Гиппократ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гиппократ
др.-греч. Ἱπποκράτης
Бюст Гиппократа в Пушкинском музее
Дата рождения:

около 460 года до н. э.

Место рождения:

остров Кос

Дата смерти:

между 377 и 356 годами до н. э. (83 или 104) года

Место смерти:

Ларисса в Фессалии

Отец:

Гераклид — потомственный врач-асклепиад

Дети:

2 сына (Фесалл и Драконт), дочь

Слушать введение в статью · (инф.)
Этот звуковой файл был создан на основе введения в статью [ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%93%D0%B8%D0%BF%D0%BF%D0%BE%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%82&oldid=29916180 версии] за 5 декабря 2010 года и не отражает правки после этой даты.
см. также другие аудиостатьи

Гиппокра́т (др.-греч. Ἱπποκράτης, лат. Hippocrates) (около 460 года до н. э., остров Кос — между 377 и 356 годами до н. э., Ларисса) — знаменитый древнегреческий целитель и врач. Вошёл в историю как «отец медицины».

Гиппократ является исторической личностью. Упоминания о «великом враче-асклепиаде» встречаются в произведениях его современников — Платона[1][2] и Аристотеля[3]. Собранные в т. н. «Гиппократовский корпус» 60 медицинских трактатов (из которых современные исследователи приписывают Гиппократу от 8 до 18)[4][5] оказали значительное влияние на развитие медицины как практики, так и науки.

С именем Гиппократа связано представление о высоком моральном облике и этике поведения врача[6]. Клятва Гиппократа содержит основополагающие принципы, которыми должен руководствоваться врач в своей практической деятельности. Произнесение клятвы (которая на протяжении веков значительно видоизменялась) при получении врачебного диплома стало традицией.





Происхождение и биография

Биографические данные о Гиппократе крайне разрознены и противоречивы. На сегодняшний день существует несколько источников, которые описывают жизнь и происхождение Гиппократа. К ним относятся:

Сведения о Гиппократе встречаются также у Платона, Аристотеля и Галена.

Согласно легендам, Гиппократ по отцу являлся потомком древнегреческого бога медицины Асклепия, а по матери — Геракла[10]. Иоанн Цец даже приводит генеалогическое древо Гиппократа[11]:

  • Асклепий
  • Подалирий
  • Гипполох
  • Сострат
  • Дардан
  • Хризамис
  • Клеомиттад
  • Теодор
  • Сострат II
  • Теодор II
  • Сострат III
  • Небр
  • Гносидик
  • Гиппократ I
  • Гераклид
  • Гиппократ II «отец медицины»

Хоть данная информация вряд ли достоверна, однако она свидетельствует о том, что Гиппократ принадлежал к роду Асклепиадов. Асклепиады являлись династией врачей, притязавшей на происхождение от самого бога медицины[12].

Гиппократ родился около 460 г. до н. э. на острове Кос в восточной части Эгейского моря. Из произведений Сорана Эфесского можно судить о семье Гиппократа. Согласно его трудам, отцом Гиппократа был врач Гераклид, матерью — Фенарета. (По другой версии, имя матери Гиппократа было Пракситея[13].) У Гиппократа было два сына — Фесалл и Драконт, а также дочь, чей муж Полиб, согласно древнеримскому врачу Галену, стал его преемником. Каждый из сыновей назвал своего ребёнка в честь знаменитого деда Гиппократом[14][15].

В своих трудах Соран Эфесский пишет, что изначально медицине Гиппократа обучали в асклепионе Коса его отец Гераклид и дед Гиппократ — потомственные врачи-асклепиады. Он прошёл обучение также у знаменитого философа Демокрита и софиста Горгия[16]. С целью научного усовершенствования Гиппократ также много путешествовал и изучил медицину в разных странах по практике местных врачей и по таблицам, которые вывешивались на стенах храмов Асклепия[4]. Упоминания о легендарном враче от современников встречаются в диалогах Платона «Протагор» и «Федр», а также в «Политике» Аристотеля.

Всю свою продолжительную жизнь Гиппократ посвятил медицине. Среди мест, где он лечил людей, упоминаются Фессалия, Фракия, Македония, а также побережье Мраморного моря. Умер он в преклонном возрасте (по разным источникам, от 83 до 104 лет) в городе Ларисе[15], где ему был установлен памятник[4].

Гиппократовский корпус

Имя знаменитого врача Гиппократа, заложившего основы медицины как науки, связано с разнородной коллекцией медицинских трактатов, известной как Гиппократовский корпус. Подавляющее большинство сочинений Корпуса было составлено между 430 и 330 годами до н. э. Они были собраны в эллинистическое время, в середине III века до н. э. в Александрии[5].

