Главное управление по делам литературы и издательств

См. также: Цензура в СССР и Хронология советской цензуры

Главное управление по делам литературы и издательств (аббр. офиц. Главлит) — орган государственного управления Союза Советских Социалистических Республик, осуществлявший цензуру печатных произведений и защиту государственных секретов в средствах массовой информации в период с 1922 по 1991 годы.

Официальные наименования и подчиненность в разные годы

В разные годы Главлит имел разные официальные наименования:

• Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) Народного комиссариата просвещения РСФСР (1922—1933)
• Управление Уполномоченного Совета народных комиссаров СССР по охране военных и государственных тайн в печати (1933—1946)
• Управление Уполномоченного Совета Министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати (1946—1953)
• Управление Уполномоченного по охране военных и государственных тайн в печати Министерства внутренних дел СССР (март 1953 — октябрь 1953)
• Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит) при Совете Министров СССР (1953—1963)
• Главное управление по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит) Государственного комитета Совета Министров СССР по печати (1963—1966)
• Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР) (18 августа 1966 — август 1990)
• Главное управление по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации при Совете Министров СССР (ГУОТ СССР) (август 1990 — январь 1991)
• Главное управление по охране государственных тайн при Кабинете Министров СССР (январь — апрель 1991)
• Главное управление по охране государственных тайн в печати и других средствах массовой информации Министерства информации и печати СССР (апрель 1991 — июль 1991)
• Агентство по защите государственных секретов в средствах массовой информации при Министерстве информации и печати СССР (июль 1991 — октябрь 1991)

Создание

Главлит был создан на основании декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 6 июня 1922 года в рамках проведения Культурной революции. Основной целью создания Главлита было «объединение всех видов цензуры печатных произведений»

В декрете о создании Главлита были сформулированы общие принципы, которыми должен был руководствоваться Главлит при запрещении издания или распространении произведений:

1. Агитация против Советской власти,
2. Разглашение военной тайны республики,
3. Возбуждение общественного мнения путём сообщения ложных сведений,
4. Возбуждение националистического и религиозного фанатизма,
5. Носящих порнографический характер.

В дальнейшем принципы цензуры были значительно расширены и дифференцированы по направлениям.

Структура

Центральный аппарат Главлита к 1927 г. состоял из 86 сотрудников. В 1934 году в центральном аппарате работало уже 197 человек. В дальнейшем численность цензоров росла, однако, по некоторым данным максимальная численность сотрудников всего Главлита достигала 2400 человек. Другие источники утверждают, что уже к 1939 году численность сотрудников Главлита достигла 6027 человек..

В 1947 г. численность сотрудников Главлита и Всесоюзной Книжной палаты составляла 6453 чел.

Структура Главлита следующая:
Начальник Главлита, он же Уполномоченный Совета Министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати, Заместители Уполномоченного (по общим вопросам, по вопросам информации иностранных корреспондентов за границу, по местным органам цензуры, по кадрам).

Отделы:
1-й отдел (военный) — ведает вопросами Перечня сведений, составляющих военные и государственные тайны в печати и радиовещании. Разрабатывает совместно или по согласованию с соответствующими министерствами СССР «Перечень сведений, составляющих военные и государственные тайны» на мирное время и отдельно на военное время. Разрабатывает совместно с Министерством государственной безопасности СССР сводку секретных и совершенно секретных вопросов для руководства в служебной переписке, телеграммах и радиограммах, обязательную для исполнения всеми министерствами и подчиненными им учреждениями.
Личный состав 1-го отдела должен комплектоваться из офицеров, состоящих в кадрах Вооруженных сил.
2-й отдел — осуществляет цензорский контроль над иностранной литературой, поступающей в СССР.
3-й отдел — контролирует информацию иностранных корреспондентов из СССР за границу.
4-й отдел — осуществляет предварительный цензорский контроль над выпуском книг и журналов центральных издательств.
5-й отдел — осуществляет последующий контроль над издающимися на периферии произведениями печати и осуществляет руководство местными органами цензуры (Главлиты союзных и автономных республик, краевые и областные управления по делам литературы и издательств).
6-й отдел — осуществляет предварительный контроль центральных газет, центрального радиовещания, материалов ТАСС и Совинформбюро.
7-й отдел — ведает вопросами изъятия политически вредной литературы, контролем исполнения полиграфическими предприятиями «Правил производства и выпуска в свет произведений печати» и контролем вывоза советской литературы за границу.
Отдел кадров — ведает цензорскими кадрами центра и периферии, учетом их, подготовкой и переподготовкой.
Секретный отдел
Планово-финансовый отдел
Управление делами
Секретариат

В систему Главлита входит Всесоюзная Книжная Палата, которая осуществляет государственную библиографическую регистрацию всех произведений печати. Палата имеет издательство и типографию. В центральном аппарате Главлита работают 233 чел.; во Всесоюзной Книжной Палате — 350 чел.

