942 года.

Аргентина

Миллион песо 1981 и 500 тысяч аустрале 1990

Аргентина прошла через период умеренной гиперинфляции от 1975 года до 1991. В начале 1975 года банкнота с наивысшей деноминацией была 1000 песо. В конце 1976 года банкнота с наивысшей деноминацией была 5000 песо. В начале 1979 года — уже 10 000 песо. К концу 1981 года — 1 000 000 песо. В ходе валютных реформ в 1983 году 1 аргентинское песо обменивалось на 10 000 старых песо. В ходе валютных реформ 1985 года 1 аустрале обменивался на 1000 песо. В ходе валютных реформ 1992 года новый песо обменивался на 10 000 аустрале. В результате: 1 новый песо = 100 000 000 000 (сто миллиардов) песо, имевшихся в хождении до 1983 года. Президент Карлос Менем, бывший «перонист», провел значительные экономические реформы, распродав предприятия национальной промышленности, открыв экономику для иностранных инвестиций и подняв песо до уровня американского доллара в 1991 году, что уменьшило инфляцию с уровня 5000 % в 1989 году до удивительного 1 % в 1997 году. Хотя данные изменения замедлили инфляцию, они также привели к возрастающей безработице и рецессии.

Жёсткая привязка к дорогой валюте (доллару) сделала аргентинские товары неконкурентоспособными, что в дальнейшем отрицательно сказалось на развитии промышленности. Кроме того, из-за жёсткой привязки Центробанк Аргентины лишил себя возможности реального влияния на ситуацию. За годы президентств Карлоса Менема и Фернандо де ла Руа государственный долг вырос до 132 миллиардов долларов, что в дальнейшем привело к значительным затратам по его обслуживанию. Незадолго до дефолта, однако, МВФ отказался предоставлять Аргентине новые кредиты. В связи с этим МВФ и США обвиняют в непоследовательности по отношению к Аргентине, поскольку МВФ долгое время настаивал на проведении жёсткой бюджетной политики и выдавал Аргентине крупные кредиты для покрытия дефицита, но в конце 2001 года изменил свою позицию.

Аргентина, которая с 1991 года поддерживала фиксированный курс своего песо, ликвидировала гиперинфляцию и обеспечила значительный приток иностранных инвестиций, являлась тогда любимицей фонда и летом того [2001] года получила дополнительный кредит в $8 млрд. Однако сразу после этого МВФ понял, что Аргентине не помогут никакие дополнительные кредиты. <…> Аргентина немедленно перестала быть любимицей МВФ, и в декабре 2001 года фонд отказался предоставлять ей очередную порцию вышеупомянутого кредита

Называются и другие причины, способствовавшие более тяжёлым последствиям кризиса:

• Несовершенство налоговой системы, которая позволяла уклоняться от уплаты налогов (уклонение от уплаты НДС составляло до 40 %).
• Масштабная коррупция.
• Задолженность регионов центральному правительству.
• Высокие ежегодные текущие долговые платежи — 5 миллиардов долларов в год.
• Мировая рецессия, которая привела к сокращению ВВП и оттоку капиталов.

Экономический кризис, длившийся в течение четырёх лет, вызванный неверной экономической и политической стратегией государства, приводит в 2002 г. к дефолту в Аргентине. Аргентинское правительство старалось придерживаться курса «реформ», согласно Вашингтонскому консенсусу.

Перу

5 миллионов перуанских инти, 1990

В 1990-е годы в Перу наблюдалась сильное обесценение национальной валюты инти (введённой в 1985 г.) Перу прошла через наиболее тяжелый период гиперинфляции с 1988 по 1990 год. В 1985 году была проведена денежная реформа и 1 Инти обменивался на 1000 солей. В 1986 году банкнотой наиболее высокого номинала была 1000 инти. Но в сентябре 1988 года, ежемесячные темпы инфляции дошли до 132 %. В августе 1990 года, ежемесячные темпы инфляции были уже 397 %. Самый высокий номинал инти: 10 000 000 был введен в оборот в 1991 году. В 1991 году была проведена денежная реформа, и 1 Новый соль обменивался на 1 000 000 инти. Последствия гиперинфляции: 1 Nuevo Sol = 1 000 000 000 (старых) солей. Инфляция замедлилась в 1991, но прекратить её удалось только с введением новой денежной единицы перуанский соль — в 2001 году.