Комментаторы данного сборника ещё в античное время (в частности, Гален) отметили неоднородность стиля и противоречивость содержания Гиппократовского корпуса. Одни предположили, что Гиппократ прожил очень долго и, следовательно, некоторые сочинения написал молодым, а другие в старости. Другие считали, что было целых семеро людей, членов семейства Гиппократа, труды которых также вошли в Гиппократовский корпус (среди них сыновья Фесалл и Драконт, зять Полиб)[4][5].

Из них принадлежащими непосредственно Гиппократу исследователи признают от 8 до 18 сочинений[4][5]. Согласно Трохачёву, среди историков медицины и исследователей Гиппократовского корпуса существует множество разногласий о принадлежности того или иного сочинения непосредственно Гиппократу. Трохачёв проанализировал работы четверых специалистов — Э. Литтре, К. Дейхгребера, М. Поленца и В. Нестле. Буквами Л, Д, П и Н соответственно отмечены трактаты, которые указанные авторы считают «истинно гиппократовыми»[5].

Гиппократовский корпус состоит из следующих сочинений[17]:

Этика и деонтология

1. Клятва (Л)
2. Закон (Л)
3. О враче
4. О благоприличии
5. Наставление

Общая медицина

6. Об искусстве
7. О древней медицине (Л)

Теория медицины. Анатомия. Физиология. Патология

8. Об анатомии
9. О сердце
10. О мясе
11. О железах
12. О природе костей
13. О природе человека (Д)
14. О семени
15. О природе ребёнка
16. О болезнях. Кн. 4
17. О пище
18. О соках (Д)
19. О ветрах
20. О кризисах
21. О критических днях
22. О седьмерицах
23. О воздухе, водах и местностях (Л, Д, П, Н)

Диетология

24. О диете (Н)
25. О диете, или о сновидениях

Прогностика

26. Прогностика (Л, Д, П, Н) (др.-греч. Προγνωστικόν, русский аналог — Прогнозирование)
27. Косские прогнозы
28. Предсказания

Частная патология и терапия

29. Эпидемии (Л, Д, П, Н)
30. О диете при острых болезнях. Кн. 1 (Л)
31. О диете при острых болезнях. Кн. 2
32. О страданиях
33. О болезнях. Кн. 1—3
34. О внутренних страданиях
35. О священной болезни (Д, П, Н)
36. О местах в человеке
37. Об употреблении жидкостей

Хирургия

38. О врачебном кабинете
39. О переломах (Л, Д, П, Н)
40. О вправлении суставов (Л, Д, П, Н)
41. Книга о рычаге (Л, Д, Н)
42. О ранах головы (Л)
43. О ранах и язвах
44. О геморроидах
45. О фистулах

Глазные болезни

46. О зрении

Акушерство и гинекология

47. О болезнях девушек
48. О природе женщины
49. О женских болезнях
50. О бесплодии
51. О сверхоплодотворении
52. О семимесячном плоде
53. О восьмимесячном плоде
54. Об эмбриотомии

Детские болезни

55. О прорезывании зубов

Резюме ко всем разделам

56. Афоризмы (Л, Н)

Биографические легенды

57. Письма
58. Декрет афинян
59. Речь при жертвеннике
60. Речь Фесалла о посольстве к афинянам

Учение

Следует отметить, что учение Гиппократовского корпуса в литературе неотделимо от имени Гиппократа. При этом достоверно, что не все, а только некоторые трактаты Корпуса принадлежат непосредственно Гиппократу. В связи с невозможностью вычленить непосредственный вклад «отца медицины» и противоречиями исследователей об авторстве того или иного трактата[4][5], в большинстве современной медицинской литературы всё наследие Корпуса приписывается Гиппократу.

Гиппократ является одним из первых, кто учил, что заболевания возникают вследствие природных причин, отвергая существовавшие суеверия о вмешательстве богов. Он выделил медицину в отдельную науку[18], отделив её от религии, за что и вошёл в историю как «отец медицины». В произведениях Корпуса присутствуют одни из первых прообразов «историй болезни» — описаний течения заболеваний[19][20].

Учение Гиппократа состояло в том, что заболевание является не наказанием богов, а последствием природных факторов, нарушения питания, привычек и характера жизни человека. В сборнике Гиппократа нет ни одного упоминания о мистическом характере в происхождении болезней. В то же время учение Гиппократа во многих случаях основывалось на неверных предпосылках, ошибочных анатомических и физиологических данных, учении о жизненных соках[21][22][23].

В Древней Греции времён Гиппократа существовал запрет на вскрытие человеческого тела. В связи с этим врачи имели весьма поверхностные знание об анатомии и физиологии человека. Также в то время существовали две соперничающие между собой медицинские школы — косская и книдская. Книдская школа фокусировала своё внимание на вычленении того или иного симптома, в зависимости от чего и назначалось лечение[24]. Косская школа, к которой принадлежал Гиппократ, пыталась найти причину заболевания. Лечение состояло в наблюдении за больным, созданием такого режима, при котором организм сам бы справился с болезнью[25][26]. Отсюда и один из основополагающих принципов учения «Не навреди».