Структура местных органов следующая:
а. В каждой союзной (кроме РСФСР) и автономной республике имеется Главное управление по делам литературы и издательств республики.
б. В каждом крае — Крайлит и в области — Обллит (Краевые и Областные управления по делам литературы и из дательств).
Главлиты союзных республик, Главлиты автономных республик, Крайлиты и Обллиты РСФСР — подчинены непосредственно Уполномоченному Совета Министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати.
В районах и уездах имеются районные уполномоченные (цензоры), подчиненные соответствующему Обллиту или Главлиту.

Районные уполномоченные разбиты на две категории: а) штатные и б) исполняющие цензорские функции по совместительству. Совместители-цензоры назначаются в районах, где объём печатной продукции незначительный.

На периферии в органах цензуры имеется 2.120 штатных работников. Помимо этого имеется 3.750 районных цензоров-совместителей.
Все органы цензуры (центральный аппарат и местные органы) финансируются из союзного бюджета через Главлит. На содержание органов цензуры в 1947 году ассигновано — центральному аппарату Главлита 4.133 тыс. рублей, Всесоюзной Книжной Палате — 3.740 тыс. руб., местным органам — 28.765 тыс. руб. Всего на цензуру по союзному бюджету ассигновано 36.638 тыс. рублей.

— Уполномоченный Совета Министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати К. Омельченко, 27 февраля 1947 г.

Функции Главлита

Фактически функции Главлита выходили за рамки охраны государственной тайны.

Главное Управление по делам литературы и издательств (Главлит) ведает вопросами организации цензуры открытых произведений печати и широкого радиовещания. Функции Главлита следующие:
а. руководство органами цензуры на территории Союза ССР;
б. организация предварительного и последующего контроля над всеми видами произведений печати и радиовещания;
в. контроль над ввозом иностранной литературы в СССР и вывозом советской литературы из СССР за границу;
г. контроль над информацией иностранных корреспондентов из СССР за границу;
д. разрешение и запрещение выпуска книжной и журнальной продукции в СССР, государственная регистрация издательств;
е. государственная библиографическая регистрация всех произведений печати, выходящих в СССР;
ж. издание списков политически вредной литературы, под лежащей изъятию органами цензуры из библиотек общественного пользования и книжных магазинов и контроль за книготорговлей в букинистических книжных магазинах;
з. выдача разрешений на право иметь спецфонды литературы при библиотеках, издание обязательных правил о порядке хранения и пользования спецфондами литературы в библиотеках и спецфондами в музеях;

и. издание обязательных для всех полиграфических предприятий и издательств в СССР приказов о доставке определенным адресатам сигнальных и обязательных (платных и бесплатных) экземпляров произведений печати.

— Уполномоченный Совета Министров СССР по охране военных и государственных тайн в печати К. Омельченко, 27 февраля 1947 г.

Главлит выдавал разрешения на открытие издательств и утверждал кандидатуры руководства, разрешения на выпуск периодических изданий, утверждал редакционные коллегии и ответственных редакторов. Под контролем этого органа находились также радиовещание, выставки и публичные лекции. Главлит ограничивал и контролировал приём печатных изданий от населения букинистическими магазинами.

Ряд изданий (органов коммунистической партии, государственных органов, Академии наук) освобождался от идеологической цензуры, но подвергался цензуре на наличие гостайны.

Ежегодно Главлит составлял примерный план издательской продукции на всю страну, определяя листаж и процент литературы по отдельным отраслям знания и для отдельных групп потребителей. План утверждался коллегией Народного комиссариата просвещения (впоследствии — соответствующего министерства). Главлит также следил за выполнением утверждённого плана.

Главлит осуществлял предварительную цензуру всех книжных и периодических изданий в стране и всей ввозимой литературы. Нормативы контроля были следующими:

Иностранная литература контролируется нами в следующие сроки: издания, предназначенные для распространения через «Союзпечать» — два-три часа, авиапочта — в день поступления, остальные газеты — сутки, журналы — двое-трое суток, книги — до пяти суток

— П. К. Романов, докладная записка в ЦК КПСС, февраль 1959 года

Предварительная цензура осуществлялась на трёх стадиях подготовки издания к печати:

1. рукопись
2. корректурные оттиски (гранки)
3. сигнальный экземпляр

При этом автор произведения был лишён возможности непосредственно ознакомиться с указаниями и рекомендациями цензора, которые включались в единое редакционное решение.