Чили

Гиперинфляция в Чили возникла во время правления Сальвадора Альенде. Она достигла 1200 % в 1973 году. В 1975 году уже Пиночет провел денежную реформу, в результате которой 1 Чилийское песо обменивали на 1000 старых эскудо.

Правительство Альенде проводило социалистические реформы: были национализированы меднорудные предприятия, принадлежавшие монополиям США, ограничена деятельность национальной промышленной, помещичьей и финансовой олигархии, осуществлялась аграрная реформа, приведшая к фактической ликвидации системы латифундизма. Были приняты меры по улучшению материального положения рабочих и служащих, пенсионного обеспечения, расширению жилищного строительства. Однако вскоре отказ правительства выплатить компенсацию американским горнодобывающим компаниям — собственникам национализированных медных рудников привёл к обострению отношений с США, которые пролоббировали введение эмбарго на чилийскую медь, арест имущества Чили за рубежом, кредитный бойкот со стороны банков и международных финансовых организаций. Правительство Сальвадора Альенде стало испытывать нехватку средств на осуществление своей программы. Чтобы не допустить сокращения расходов, началась денежная эмиссия, и за счёт выпуска новых денег покрывался бюджетный дефицит. Был введён правительственный контроль над ценами на товары и услуги. Вскоре была создана система государственных закупок и распределения товаров и услуг, через которую к потребителю поступали практически все товары и услуги, что вызывало недовольство предпринимателей. Товары начинали реализовываться нелегально, возник «чёрный рынок», из легальной продажи товары исчезли. Серьёзные экономические трудности усугублялись международным давлением на правительство Альенде и ограничением торговли с Чили.

1971—1973 годах развал деятельности на крупных промышленных предприятиях, вывод капиталов из страны побудили правительство прибегнуть к ускоренной национализации банков и крупных горнодобывающих компаний. Однако это не смогло предотвратить гиперинфляцию, нехватку товаров и продовольствия. На улицах Сантьяго выстраивались очереди за продуктами. Правительство организовало распределительное снабжения горожан. Крестьянам, наделённым землёй в ходе аграрной реформы, назначили квоты на урожай, которые выкупало правительственное агентство по фиксированным ценам. Страну охватили массовые выступления и волна забастовок, в том числе парализовавшая экономику забастовка водителей. Правые группы прибегали к тактике террора. Законодательные инициативы правительства Альенде блокировались парламентским большинством, не принадлежавшим к Народному единству. 11 сентября 1973 года в Чили, армией и корпусом карабинеров был осуществлён государственный переворот. В результате проводимых правительством Пиночета рыночных реформ гиперинфляция прекратилась.

Боливия

В Боливии до 1984 самой крупной купюрой были 1000 песо. В 1985 — уже 10 миллионов песо. В результате гиперинфляции 1983—1987 годов цены выросли более чем в миллион раз. В 1987 году произошла денежная реформа национальной валюты — замена песо боливиано на новое боливиано — c деноминацией — понижением курса в один миллион раз. При проведении реформы правительство страны решило использовать большое количество отпечатанных ранее «гиперинфляционных» банкнот со множеством нулей как мелкие разменные деньги, заменяющие монеты. На них ставились надпечатки, понижающие номинал от миллиона до двух миллионов раз.

5 сентаво (0,05 новых боливиано) 1987 из 100 тыс. старых песо. Понижение номинала в 2 000 000 раз.		10 боливиано 1987 из 10 млн старых песо. Понижение номинала в миллион раз.

США

Случаи гиперинфляции связаны с финансированием войны за независимость США (1775—1783) и Гражданской войны (1861—1865). В 1861 г. денежной единицей Конфедеративных Штатов Америки стал собственный доллар Конфедерации. Почти все банковские запасы золота и серебра были собраны в казначействе Конфедерации и в начале войны ушли в Европу на оплату военных поставок. Выпуск бумажных денег от имени Конфедерации находился под управлением властей штатов. Центральное правительство имело право выпускать только монеты, но нехватка драгоценных металлов привела к тому, что монеты почти не выпускались.