Темпераменты

Гиппократу медицина обязана появлением учения о темпераменте человека. Согласно его учению, общее поведение человека зависит от соотношения четырёх соков (жидкостей), циркулирующих в организме, — крови, желчи, чёрной желчи и слизи (флегмы, лимфы)[27].

  • Преобладание желчи (греч. χολή, холе, «желчь, яд») делает человека импульсивным, «горячим» — холериком.
  • Преобладание слизи (греч. φλέγμα, флегма, «мокрота») делает человека спокойным и медлительным — флегматиком.
  • Преобладание крови (лат. sanguis , сангвис, сангуа, «кровь») делает человека подвижным и весёлым — сангвиником.
  • Преобладание чёрной желчи (греч. μέλαινα χολή, мелэна холе, «чёрная желчь») делает человека грустным и боязливым — меланхоликом.

В произведениях Гиппократа имеются описания свойств сангвиников, холериков, флегматиков и очень беглое — меланхоликов. Выделение типов телосложения и душевного склада имело практическое значение: установление типа связывалось с диагностикой и выбором метода лечения больных[28], так как по Гиппократу каждый тип предрасположен к определённым заболеваниям[6].

Заслуга Гиппократа состоит в выделении основных типов темперамента, в том, что он, по словам И. П. Павлова, «уловил в массе бесчисленных вариантов человеческого поведения капитальные черты»[6].

Стадийность течения заболеваний

Заслугой Гиппократа также является определение стадийности в протекании различных заболеваний. Рассматривая болезнь как развивающееся явление, он ввёл понятие стадии болезни[6]. Наиболее опасным моментом, согласно Гиппократу, являлся «кризис». Во время кризиса человек либо умирал, либо природные процессы побеждали, после чего его состояние улучшалось. При различных заболеваниях он выделял критические дни — дни от начала болезни, когда кризис был наиболее вероятным и опасным[29].

Обследование больных

Заслугой Гиппократа является описание методов обследования больных — аускультации и пальпации. Он обстоятельно изучал характер выделений (мокрота, экскременты, моча) при различных заболеваниях. При обследовании больного он уже пользовался такими приёмами как перкуссия, аускультация, пальпация, конечно, в самой примитивной форме[4].

Вклад в хирургию

Гиппократ также известен как выдающийся хирург древности. В его сочинениях описываются способы применения повязок (простые, спиральные, ромбовидные, «шапочка Гиппократа» и др.), лечения переломов и вывихов с помощью вытяжения и специальных аппаратов («скамья Гиппократа»), лечения ран, фистул, геморроя, эмпием[6].

Кроме этого Гиппократ описал правила положения хирурга и его рук во время операции, размещения инструментов, освещение при операции[6].

Диетология

Гиппократ изложил принципы рациональной диетологии и указал на необходимость питать больных, даже лихорадочных. С этой целью указал на необходимые диеты при различных заболеваниях[4].

Медицинская этика и деонтология

С именем Гиппократа связано представление о высоком моральном облике и этике поведения врача. Согласно Гиппократу, врачу должны быть присущи трудолюбие, приличный и опрятный вид, постоянное совершенствование в своей профессии, серьёзность, чуткость, умение завоевать доверие больного, умение хранить врачебную тайну[6].

Клятва Гиппократа

«Клятва» (др.-греч. Ὅρκος, лат. Jusjurandum) является первым сочинением Гиппократовского корпуса. Она содержит несколько принципов, которыми обязан руководствоваться врач в своей жизни и профессиональной деятельности[30]:

1. Обязательства перед учителями, коллегами и учениками:

Считать научившего меня этому искусству равным моим родителям, делиться с ним средствами и при необходимости помогать ему в нуждах, потомство его принимать как братьев и, по их желанию, учить их этому искусству, безвозмездно и без договора; наставления, устные уроки и всё прочее в учении сообщать моим сыновьям, сыновьям моего учителя и ученикам, связанным обязательством и принесшим клятву по закону врачебному, но никому другому[31].

2. Принцип непричинения вреда:

Я направлю режим больных им на пользу, сообразно моим силам и разумению, воздерживаясь от причинения какого-либо вреда или несправедливости[31].

3. Отказ от эвтаназии и абортов:

Я не дам никому просимого смертельного средства и не укажу пути к такой цели, равно как и ни одной женщине не вручу абортивного пессария[31].

4. Отказ от интимных связей с больными:

В какой бы дом я не вошёл я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всего умышленно неправедного и пагубного, особенно от любовных дел...[31]

5. Сохранение врачебной тайны:

Что бы при лечении, а также и вне лечения я ни увидел или ни услышал о жизни людей такого, чего не следует болтать, о том я умолчу, считая всё это постыдным для разглашения[31].

