Гирнык, Николай Андреевич

Николай Андреевич Гирнык
Микола Андрійович Гірник
Дата рождения:	7 июня 1923(1923-06-07)
Место рождения:	село Вербовец, ныне Катеринопольский район Черкасской области, Украина
Дата смерти:	8 декабря 1981(1981-12-08) (58 лет)
Место смерти:	Киев
Гражданство:	СССР
Род деятельности:	поэт, переводчик, журналист
Язык произведений:	украинский
Дебют:	«Моя Звенигородщина» (1950)
Награды:

Никола́й Андре́евич Гирны́к (укр. Микола Андрійович Гірник; 7 июня 1923, село Вербовец, ныне Катеринопольского района Черкасской области, Украина — 8 декабря 1981, Киев) — украинский советский поэт, переводчик, журналист. Отец поэта Павла Гирныка.

Биография

Родился в семье крестьянина. После окончания средней школы поступил на филологический факультет Львовского университета. Обучение прервала Великая Отечественная война.

С июня 1941 года Николай Гирнык в Советской армии. Был командиром орудия, офицером-корректировщиком, командиром артиллерийской батареи, принимал участие в боях на Сталинградском и Карельском фронтах. Трижды ранен. В 1946 году демобилизовался и продолжил обучение в Киевском университете, который окончил в 1950 году. В 1947 году стал членом ВКП(б).

В 1949—1954 годах занимался редакционной работой. В 1954—1956 годах учился в Москве на Высших литературных курсах при Литературном институте имени А. М. Горького. Завершив обучение, возвратился к редакционной работе. Работал в редакции газеты «Київська правда» (рус. «Киевская правда»), заведующим отделом поэзии журнала «Вітчизна» (рус. «Отчизна»), заместителем редактора газеты «Друг читача» (рус. «Друг читателя»).

Награждён орденом Красной Звезды, медалями.

Умер в Киеве на 59-м году жизни. Похоронен на Берковецком кладбище. На могиле установлен памятник, представляющий собой расширенную вверх стелу из серого гранита, на которой бронзовыми буквами сделана надпись на украинском языке: «Микола Андрійович Гірник. 7.VI.1923 — 8.XII.1981». Под надписью — бронзовое гусиное перо.

В родном селе поэта Вербовец его именем названа школа.

Творчество

Первые стихи напечатал в 1938 году в районной газете. Во время войны печатался в дивизионных, армейских и окружных газетах.

Первый сборник стихов «Моя Звенигородщина» увидел свет в 1950 году. Его основной темой стало послевоенное возрождение родного края. В том же году поэта приняли в члены Союза писателей Украины. Всего издал более 15 сборников. Среди них:

• 1952 — «Вірність» (рус. «Верность»),
• 1953 — «Друзі-солдати» (рус. «Друзья-солдаты»),
• 1955 — «Ромашковий цвіт» (рус. «Ромашковый цвет») — лирический дневник,
• 1957 — «Совість» (рус. «Совесть») — поэтическая хроника,
• 1958 — «Сонце і грози» (рус. «Солнце и грозы»),
• 1959 — «Сурмачі» (рус. «Горнисты»),
• 1960 — «В авангарді світу» (рус. «В авангарде мира»),
• 1963 — «Стартують мрії» (рус. «Стартуют мечты»),
• 1965 — «Сузір’я серця» (рус. «Созвездия сердца»),
• 1966 — «Цвіте терен» (рус. «Цветёт терновник»),
• 1968 — «Поезії» (рус. «Стихи»),
• 1969 — «Крізь відстані» (рус. «Сквозь расстояния»),
• 1973 — «Одвічне, сьогоденне» (рус. «Непреходящее, нынешнее»),
• 1975 — «Невтома» (рус. «Без устали»).

В 1957 году в Москве в издательстве «Советский писатель» тиражом 5000 экземпляров вышел сборник стихов Гирныка «Ромашки». На русский язык стихи поэта перевёл Егор Исаев.

В 1983 году в Киеве посмертно вышла книга Гирныка «Назавжди солдат» (рус. «Навсегда солдат»). В ней собраны стихи, написанные в последние годы жизни уже тяжело больным поэтом. Одно из его последних стихотворений посвящено сыну Павлу.

Если в первых сборниках («Вірність», «Друзі-солдати», 1952—1953 годы) поэт рассказывал о буднях войны, мужестве и героизме советских воинов, то в дальнейшем круг его тем значительно расширился: это борьба за мир, труд, дружба, любовь.

В цикле сатирических стихов «Короїди» (рус. «Короеды»), опубликованном в 1959 году в журнале «Вітчизна», поэт высмеял мещанскую, собственническую мораль, равнодушие, лодырничество. Кроме того, средствами сатиры Гирнык заклеймил номенклатурных чиновников, называя их карьеристами, шкурниками, перерожденцами, одним словом — короедами. Тем самым писатель отозвался на прозвучавший ещё в 1952 году призыв партии: «Нам нужны советские Гоголи и Щедрины». Критик Владимир Пьянов, который вместе с Николаем Гирныком работал в то время в журнале «Вітчизна», вспоминал: «По странному совпадению секретарём Киевского городского комитета Компартии был самовлюблённый человек по фамилии Короед. Это обстоятельство придало подборке стихотворений целенаправленный характер, что в полную силу было использовано против редакции и против цензора, а в первую очередь против автора — Николая Гирныка. Вчерашний фронтовик мужественно переносил колкие выпады…» Когда же поэт лишился работы в журнале и даже скудных заработков, он не выдержал напряжения и «начал топить горе в рюмке».

Гирнык переводил поэзию и прозу с языков народов СССР (русского, белорусского, литовского, казахского) на украинский язык. Среди переведённых произведений стихи Максима Танка, Михаила Светлова, повесть Михаила Алексеева «Хлеб — имя существительное» (укр. «Хліб усьому голова»), одна из повестей Демьяна Бедного (в украинском переводе — «Дівчата»).

Литература

• Українська радянська енциклопедія. — 2-е видання. — Т. 3. — Киев, 1979. — С. 47.
• Крижанівський С. А. Гірник Микола Андрійович // Українська літературна енциклопедія. — Т. 1. — Киев, 1988. — С. 426.
• Письменники Радянської України: Біобібліографічний довідник. — Киев, 1970. — С. 87.
• Письменники Радянської України: Довідник. — Киев, 1976. — С. 61.
• Письменники Радянської України: Біобібліографічний довідник. — Киев, 1981. — С. 46.
• Проценко Людмила. Київський некрополь: Путівник-довідник. — Киев, 1994. — С. 287—288.
• Крижанівський С. Співець трудів і днів // Гірник М. Поезії. — Киев, 1968.
• Коваленко Л. Слово про Миколу Гірника // Гірник М. Назавжди солдат. — Киев, 1983.

Отрывок, характеризующий Гирнык, Николай Андреевич

Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.