Потеря Нового Орлеана в конце апреля 1862 года стала ударом по экономической системе Конфедерации. Главный порт южан оказался в руках врага, и теперь ради положенного ему хлопка инвестор должен был прорвать морскую блокаду, причём дважды — по пути туда и обратно. Это привело к уменьшению потока иностранных займов^:110—112.

Уменьшение внешних займов заставило правительство Конфедерации начать эмиссию необеспеченных бумажных денег. Общая сумма выпуска за время войны составила около 1,7 млрд долларов. К концу войны доллар Конфедерации стоил 1 цент в золотом эквиваленте против 50 центов за доллар северян. Гиперинфляция увеличивалась также за счёт права органов местной власти выпускать свои деньги. Несложные по исполнению банкноты Юга к тому же стали лёгкой добычей фальшивомонетчиков. За годы Гражданской войны цены на Юге поднялись в среднем на 4000 %, а на Севере — всего на 60 %.

Сбережения в долларах обесценились на 90 %. Вслед за падением ценности долларов росла стоимость товаров. Доходы казны сократились в несколько раз. Импортно-экспортные пошлины практически не собирались, и единственным источником средств стал выпуск государственных облигаций, которые тоже падали в цене и в конце войны обеспечивались натуральным товаром, преимущественно хлопком.

Турция

Из-за гиперинфляции в Турции, продолжавшейся с 1970-х до 1990-х годов, турецкая лира была серьёзно девальвирована: от 9 лир за доллар США в конце 1960-х, до 1,65 миллиона за доллар США в 2001. С середины 1970-х годов она страдала от хронической инфляции:

• 1933 — 1 доллар США = 2 турецких лиры.
• 1966 — 1 доллар США = 9 турецких лир.
• 1980 — 1 доллар США = 90 турецких лир.
• 1988 — 1 доллар США = 1300 турецких лир.
• 1995 — 1 доллар США = 45000 турецких лир.
• 2001 — 1 доллар США = 1650000 турецких лир.

Турецкий Парламент принял закон в конце декабря 2004, что позволило ввести новую лиру, которая бы заменила миллион старых. С начала 2005 года, после ряда успешных антиинфляционных мер, принятых Центральным банком Турции, в обращение введена новая турецкая лира, равная 1 000 000 старых.

Израиль

В 1979 году инфляция впервые стала выражаться трёхзначной цифрой, достигнув 111 %, министр финансов Симха Эрлих был вынужден подать в отставку и на его место был назначен Игаль Горовиц, пытавшийся проводить политику жёсткой бюджетной экономии с целью обуздать инфляцию. Его действия не нашли поддержки правительства, и он покинул пост министра в 1981 году. 22 февраля 1980 года был осуществлён переход к шекелю от фунта. На смену Горовицу пришёл Йорам Эридор, политика которого была противоположна курсу предшественника — были снижены налоги на импортные товары, увеличены расходы на социальные нужды. Результаты оказались катастрофическими — обесценивание денег перешло в стадию гиперинфляции, достигнув 450 % в 1984 и 500 % за первую половину 1985 года.

В связи с гиперинфляцией израильский шекель обесценился. В сентябре 1984 года к власти пришло правительство национального единства под руководством Шимона Переса, министром финансов стал Ицхак Модаи. К лету 1985-го была принята и начала осуществляться программа экономической стабилизации. Программа преследовала две основные цели: сокращение бюджетного дефицита и борьба с инфляцией. Основными пунктами программы были:

• Радикальное сокращение расходных статей бюджета, в первую очередь всех видов субсидий
• Уменьшение реальной заработной платы в хозяйстве с целью сократить спрос на внутреннем рынке, повысить конкурентоспособность израильского экспорта и снизить уровень безработицы
• Значительная девальвация шекеля по отношению к доллару и удержание стабильного обменного курса на новом уровне как можно более длительное время
• Замораживание цен на ограниченное время

Для достижения намеченного, правительство вынужденно было пойти на ряд жёстких мер. Были введены налоги на недвижимость и автомобили, увеличен налог на добавленную стоимость, повышена плата за обучение в университетах, отменены ряд положений закона об обязательном и бесплатном среднем образовании, снижена зарплата работников госсектора, заморожены некоторые государственные проекты.