Оплата врачебного труда

Вопрос об оплате врачебного труда в современном обществе является довольно актуальным.

При этом имеются две кардинально противоположные точки зрения об отношении самого Гиппократа к данному вопросу. С одной стороны, многие уверены, что согласно клятве Гиппократа врач обязан предоставлять помощь бесплатно. Оппоненты, ссылаясь на того же Гиппократа, приводят легенду о лечении некоего Анахерсита, согласно которой Гиппократ, оказав больному первую помощь, поинтересовался у родственников, способны ли те заплатить за выздоровление больного. Услышав отрицательный ответ, он предложил «дать бедолаге яда, чтобы тот долго не мучался»[32].

Ни одно из двух устоявшихся мнений не основано на достоверной информации. В клятве Гиппократа ничего не сказано об оплате труда врача. Также в сочинениях Гиппократовского корпуса, посвящённых медицинской этике и деонтологии, информация о лечении бедного больного Анахерсита отсутствует. Соответственно её можно воспринимать лишь как легенду.

В произведениях Гиппократовского корпуса присутствует несколько фраз, благодаря которым можно предположить отношение самого Гиппократа к данному вопросу:

Всё, что ищется для мудрости, всё это есть и в медицине, а именно презрение к деньгам, совестливость, скромность, простота в одежде...[33]

Если ты поведёшь сначала дело о вознаграждении — ведь и это имеет отношение ко всему нашему делу, — то, конечно, наведёшь больного на мысль, что, если не будет сделано договора, ты оставишь его или будешь небрежно относиться к нему и не дашь ему в настоящий момент совета. Об установлении вознаграждения не следует заботиться, так как мы считаем, что обращать на это внимание вредно для больного, в особенности при остром заболевании: быстрота болезни, не дающая случая к промедлению, заставляет хорошего врача искать не выгоды, а скорее приобретения славы. Лучше упрекать спасённых, чем наперёд обирать находящихся в опасности[34].

А иногда лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы. Если же случай представится оказать помощь чужестранцу или бедняку, то таким в особенности должно её доставить, ибо где любовь к людям, там и любовь к своему искусству[35].

Согласно вышеприведённым цитатам, предложение «а иногда лечил бы и даром, считая благодарную память выше минутной славы» лучше всего отражает отношение Гиппократа к вопросу об оплате врачебного труда.

Внешний и внутренний облик врача

В трудах Гиппократовского корпуса большое внимание уделяется внешнему виду врача. Гиппократ подчёркивает, что излишне весёлый врач не вызывает уважения[36], а излишне суровый теряет необходимое доверие[37]. Согласно Гиппократу, врачу должны быть присущи жажда получения новых знаний, которые необходимо получать у постели больного, внутренняя дисциплина. При этом он должен обладать ясным умом, быть опрятно одетым, в меру серьёзным, проявлять понимание к страданиям больных. Кроме этого, он подчёркивает необходимость постоянного наличия под рукой медицинского инструментария, соответствующие оснащённость и вид врачебного кабинета[38].

Крылатые выражения

Многие из выражений Гиппократа стали крылатыми. Несмотря на то, что изначально они написаны на ионийском диалекте древнегреческого языка, часто цитируются на латыни — широко использовавшемся в медицине языке.

  • Врач лечит, природа исцеляет (лат. Medicus curat, natura sanat) — переведённый на латынь один из афоризмов Гиппократа. Означает, что несмотря на то, что врач назначает лечение, исцеляет всегда природа, которая поддерживает жизненные силы больного[39].
  • Жизнь коротка, искусство [долго]вечно (лат. Ars longa, vita brevis) — выражение представляет переформулированное Сенекой на латыни первое предложение «Афоризмов» Гиппократа. Оригинал этого афоризма Гиппократа выглядит так: «Ο βίος βραχύς, η τέχνη μακρή, ο καιρός οξύς, η πείρα σφαλερή και η κρίσις χαλεπή» (Жизнь коротка, (медицинское) искусство протяженно, случай быстротечен, опыт обманчив, а суждение — трудно). Изначально Гиппократ подчёркивал, что не хватит и всей жизни для того, чтобы постичь великую науку медицины[40].
  • Медицина — благороднейшая из всех наук (лат. Omnium artium medicina nobilissima est)[41].
  • Не навреди (лат. Noli nocere) — главная заповедь врача, сформулированная Гиппократом[42].
  • «Огнём и мечом» — перефразированный афоризм «Чего не излечивают лекарства, излечивает железо; чего не излечивает железо, излечивает огонь» (лат. Quae medicamenta non sanant, ferrum sanat; quae ferrum non sanat, ignis sanat) [43].
  • «Противоположное излечивается противоположным» (лат. Contraria contrariis curantur) — один из афоризмов Гиппократа. На данном принципе основана современная медицина[44]. Основоположник гомеопатии Самюэль Ганеман предложил лечить «подобное — подобным», противопоставив гомеопатию той медицине, которая лечит «противоположное противоположным», назвав её аллопатией.