После допуска на каждой стадии ставились печати:

1. «Разглашения военной или государственной тайны нет» (на рукописи)
2. «Разрешается в печать» (на гранках)
3. «Разрешается в свет» (на сигнальном экземпляре)

В обиходе появилось понятие «литование» — заверение у цензора центрального или местного отделения Главлита, получение разрешения на публикацию. Литование проходили все книги, журналы, сценарии кинофильмов. Неугодные власти фрагменты изымались, что часто ухудшало художественную ценность произведения. Оригинальные и творческие находки могли быть истолкованы цензурой как намёки на ошибки существующей власти, замаскированную критику или сатиру.

Деятельность

В 1925 году под грифом «Совершенно секретно» Главлит выпустил первый «Перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению в целях охранения политико-экономических интересов СССР». Текст первого списка имел 16 страниц и содержал 96 тайн.

Кроме перечней выпускались также отдельные циркуляры. В дальнейшем число циркуляров Главлита с запретом публиковать те или иные сведения быстро росло. Количество тайн к 1936 году уже составляло 372, в 1937 году — ещё 300.

В 1932 году вышел первый номер специального ведомственного бюллетеня. Выпускаемые ежеквартально тиражом в 100 экземпляров бюллетени рассылались уполномоченным Главлита при издательствах, начальникам главлитов союзных республик, краёв и областей и содержали, по словам тогдашнего руководителя Главлита РСФСР Бориса Волина, «наиболее важный материал, способный быть инструктивным и предупреждающим органы нашей цензуры».

В 1930-е годы уполномоченные Главлита появились при всех издательствах, радиостанциях, телеграфных агентствах, на почтамтах и таможнях.

Чистка в 1937 году

В 1937 году аппарат Главлита подвергся тотальной чистке и репрессиям как и многие другие государственные структуры в СССР.

2 ноября 1937 года заведующий отделом печати и издательств Лев Мехлис направил в ЦК ВКП(б) и в СНК СССР записку «о политическом положении» в Главлите. В документе было указано, что лишь за 3 предыдущих месяца из центрального аппарата Главлита было уволено 11 чел., в том числе — первый заместитель начальника и заведующий отделом военной цензуры. Всего «под нажимом отдела печати» из центрального аппарата уволили 60 чел., из которых 17 чел. исключили из рядов ВКП(б). Мехлис утверждал, что из 19 представленных на утверждение ЦК кандидатур цензоров центральных газет «почти половина политически сомнительных людей». Кроме того, в вину руководству Главлита было поставлено: создание атмосферы круговой поруки; зажим критики и подхалимаж; указание «о рассылке в десятках тысяч экземпляров списков изымаемых книг с указанием фамилии автора». По мнению Мехлиса, рассылая изданные массовым тиражом списки изъятой литературы, руководство Главлита дезавуировало заявления советского руководства о наличии свободы слова в СССР.

Мехлис обвинил начальника Главлита Ингулова в том, что тот оказывал покровительство «врагам народа», способствовал «засорению аппарата», не желая «по-большевистски» ликвидировать «последствия вредительства в Главлите и сокрытия им от партии своих антипартийных поступков в прошлом». Мехлис предлагал снять Ингулова с должности начальника Главлита, а также «очистить аппарат» этого ведомства «от политически сомнительных людей». В результате Сергей Ингулов вначале был освобожден от работы, а затем арестован органами НКВД и расстрелян.

Его место занял А. С. Самохвалов. Но Самохвалов получил это назначение только в качестве «временно исполняющего обязанности». До этого он занимал должность начальника газетного сектора Главлита (до 1931), затем, с октября 1937 года, являлся заместителем Ингулова.

13 января 1938 года новый заведующий отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) А. Е. Никитин внес предложение утвердить уполномоченным по военной цензуре при СНК СССР и начальником Главлита Н. Г. Садчикова.

1938—1957 годы

В годы войны цензура обращала особое внимание на соблюдение военной тайны. К этому периоду относится анекдотический случай, когда малограмотный цензор переименовал «Слово о полку Игореве» в «Слово о подразделении Игореве».

После окончания войны в 1946 году статус цензурного ведомства был повышен: из подчинения Министерству образования его перевели в подчинение Совету министров СССР. Республиканские отделения Главлита подчинялись местным советам министров республик. В это же время цензурные ограничения были усилены.