Проведению реформы способствовало достижение широкого общественного консенсуса о необходимости остановить инфляцию, а также компромиссы, достигнутые на переговорах с деловыми сектором и профсоюзами. Главной уступкой со стороны правительства стала отмена решения о массовом увольнении госслужащих, профсоюзы со своей стороны согласились на значительное снижение зарплат в общественном секторе.

K концу 1985 года стало ясно, что ближайшие цели программы достигнуты — годовой уровень инфляции составил около 20 %.

После того как израильское правительство сумело обуздать гиперинфляцию, был осуществлён переход к новой валюте, названной новый израильский шекель. Эта валюта имеет хождение с 4 сентября 1985 года до сегодняшнего дня.

Зимбабве

официальный уровень инфляции в Зимбабве
год	Инфляция в %	год	Инфляция в %	год	Инфляция в %	год	Инфляция в %	год	Инфляция в %	год	Инфляция в %
1980	7 %	1981	14 %	1982	15 %	1983	19 %	1984	10 %	1985	10 %
1986	15 %	1987	10 %	1988	8 %	1989	14 %	1990	17 %	1991	48 %
1992	40 %	1993	20 %	1994	25 %	1995	28 %	1996	16 %	1997	20 %
1998	48 %	1999	56,9 %	2000	55.22 %	2001	112.1 %	2002	198.93 %	2003	598.75 %
2004	132.75 %	2005	585.84 %	2006	1 281,11 %	2007	66 212,3 %	2008	231 000 000 %

После засухи 1992 года и последовавшего голода было введено чрезвычайное положение; программа восстановления, разработанная МВФ, привела только к ещё большему недовольству. Поток беженцев из страны усилился, особенно на фоне продолжающегося преследования ндебеле и прихода к власти в ЮАР АНК. В результате правительство приняло решение ускорить земельную реформу.

До 70 % пригодной для обработки земли в стране находилось в руках белого меньшинства (1 % населения), приобретшего её в основном уже после провозглашения независимости. Великобритания выделяла миллионы фунтов стерлингов на добровольный выкуп этих земель правительством Зимбабве, однако передача их чёрным шла очень медленно. В результате в 1999 году началось насильственное выселение белых фермеров с передачей их земель чёрным (в основном политическим сторонникам Мугабе), вызвавшее резкую критику со стороны международного сообщества и в первую очередь в Великобритании, введшей против Зимбабве экономические санкции. В 2002 году Содружество наций приостановило членство Зимбабве из-за нарушений прав человека и фальсификации выборов; в 2003 году Мугабе сам объявил о выходе Зимбабве из Содружества.

Перераспределение земли привело к резкому спаду продуктивности в сельском хозяйстве и катастрофическому росту цен и безработицы. Инфляция составляла до 1000 % в месяц, а сама страна, ранее бывшая экспортёром сельскохозяйственной продукции, вынуждена зависеть от гуманитарной помощи. МВФ предсказал (как впоследствии выяснилось, очень оптимистично), что уровень инфляции достигнет 6430 % к концу 2008 года. Инфляция, по официальным оценкам, выросла с 32 % в 1998 году до 7634,8 % в августе 2007. Оценки со стороны экономистов частного сектора превышали официальные оценки инфляции примерно в четыре раза. Посол США в Зимбабве Кристофер Делл сообщил газете «Гардиан», что инфляция может достичь рекордного уровня — 1,5 млн процентов (1 500 000 %) к концу 2007-го года. Помимо «чёрного передела» правительство Роберта Мугабе ввело закон, согласно которому иностранные компании в стране должны находиться под контролем чернокожих граждан, что резко сократило приток иностранных инвестиций в государство и больно ударило по экономике Зимбабве.