Легенды

Из современников, Платон и Аристотель в своих сочинениях упоминают «самого великого врача-асклепиада Гиппократа». Благодаря дошедшему до наших дней сборнику трудов «Гиппократовскому корпусу», из которого лишь некоторые сочинения современные исследователи приписывают самому Гиппократу[5], можно судить об его учении.

Множество легенд и историй о жизни Гиппократа имеют неправдоподобный характер и не подтверждаются современными историками. Схожие предания существуют о другом знаменитом враче Авиценне, что также подтверждает их легендарный характер. К ним можно отнести легенду о том, как Гиппократ приехав в Афины, в которых свирепствовала чума, провёл ряд мероприятий, после которых эпидемия прекратилась. Согласно другой легенде при лечении царя Македонии Пердикки II Гиппократ диагностировал у него аггравацию — неумышленное преувеличение своего болезненного состояния[45][46][47]. К другим неподтверждённым историям следует отнести отказ Гиппократа покинуть Грецию и стать лечащим врачом самого царя империи Ахеменидов Артаксеркса[48][49]. Согласно ещё одной легенде, граждане Абдер пригласили Гиппократа для лечения знаменитого древнегреческого философа Демокрита, посчитав того умалишённым. Демокрит без видимой причины разражался смехом, настолько смешными казались ему человеческие дела на фоне великого мирового порядка. Гиппократ встретился с философом, но постановил, что Демокрит абсолютно здоров как физически, так и психически, и помимо этого заявил, что тот является одним из умнейших людей, с которыми ему приходилось общаться. Эта история является первым упоминанием, когда общество потребовало подвергнуть медицинскому освидетельствованию на предмет «ненормальности»[50].

В противоположность преданиям, которые описывают Гиппократа идеальным врачом, умнейшим и принципиальным человеком, Соран Эфесский приводит легенду о постыдном поступке Гиппократа, согласно которой он сжёг асклепион (медицинский храм, в котором одновременно лечили людей и поклонялись богу медицины Асклепию) книдской школы, соперничавшей с косской. Византийский грамматик XII столетия Иоанн Цец трансформирует данную легенду об этом поступке. Согласно его сочинениям, Гиппократ сжёг храм не соперничающей книдской школы, а собственной косской, с тем, чтобы уничтожить накопленные в нём медицинские знания, оставшись таким образом единственным их обладателем[51][45][52][53].

Современные медицинские термины, в которых присутствует имя Гиппократа

Ноготь Гиппократа

Своеобразная деформация ногтей, более известная под названием «ногти в виде часовых стёкол»[54]. Часто сочетается с колбовидным утолщением концевых фаланг пальцев рук — «пальцами в виде барабанных палочек». Являются признаком гипертрофической остеоартропатии, возникающей при длительных нарушениях газового обмена на фоне хронических заболеваний лёгких (абсцесс лёгкого, бронхоэктазы, опухоли лёгких и др.). Такая деформация может быть отмечена также при врождённых пороках сердца (особенно при цианотической группе этих пороков), при хроническом септическом эндокардите, при билиарном циррозе печени[55].

Шум плеска Гиппократа

Шумом плеска Гиппократа (лат. succussio Hippocratis) называется звук, выслушиваемый при гидропневмотораксе, то есть при одновременном наличии в полости плевры газа и жидкости. Он выслушивается, если захватить обеими руками плечи больного и быстро, энергично встряхивать верхнюю половину его тела[56].

Маска Гиппократа

Термин «маска Гиппократа» стал крылатым, обозначая лицо умирающего больного. Впервые основные черты лица больного в крайне тяжёлом состоянии описаны в сочинении Гиппократовского корпуса «Прогностика»:

Нос острый, глаза впалые, виски вдавленные, уши холодные и стянутые, мочки ушей отвороченные, кожа на лбу твёрдая, натянутая и сухая, и цвет всего лица зелёный, чёрный или бледный, или свинцовый[57].

Вправление вывиха плеча по методу Гиппократа

Пострадавший лежит на спине. Хирург садится со стороны вывиха лицом к больному и берёт повреждённую руку за предплечье выше запястья. После этого вставляет средний отдел одноимённой с вывихнутой рукой стопы в подмышечную ямку. При этом наружный край среднего отдела стопы упирается в боковую поверхность грудной клетки, а внутренний — в медиальную поверхность верхней трети плеча. Образуется двусторонний рычаг, коротким плечом которого являются головка и верхняя часть плечевой кости, а длинным — средняя и нижняя трети плеча. Хирург начинает постепенно, без рывков, наращивать силу тяги по оси руки с приведением её к туловищу. В это время по принципу действия рычага головка плечевой кости постепенно выводится в суставную поверхность лопатки и становится на место. Плечевой сустав приобретает нормальную форму, восстанавливаются пассивные движения. После этого производится иммобилизация сустава[58].