В период с 15 марта по 20 октября 1953 года Главлит был временно подчинён МВД СССР — 11-е Главное управление МВД СССР по охране военных и государственных тайн в печати. По некоторым данным это была попытка Лаврентия Берия после смерти Сталина усилить свои полномочия.

Под руководством П. Романова

Павел Романов возглавлял Главлит с 1957 по 1986 годы.

В одном только 1958 году Главлит проштудировал 1,6 млн контрольных экземпляров изданий (номеров газет и журналов, названий книг и брошюр) общим тиражом 24 млн экземпляров из общих фондов библиотек. Ещё 6 млн экземпляров, «содержащих антисоветские и антисоциалистические материалы», были направлены в библиотечные спецфонды. Кроме того, цензоры «уничтожили более 250 тыс. экз. иностранных сугубо враждебных изданий, засланных в СССР».

В кругах советских диссидентов Главлит часто называли «Министерством правды» по аналогии с романом Джорджа Оруэлла «1984», имея в виду, что деятельность этой организации направлена на искажение действительности в угоду политическим предпочтениям.

1986—1991 годы

25 октября 1991 года в связи с выходом «Закона о печати и других средствах массовой информации» Главлит СССР был ликвидирован. После распада СССР структуры Главлита на местах были реформированы в среднеазиатских постсоветских странах.

Руководители

ФИО	Начало полномочий	Окончание полномочий
Николай Леонидович Мещеряков	6 июня 1922	23 октября 1922
Павел Иванович Лебедев-Полянский	24 октября 1922	июль 1931
Борис Михайлович Волин	июль 1931	1935
Сергей Борисович Ингулов	1935	16 декабря 1937
А. С. Самохвалов	17 декабря 1937	12 января 1938
Николай Георгиевич Садчиков	13 января 1938	1946
Константин Кириллович Омельченко	1946	5 марта 1957
Павел Константинович Романов	6 марта 1957	1965
Алексей Петрович Охотников	1965	17 августа 1966
Павел Константинович Романов	18 августа 1966	июль 1986
Владимир Алексеевич Болдырев	июль 1986	24 октября 1991

Главлит в литературе

Известна цитата из поэмы «Василий Тёркин на том свете», написанной Александром Твардовским, который неоднократно критиковал деятельность цензоров:
Весь в поту, статейки правит,
Водит носом взад-вперёд:
То убавит, то прибавит,
То своё словечко вставит,
То чужое зачеркнёт.
То его отметит птичкой,
Сам себе и Глав и Лит,
То возьмёт его в кавычки,
То опять же оголит.

См. также

• Цензура в СССР
• Хронология советской цензуры

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le2/le2-5432.htm Литературная энциклопедия: Алфавитная часть: Главлит]
• [www.pseudology.org/Tsenzura/TsetzuraHistory/library_view_book7731.html История цензуры]
• [209.85.229.132/search?q=cache:PeAGwqknsBQJ:www.smi-nn.ru/%3Fid%3D64564 Министерство непечати]
• [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=203&fund_id=1155863 Фонды Государственного архива Российской Федерации по истории СССР. Путеводитель. Том 3. 1997. Фонды центральных органов государственного управления СССР и подведомственных им учреждений. Цензура. Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит)] (рус.). Государственный архив Российской Федерации (1997). Проверено 3 августа 2012.

Литература

• Блюм А. В. За кулисами «Министерства правды». Тайная история советской цензуры, 1917—1929. СПб., 1994.
• Блюм А. В. Закат Главлита: Как разрушалась система советской цензуры: Документальная хроника 1985—1991 гг. Книга: Исследования и материалы. — Сб. 71. — М.: ТЕРРА, 1995. — С. 168—187.
• Блюм А. В. Как было разрушено «Министерство правды»: Советская цензура эпохи гласности и перестройки (1985—1991) «Звезда» 1996. — № 6. — С. 212—221.
• Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929—1953. СПб.: Академический проект, 2000. — 312 с.
• Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917 - 1991: Индекс советской цензуры с комментариями. - СПб.: СПбГУ культуры и искусства, 2003. — 404 с. ISBN 5-94708-023-0
• Жирков Г. В. История цензуры в России XIX—XX вв. Учебное пособие. АСПЕКТ ПРЕСС, 2001. — 358 с. — ISBN 5-7567-0145-1.
• История советской политической цезуры. Документы и комментарии. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. — С. 345—347.

Отрывок, характеризующий Главное управление по делам литературы и издательств

Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.