Пытаясь с помощью военной силы контролировать экономику, Роберт Мугабе только ухудшил тяжёлую экономическую ситуацию в стране. Согласно докладу Международной кризисной группы (Брюссель) от 2007 года, до 10 млн чел. из 12 млн населения Зимбабве проживают за чертой бедности, а около 3 млн чел. бежали в соседние страны. Из-за нехватки топлива, продовольствия и иностранной валюты две трети трудоспособного населения оказались без работы; безработица достигла 80-85 %. Попытка президента победить гиперинфляцию в стране путём замораживания цен, предпринятая в июне того же года, провалилась. Гиперинфляция в Зимбабве привела к тому, что один американский доллар стал стоить 25 млн зимбабвийских долларов.

В 2007 правительство Зимбабве официально временно прекратило публикацию официальных темпов инфляции, что наблюдатели расценили как попытку отвлечь внимание общественности от безудержного роста инфляции, которое стало символом беспрецедентного экономического кризиса страны. В конце 2007 года в Зимбабве был побит новый антирекорд — уровень инфляции составил 100 000 % за год. Инфляция продолжала расти и в январе 2008 года она составила свыше 100 000 % в годовом исчислении. в декабре 2007-го года в Зимбабве была введена купюра в 750 тысяч долларов, а в январе 2008 — в 10 миллионов долларов, В первой половине 2008 правительство Зимбабве ввело в обращение банкноту достоинством в 50 миллионов долларов, в мае — 100-млн и 250-млн, а затем — 5-, 25- и 50-миллиардные. В июле выпущена банкнота номиналом в 100 миллиардов зимбабвийских долларов. На момент введения 50 000 000 долларов Зимбабве стоили около 1 доллара США.

1 августа 2008 года в Зимбабве была проведена деноминация: один доллар («третий») соответствует 10 000 000 000 предыдущих («вторых») долларов. («Второй доллар» появился 1 августа 2006 года, когда «первый доллар» был обменян на второй по курсу 1000 к одному). Официальный курс 1 августа 2008 года по отношению к доллару США составил 8,11 за доллар США. Неофициальный — 38,35. Через месяц в начале сентября 2008 «третий доллар» также обесценился в 5 раз (неофициально в 100 раз).

По оценкам института Като, годовой уровень инфляции в Зимбабве на 7 ноября 2008 года составлял 516 квинтиллионов процентов (516 000 000 000 000 000 000 %) — и продолжает расти. Последние официальные данные по инфляции в Зимбабве относятся к июлю 2008 года — 231 млн % (цены удваиваются каждые 17,3 дней). (По неофициальным — астрономические 89,7 секстиллионов (89,7 * 10 ²¹) %). Несмотря на деноминацию, к концу сентября 2008 года 12-месячный рост потребительских цен в стране составил 231 миллион процентов. В ноябре 2008 были представлены купюры достоинством 100 тысяч, 500 тысяч и миллион зимбабвийских долларов. 4 декабря В четверг в ходу появились деньги в Z$100 млн, однако цена буханки хлеба поднялась с Z$2 млн до Z$35 млн, и потому было принято решение о введение в обращение новой купюры — 200 млн «третьих» зимбабвийских долларов. Ежемесячный уровень инфляции достиг приблизительно 13,2 млрд проц. К концу 2008 года гиперинфляция в Зимбабве превзошла уровень оной в Венгрии (рекорд, не побитый в течение 60 лет) в 1946 г. когда она составляла 12,95 квадриллионов процентов в месяц (то есть цены удваивались каждые 15,6 часов). По неофициальным данным (декабрь 2008) — инфляция достигла 6,5 квинкватригинтиллионов % (то есть 6,5·10¹⁰⁸ %).

Впрочем, гиперинфляция в Зимбабве с трудом поддаётся исчислению. Например, банка пива 7 июля 2008 года в 17:00 по местному времени стоила 100 млрд зимбабвийских долларов, уже через час она стала стоить 150 млрд. 2 февраля 2009 года и третий доллар был деноминирован, по курсу триллион к одному. Несмотря на кажущуюся уникальность ситуации в Зимбабве, по мнению многих экономистов, эта страна отнюдь не уникальна и, находясь на траектории экономического и социально-культурного разложения, только с большой скоростью сближается с большинством африканских стран этого региона, где более или менее аналогичные процессы проходили, хотя и с меньшей скоростью, несколько десятилетий назад.