Шапочка Гиппократа

Представляет собой повязку на голову. Накладывается с помощью двуглавого бинта или двух отдельных бинтов. Одним бинтом всё время делают циркулярные обороты через лоб и затылок, укрепляя ходы второго бинта, прикрывающей свод черепа от средней линии вправо и влево. Концы бинта связывают в затылочной области[59].

Напишите отзыв о статье "Гиппократ"

Литература

Переводы

Русские:

  • Афоризмы Гиппократа. / Пер. П. Шюца. — СПб., 1848. — 229 стр.[60]
  • Гиппократ. Сочинения. / Пер. В. И. Руднева, комм. В. П. Карпова.
    • [Кн.1]. Избранные книги. — М.: Биомедгиз, 1936. — 736 стр. — 10 200 экз. (включает сочинения: «Клятва», «Закон», «О враче», «О благоприличном поведении», «Наставления», «Об искусстве», «О древней медицине», «Об анатомии», «О сердце», «О железах», «О природе человека», «О здоровом образе жизни», «О семени и природе ребёнка», «О ветрах», «О воздухах, водах и местностях», «Прогностика», «Эпидемии», книги 1 и 3, «О диэте при острых болезнях», «О внутренних страданиях», «О священной болезни», «О врачебном кабинете», «О переломах», «О ранах головы», «О геморроидах», «О зрении», «О женских болезнях», «О прорезывании зубов», «Афоризмы»)
      • переизд.: М.: Сварог. 1994. — 736 стр. — 15 000 экз.
    • Кн. 2. — М.: Медгиз. 1944. — 512 стр. — 3000 экз. (включает сочинения: «О страданиях», «О диэте при острых болезнях». Дополнение, «О болезнях», 4 книги, «Эпидемии», книги 2, 4-7, «Об употреблении жидкостей», «О влагах», «Предсказания», 2 книги, «Косские прогнозы», «О кризисах», «О критических днях», «О мускулах», «О неделях», «О диэте», 4 книги, «О пище»)
    • Кн. 3. — М.: Медгиз. 1941. — 364 стр. — 3000 экз. (включает сочинения: «О ранах», «О суставах», «О рычаге или О вправлении суставов», «О природе костей», «О фистулах», «О местах в человеке», «О женской природе», «О бесплодных женщинах», «О женских болезнях», книга 2, «О сверхоплодотворении», «О семимесячном плоде», «О восьмимесячном плоде», «О вырезывании умершего в утробе плода», «О болезнях молодых девушек», письма, постановления, речи, указатели)

Английские:

  • В серии «Loeb classical library» сочинения изданы в 8 томах (№ 147—150, 472, 473, 477, 482) с приложением в том IV «О мире» Гераклита.

Французские:

  • Издание в серии «Collection Budé» не завершено. Hippocrate:
    • Tome II, 1re partie: L’Ancienne médecine. Texte établi et traduit par J. Jouanna. 2e tirage 2003. 272 p.
    • Tome II, 2e partie: Airs, eaux, lieux. Texte établi et traduit par J. Jouanna. 2e tirage 2003. 452 p.
    • Tome II, 3e partie: La Maladie sacrée. Texte établi et traduit par J. Jouanna. 2003. CXXXVIII, 194 p.
    • Tome IV, 3e partie: Epidémies V et VII. Texte établi et traduit par J. Jouanna, annoté par J. Jouanna et M. D. Grmek. 2e tirage 2003. CXLVIII, 463 p.
    • Tome V, 1re partie: Des vents — De l’art. Texte établi et traduit par J. Jouanna. 2e tirage 2003. 352 p.
    • Tome VI, 1re partie: Du régime. Texte établi et traduit par R. Joly. 2e tirage 2003. XXXVI, 253 p.
    • Tome VI, 2e partie: Du régime des maladies aiguës. — Appendice. — De l’aliment. — De l’usage des liquides. Texte établi et traduit par R. Joly. 2e tirage 2003. 257 p.
    • Tome VIII: Plaies, nature des os, coeur, anatomie. Texte établi et traduit par M.-P. Duminil. 2e tirage 2003. 304 p.
    • Tome X, 2e partie: Maladies II. Texte établi et traduit par J. Jouanna. 2e tirage 2003. 398 p.
    • Tome XI: De la génération. — De la nature de l’enfant.- Des maladies IV. — Du foetus de huit mois. Texte établi et traduit par R. Joly. 2e tirage 2003. 385 p.
    • Tome XII, 1re partie: Nature de la femme. Texte établi et traduit par F. Bourbon. 2008. 528 p.
    • Tome XIII : Des lieux dans l’homme- Du système des glandes. — Des fistules. — Des hémorroïdes. — De la vision. — Des chairs. — De la dentition. Texte établi et traduit par R. Joly. 2e tirage 2003. 318 p.

