Главачек, Карел

Ка́рел Гла́вачек (чеш. Karel Hlaváček; 24 августа 1874, Прага — 15 июня 1898, там же) — чешский поэт-декадент и художник, представитель чешского символизма.

Биография

Свои литературные произведения и критические статьи по искусству Карел Главачек публиковал в журнале «Современное ревю» (Moderní revue), который редактировали Йиржи Карасек и Арношт Прохазка. Творчество его было недооценено современниками, и поэт постоянно находился в стеснённом финансовом положении. Скончался от туберкулёза.

Карел Главачек родился 24 августа 1874 года в Либне, одном из крупных пражских предместий. Она издавна славилась своей природой, однако в XIX веке она приобретает значение важного промышленного центра.
Карел Главачек родился в семье рабочих. Своё происхождение он будет тщательно скрывать. В 1892 он окончил реальную гимназию в Карлине (1885-1892). Ещё в школе он становится активным членом общества "Сокол", позже он оснует и возглавит либеньский филиал "Сокола". Он записался вольным слушателем на философский факультет, где изучал французский язык и литературу. Одновременно с этим он посещал курсы обучения живописи при недавно основанной Высшей школе прикладного искусства. Два года спустя он попытался поступить в Высшую школу прикладного искусства, но это ему не удалось. Всю жизнь Главачек провёл в страшной бедности, в основном зарабатывая на жизнь своим творчеством. Также он пишет в журнал «Сокол» и помогает в «Národních listech». В конце 1894 года он начинает сотрудничество с журналом «Moderní revue».
1895 стал для него напряжённым годом. Он принял участие в организации III всесокольского слёта. В том же году его призывают в армию в Тренто, на север Италии, однако из-за проблем со здоровьем его в 1896 демобилизуют. В письме к своей подруге, Марии Балоуновой, он называет армию «современным рабством».
После возвращения на родину в его творчестве наступает расцвет. Он работает в «Moderní revue» в качестве критика и художника. Он иллюстрирует книги Бржезины (например, «Větry od polů»), Совы, Карасека и других. С помощью редакции он издаёт свои собственные сборники, написанные уже в совершенно ином, чем «Соколиные сонеты», ключе. На смену его мировоззрения повлияла смерть его близкого друга Карела Грона, гимнаста и члена "Сокола". Грон служил Главачеку примером. Именно Грон познакомил его с Балоуновой.
Главачек скрывал от общественности, что его туберкулёз прогрессирует. Несмотря на категоричный запрет поэта, Балоунова всё-таки выдала его тайну коллегам Главачека по «Moderní revue». Они решили организовать сбор средств для поездки Главачека на юг, но было уже поздно. 15 июня 1898 года Главачек умирает в Либне от туберкулёза. На его похороны пришли только члены семьи, самые близкие друзья и пара ныне забытых поэтов. Несмотря на скромный размер наследия, считается, что Главачек оказал важнейшее влияние на дальнейшее развитие поэзии, а его творчество – самый яркий образец чешского декадентства. Иногда его называют «Карелом Гинеком Махой 90-х лет XIX века». Главачека высоко ценил Витезслав Незвал, который писал о нём, что «Впервые после смерти Махи в чешском поэтическом языке появились абсолютная музыкальность, глубокая мелодика, широкая кантилена, трогательное апоссионато».

Литературные произведения

Поэтические сочинения К.Главачека подчёркиваются соответствующим музыкальным звучанием.

• Соколиные сонеты (Sokolské sonety) — первый поэтический сборник преимущественно декадентского содержания.
• Поздно утром (Pozdě k ránu) — Поэзия этого сборника сопровождается мелодичными музыкальными переливами, достигаемыми путём повторения определённых слов и рифм. Звуки эти будят воображение и вызывают видения необычайных пейзажей, возникающих при восходе солнца. Содержание стихотворений меланхолическое и печальное. Сборник является типичным для поэзии чешского символизма.
• Mstivá kantiléna — Стихотворения этого сборника написаны как бы от имени человека, умирающего от голода. Символически представлен образ обедневшего нидерландского дворянина из XVI столетия.
• Псалмы (Žalmy) — Собрание гимнических стихотворений, незавершённое.

Отрывок, характеризующий Главачек, Карел

– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.


Старый князь Николай Андреич Болконский в декабре 1805 года получил письмо от князя Василия, извещавшего его о своем приезде вместе с сыном. («Я еду на ревизию, и, разумеется, мне 100 верст не крюк, чтобы посетить вас, многоуважаемый благодетель, – писал он, – и Анатоль мой провожает меня и едет в армию; и я надеюсь, что вы позволите ему лично выразить вам то глубокое уважение, которое он, подражая отцу, питает к вам».)
– Вот Мари и вывозить не нужно: женихи сами к нам едут, – неосторожно сказала маленькая княгиня, услыхав про это.
Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.