Разница состоит лишь в сравнительно более позднем захвате власти в стране африканскими политиками авторитарно-социалистического толка. Изгнание белых фермеров, хотя и может быть объяснено как уничтожение последнего пережитка колониализма, в итоге имело эффект пиления ветки, на которой держалась экономика страны. В конце 2007 года глава Резервного банка (ЦБ) Зимбабве Гидеон Гоно (Gideon Gono) хотел отказаться даже прикинуть индекс роста цен, объяснив это отсутствием в продаже даже базовых товаров, из-за чего определить на них цены не представляется возможным. Пустые полки в магазинах — один из признаков вышедшей из под всякого контроля гиперинфляции.

12 апреля 2009 года стало известно о запрете оборота доллара Зимбабве. Вместо него жители страны смогут использовать доллары США, фунты стерлингов Соединённого королевства, а также валюты соседних государств, имеющих более стабильную экономику. Банкноты формально оставались законным средством платежа до 30 июня 2009 года. Гоно дал интервью Newsweek, в котором он попытался разъяснить эмиссионную политику своего правительства. «Традиционные экономисты осуждали меня — мол, печатание денег вызывает инфляцию. Я вынужден был печатать деньги из-за жесточайшей нужды, чтобы не дать погибнуть моему народу. Мне пришлось делать из ряда вон выходящие вещи, о которых не пишут в учебниках. Теперь МВФ попросил США — пожалуйста, напечатайте денег. И вот я вижу, что весь мир занялся тем, что запрещали делать мне».

Увеличение номинала банкнот

Германия, 1923—1924: надпечатки на почтовых марках

Надпечатка номинала, или стоимости марки (англ. surcharge), — надпечатка, изменяющая или подтверждающая номинал почтовой марки. К таким надпечаткам обычно прибегали, когда нужных видов марок не было в наличии, либо в силу задержки с присылкой марок, либо по причине столь быстрого изменения обстоятельств, что не было времени на изготовление или получение соответствующих новых марок, либо просто с целью использования оставшихся марок.

Широко известен пример надпечаток на марках Германии в период гиперинфляции 1921—1923 годов.

Марки номиналом в 10—20 пфеннигов уже не годились для оплаты почтовых сборов (на конверт обычного письма потребовалось бы наклеивать сотни таких марок), поэтому вначале правительство сделало на имеющихся марках надпечатки с номиналами до 10 немецких марок, пока не будут выпущены новые марки, но к 1923 году бесполезными стали даже вновь отпечатанные марки номиналом до 75 тысяч немецких марок, и на них пришлось сделать надпечатки более высоких номиналов — до 2 миллионов немецких марок, а затем, в следующем раунде, — с номиналами до 50 миллиардов, прежде чем произошла реформа финансовой системы.

Никарагуа, 1987—1990

20 тысяч из 20 никарагуанских кордобас, 1987		100 тысяч 1989 из 100 кордобас 1985

50 тысяч из 50 никарагуанских кордобас, 1987		500 тысяч 1990 из 50 кордобас 1985

10 тысяч 1989 из 10 кордобас 1985		Миллион 1990 из 1000 кордобас 1985

В Никарагуа в 1980-е годы происходила по сути гражданская война между пришедшими к власти левыми «сандинистами» и проамериканскими «сомосовцами». Сандинисты имели проблему с США, которые, чтобы подорвать влияние СССР в стране, организовали и финансировали партизанскую войну «сомосовцев» по границам республики (также как и в Афганистане),

Предел гиперинфляции: сандинистские 5 и 10 миллионов кордобас 1990, аверс

особенно вдоль границы с Сальвадором, где находились американские базы снабжения.

Это способствовало быстрой гиперинфляции, которая в 1988 году достигла 30 тысяч %. В результате на протяжении четырёх лет делались постоянные надпечатки на банкнотах старых годов выпуска, от тысячи до 10 тысяч раз увеличивавшие номинал данных купюр.