Исследования

  • Вольский С. Ф. Об Гиппократе и его учении. С пер. на рус. яз. трех главнейших и подлинных его книг. — СПб., 1840. — 251 стр.
  • Козлов А. М., Косарев И. И. Гиппократ и морально-этические проблемы медицины: Уч. пособие. М.: I ММИ. 1983. — 84 стр. — 1000 экз.
  • Жак Ж. Гиппократ. / Пер. с фр. (Серия «След в истории»). Ростов-на-Дону: Феникс. 1997. 457 стр.
  • Солопова М. А. Vita brevis: к толкованию первого афоризма Гиппократа // Философские науки. 2012. № 1 (8). С. 5—25.
  • Carolin M. Oser-Grote: Aristoteles und das Corpus Hippocraticum. Die Anatomie und Physiologie des Menschen. Steiner, Stuttgart 2004,-349 с. ISBN 3-515-06823-6.
  • Temkin, Owsei (1991), Hippocrates in a world of pagans and Christians, Baltimore: Johns Hopkins University Press, ISBN 0-8018-4090-2
  • Goldberg, Herbert S. (1963), Hippocrates, Father of Medicine, New York: Franklin Watts
  • Heidel, William Arthur (1941), Hippocratic Medicine: Its Spirit and Method, New York: Columbia University Press

Память

В 1970 г. Международный астрономический союз присвоил имя Гиппократа кратеру на обратной стороне Луны.

См. также

  • Гипокрас — ароматизированный винный напиток, по легенде названный в честь Гиппократа.

