Главная виленская школа
Гла́вная ви́ленская шко́ла (Szkoła Główna Wileńska) — высшее учебное заведение в Вильне конца XVIII — начала XIX веков; наследница основанной в 1579 году иезуитской Академии и университета и предшественница учреждённого в 1803 году Императорского Виленского университета, сыграла важную роль в развитии просвещения, науки и культуры Литвы и Белоруссии.
История
После упразднения в 1773 году ордена иезуитов принадлежавшая им виленская Академия и университет были при деятельном участии бывшего иезуита, математика и астронома Мартина Почобута-Одляницкого реорганизованы в Главную школу Великого княжества Литовского (Schola Princips Magni Ducatus Lithuaniae) (1780). В её ведение передавались все учебные заведения края. После разделов Речи Посполитой она была переименована в Главную виленскую школу:
В 1797 г. император Павел I посетил Вильно, осмотрел в подробности главную школу и поручил князю Репнину, виленскому генерал-губернатору, озаботиться составлением нового устава для управления главною школою и подведомственными ей училищами.[1]
В разработке устава принимал деятельное участие Почобут-Одляницкий. За Главной виленской школой сохранились права учреждения, руководящего учебными заведениями Литвы и Белоруссии, и доходы поиезуитских имений. В школе появилась кафедра изящных искусств во главе с живописцем Франциском Смуглевичем и было усилено преподавание химии. Ректором до 1799 года оставался Почобут-Одляницкий. Его сменил правовед и экономист Иероним Стройновский.
При Почобуте-Одляницком появились кафедра изящных искусств, университетский ботанический сад, в 1781 году был основан медицинский факультет. По его инициативе были приглашены известные учёные
- прибывший из Варшавы правовед и экономист Иероним Стройновский (Hieronim Stroynowski; 1752—1815), с 1780 года профессор естественного права, автор трактата „Nauka prawa przyrodzonego, politycznego, ekonomiki politycznej i prawa narodów“ (1785), с 1799 года ректор, а позднее епископ виленский (1814—1815);
- французский ботаник и медик Жан Эмануэль Жилибер (Jean Emanuel Gilibert; 1741—1814); прибыв из Гродно в 1781 году, он уже в 1783 году был вынужден покинуть Вильну из-за конфликта с клерикальными кругами, в который была втянута и его жена[2];
- немецкий естествоиспытатель Иоганн Георг Адам Форстер (Johann Georg Adam Forster; 1754—1794), занимавший кафедру естествознания в 1784—1787 годах.
В 1781 году в здании на Замковой улице (ныне Pilies g. 22) была учреждена Медицинская коллегия Главной школы, которая считается первым медицинским высшим учебным заведением в Литве. Профессор Жан Эмануэль Жилибер во дворе Медицинской коллегии в 1782 году основал ботанический сад и оранжерею. Они занимали площадь около 300 м2, на которой росло свыше 2 тысяч растений[3][4]. Ботанический сад действовал здесь до 1797 года.
Преподавали также другие известные учёные — воспитанник Главной школы, ботаник Станислав Бонифацы Юндзилл (Stanisław Bonifacy Jundziłł; 1761—1847), польский математик Францишек Нарвойш (Franciszek Narwojsz; 1742—1819) и многие другие.
С 1797 года профессором химии был Анджей Снядецкий (Jędrzej Śniadecki; 1768—1838).
В 1789—1794 военную инженерию и картографию в Литовской школе инженерного корпуса при Главной школе преподавал архитектор Лауринас Стуока-Гуцявичюс (Wawrzyniec Gucewicz; 1753—1798), её профессор с 1793 года; позднее, после подавления восстания 1794 года, преподавал также в 1797—1798 годах. Его ученик Михал Шульц (Michał Szulc; 1769—1812) окончил Главную школу в 1788 году со степенью доктора философии и в 1797 году стал стал адъюнктом профессора, позднее — профессором и возглавил кафедру архитектуры.
Учёный-гигиенист Август Бекю (August Ludwik Bécu; 1775—1824) окончил обучение в Главной школе со степенью доктора философии (1789), позднее получил степень доктора медицины (1793) и с 1797 года читал курсы патологии, терапии, фармацевтики, физиологии.
Среди воспитанников Главной школы также военный инженер и архитектор, историк и исследователь литовской мифологии Теодор Нарбут (Teodor Narbutt; 1784—1864), в 1799—1803 годах обучавшийся в ней инженерному делу;
Подписанным 4 (16) апреля 1803 года императором Александром I актом Главная виленская школа преобразуется в императорский Виленский университет.
Напишите отзыв о статье "Главная виленская школа"
Примечания
- ↑ А. К. Киркор. Вильно // Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Под общей редакцией П. П. Семенова, вице-председателя императорского Русского географического общества. Том третий. Часть первая. Санкт-Петербург — Москва: Издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1882. С. 154.
- ↑ Мысліцелі i асветнікі Беларусі: Энцыклапедычны даведнік. Мінск: Беларуская Энцыклапедыя, 1995. ISBN 985-11-0016-1. С. 213. (белор.)
- ↑ [enci.sviesa.lt/lt.php/straipsniai/zeme/parkai_botanikos_sodai/vilniaus_universiteto_botanikos_sodas Vilniaus universiteto botanikos sodas] (лит.)
- ↑ [www.mb.vu.lt/renginiai/botanikos_sodas.htm Vilniaus universiteto Botanikos sodui — 225] (белор.)
Отрывок, характеризующий Главная виленская школа
Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