500 тысяч из 1000 никарагуанских кордобас, 1987 год

Надпечатки выполнялись простой чёрной типографской краской (в одну краску) в 1987—1991 годах на купюрах никарагуанской валюты кордобас образца 1979 и 1985 годов. Данные надпечатки выполнялись зачастую весьма некачественно: или на одной стороне купюры, или криво, или перевёрнутые надпечатки (вверх ногами), или плохо пропечатанный оттиск.

Из-за лёгкости подделок были распространены фальшивые надпечатанные деньги.

Приднестровье, 1996 и 1998

Приднестровские рубли 10 000 рублей 1996 и 1998 годов выпуска, 50 000 рублей 1996 года и 100 000 рублей 1996 года печатали, делая надпечатки того же цвета на соответственно купюрах номиналами в один, пять и десять рублей 1994 года выпуска.

Делалось это в связи с тем, что запасы отпечатанных купюр мелкого достоинства образца 1993/94 гг. сразу обесценились, и значительная их часть так и не была выпущена в обращение из-за незначительности номиналов.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  10 000 рублей 1996 — из 1 рубля 1994, аверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  10 000 рублей 1998 — из 1 рубля 1994, аверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  10 000 рублей 1998 — из 1 рубля 1994, реверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  50 000 рублей 1996 — из 5 рублей 1994, аверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  50 000 рублей 1996 — из 5 рублей 1994, аверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  100 000 рублей 1996 — из 10 рублей 1994, аверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  100 000 рублей 1996 — из 10 рублей 1994, реверс

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  500 000 рублей 1998, аверс: результат гиперинфляции.

Гиперинфляция в литературе и искусстве

Художественно, правдиво и интересно гиперинфляция (в веймарской Германии) описана в романе Ремарка Чёрный обелиск.

Интересные факты

• В 2009 году Гидеон Гоно, директор Резервного банка Зимбабве, получил Шнобелевскую премию по математике: в условиях галопирующей гиперинфляции он вынудил все население своей страны изучить математику путём выпуска купюр номиналами от 1 цента вплоть до 100 триллионов долларов.

• World Inflation rate 2010.svg

  Уровень инфляции в мире за 2010 год

• Inflation rate world.PNG

  Уровень инфляции в мире за 2009 год

• World Inflation rate 2007.PNG

  Уровень инфляции в мире за 2007 год

• Failed-states-index-2007.png

  Состояние дееспособности государств в 2007 году

     Alert (крайне негативное)      Warning (негативное)      Moderate (приемлемое)      Sustainable (образцовое)      No Information (нет данных)

См. также

• Инфляция
• Галопирующая инфляция
• Эффект Оливера — Танзи
• Девальвация
• Деноминация
• Максимум цен

Литература

• «Инфляция и экономический рост. Теория и практика», М.: Финансы и статистика, 2007. —288с. ISBN 978-5-279-03256-3.
• В.Кизилов, Гр.Сапов. [www.scilla.ru/works/knigi/infl.pdf Инфляция и её последствия] / под ред. Е.Михайловской. — М.: Центр Панорама, 2006. — 146 с. — ISBN 5-94420-025-1.
• Л. Н. Красавина, В. Я. Пищик «Регулирование инфляции. Мировой опыт и российская практика», М.: Финансы и статистика, 2009. —280с. ISBN 978-5-279-03315-7.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Гиперинфляция
• [www.gks.ru/bgd/regl/B08_17/IssWWW.exe/Stg/08-02.htm Гиперинфляция в XX веке]
• [idelo.ru/290/19.html Германский кошмар. Как немцы боролись со своей гиперинфляцией]
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Trav/12.php ГЕРМАНИЯ: БЛЕСК И НИЩЕТА АВТОРИТАРИЗМА]
• [lib.rin.ru/doc/i/16950p.html Бумажные деньги и инфляция]
• [tomchao.com/hb.html Bank notes during hyperinflation]
• [www.milliondollarbabies.com A Comprehensive Gallery of Hyperinflation Banknotes]
• [www.kommersant.ru/doc.aspx?fromsearch=e47941f1-9884-4088-854a-64e98354930a&docsid=727005 «100 лет в 4 года»]

Отрывок, характеризующий Гиперинфляция

Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.