Примечания

  1. Платон. [classics.mit.edu/Plato/protagoras.html Протагор] (англ.). Internet Classics Archive (380 г. до н. э.). Проверено 12 ноября 2010. [www.webcitation.org/617d4VRC8 Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  2. Платон. [grani.roerich.com/plato/txt/phaedrus.htm Федр] (рус.). сайт Грани (IV век до н. э.). Проверено 1 декабря 2010. [www.webcitation.org/617d4xSR1 Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  3. Аристотель. Часть седьмая. IV. 3 // Политика. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2010. — С. 242. — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-065681-3.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 Гиппократ // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 Гиппократ. Предисловие (С. Ю. Трохачев) // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 3—42. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  6. 1 2 3 4 5 6 7 Гиппократ // Большая медицинская энциклопедия / Гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1977. — Т. VI (Гипотиреоз — Дегенерация). — С. 37-38.
  7. [www.britannica.com/EBchecked/topic/554792/Soranus-of-Ephesus Soranus Of Ephesus] (англ.). Britannica (2006). Проверено 11 ноября 2010. [www.webcitation.org/617d5nN5J Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  8. Garrison Fielding H. History of Medicine. — Philadelphia: W.B. Saunders Company, 1966. — С. 92—93.
  9. Nuland Sherwin B. Doctors. — Knopf, 1988. — С. 7. — ISBN 0394551303.
  10. [encyclopedia.jrank.org/HIG_HOR/HIPPOCRATES.html HIPPOCRATES] (англ.). Britannica (1911). Проверено 11 ноября 2010. [www.webcitation.org/617d6dsud Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  11. Adams Francis. The Genuine Works of Hippocrates. — New York: William Wood and Company, 1891.
  12. Асклепиады // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  13. [books.google.ru/books?id=BkGMYkEitGwC&lpg=PA18&ots=O3655CSJU6&dq=hippocrates'%20mother&hl=ru&pg=PA18#v=onepage&q&f=false Herbert S Goldberg. Hippocrates: Father of Medicine. P. 18.]
  14. Adams, 1891, с. 19.
  15. 1 2 Margotta, Roberto. The Story of Medicine. — New York: Golden Press, 1968. — С. 66.
  16. Martí-Ibáñez Félix. A Prelude to Medical History. — New York: MD Publications, Inc, 1961. — С. 86—87.
  17. Трохачев, 2001, с. 19—23.
  18. Adams, 1891, с. 4.
  19. Гиппократ. Эпидемии. Кн. 1 Третий отдел // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 224—235. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  20. Гиппократ. Эпидемии. Кн. 3 // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 239—270. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  21. Jones W. H. S. [daedalus.umkc.edu/hippocrates/HippocratesLoeb1/page.ix.php Hippocrates Collected Works I]. — Cambridge Harvard University Press, 1868. — С. 11.
  22. Nuland, 1988, с. 8—9.
  23. Garrison, 1966, с. 93—94.
  24. Adams, 1891, с. 15.
  25. Margotta, 1968, с. 67.
  26. Leff Samuel, Leff Vera. From Witchcraft to World Health. — London and Southampton: Camelot Press Ltd., 1956. — С. 51.
  27. В. Д. Небылицын. [oval.ru/enc/71360.html Темперамент]. Большая Советская Энциклопедия.... Проверено 12 ноября 2010.
  28. Темперамент // Большая медицинская энциклопедия / Гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1985. — Т. XXIV (Сосудистый шов — Тениоз). — С. 536-537.
  29. Jones, 1868, с. 46,48,59.
  30. Силуянова И. В. Актуальные вопросы биомедицинской этики // Всероссийский съезд православных врачей России. — Белгород, 28 сентября 2007 года.
  31. 1 2 3 4 5 Гиппократ. Клятва // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 45—46. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  32. Бобров О. Е. [netoncology.ru/press/1316/1637/ Мифы и иллюзии клятвы Гиппократа]. Союз противораковых организаций России. Проверено 14 ноября 2010. [www.webcitation.org/617d898GG Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
  33. Гиппократ. О благоприличии 5. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 71. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  34. Гиппократ. Наставления 4. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 80—81. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  35. Гиппократ. Наставления 6. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 81. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  36. Гиппократ. О враче 1. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 60. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  37. Гиппократ. О благоприличии 7. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 72. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  38. Margotta, 1968, с. 64.
  39. Цыбульник, 2003, с. 143.
  40. Цыбульник Ю. С. Крылатые латинские выражения. — М.: ООО "Издательство АСТ", 2003. — С. 60. — 5000 экз. — ISBN 5-17-016376-2.
  41. Цыбульник, 2003, с. 145.
  42. Цыбульник, 2003, с. 144.
  43. Цыбульник, 2003, с. 146.
  44. Цыбульник, 2003, с. 141.
  45. 1 2 Adams, 1891, с. 10—11.
  46. Jones, 1868, с. 37.
  47. Smith William. [www.ancientlibrary.com/smith-bio/1590.html Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology]. — Boston: Little, Brown, and Company, 1870. — Т. 2.
  48. Pinault Jody Robin. Hippocratic Lives and Legends. — Leiden: Brill Academic Publishers, 1992. — С. 1. — ISBN 9004095748.
  49. Adams, 1891, с. 12—13.
  50. Таранов П. С. Демокрит // 120 философов: Жизнь. Судьба. Учение. Мысли. — Симферополь: «Реноме», 2002. — Т. 1. — С. 128. — 5000 экз. — ISBN 966-7198-50-2.
  51. Margotta, 1968, с. 66.
  52. Smith, 1870, с. 483.
  53. Jones, 1868, с. 24.
  54. Гиппократа ноготь // Большая медицинская энциклопедия / Гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1977. — Т. VI (Гипотиреоз—Дегенерация). — С. 39.
  55. Шкляр Б. С. Глава II. Осмотр отдельных частей тела // Диагностика внутренних болезней. — К.: «Вища школа», 1972. — С. 51—52. — 100 000 экз.
  56. Шкляр Б. С. Глава IV. Исследование органов дыхания. Аускультация лёгких // Диагностика внутренних болезней. — К.: «Вища школа», 1972. — С. 138. — 100 000 экз.
  57. Гиппократ. Прогностика 2. // Этика и общая медицина. — СПб.: Азбука, 2001. — С. 185. — 10 000 экз. — ISBN 5-267-00505-3.
  58. Скляренко Е. Т. Закрытые повреждения мягких тканей. Вывихи. Переломы костей // укр. Загальна хірургія / Черенько М. П., Ваврик Ж. М.. — К.: Здоров'я, 1999. — С. 197—198. — 10 000 экз. — ISBN 5-311-01149-1.
  59. Гостищев В. К. Глава 10. Общие вопросы травматологии // Общая хирургия. — М.: Медицина, 1997. — С. 264. — 10 000 экз. — ISBN 5-225-04487-5.
  60. [biblyaz.narod.ru/vyp4/2/3260-3477.html Библиографический указатель литературы по русскому языкознанию]

Напишите отзыв о статье "Гиппократ"

Литература

  • Бохан К. Л. К 2450-летию со дня рождения Гиппократа // Хирургия. Журнал им. Н. И. Пирогова. — М.: Медиа Сфера, 1997. — № 7. — С. 73—76. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0023-1207&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0023-1207].
  • Лисицын Ю. П. Гиппократ // Большая медицинская энциклопедия: В 30 томах / Главный редактор Б. В. Петровский. — 3-е издание. — М.: Советская энциклопедия, 1977. — Т. 6. Гипотиреоз — Дегенерация. — С. 37—38. — 632 с. — 150 000 экз.

Ссылки

  • [www.radiovesti.ru/articles/2012-09-22/fm/67215 Гиппократ]. Историк Алексей Муравьёв в программе Наука 2.0.
  • [www.perseus.tufts.edu/hopper/collection?collection=Perseus:collection:Greco-Roman Тексты и английские переводы ряда сочинений]


Отрывок, характеризующий Гиппократ

Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]