Глаголев, Андрей Гаврилович
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
| Андрей Гаврилович Глаголев | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: |
1793 или 1799 |
| Место рождения: |
село Маслово, Ефремовский уезд Тульской губернии |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
25 июля (6 августа)1844 |
| Место смерти: |
Санкт-Петербург |
Андрей Гаврилович Глаголев (ум. 1844) — русский учёный, доктор словесности, историк, археолог, автор ряда трудов по филологии[1]; действительный член Общества любителей российской словесности.
Биография
Андрей Глаголев родился в Ефремовском уезде Тульской губернии; точная дата рождения неизвестна[2][3].
С 1814 по 1816 год Глаголев обучался в словесном отделении Московского университета, по завершении получив степень кандидата. 26 февраля 1818 года он избран был в члены-сотрудники Общества любителей российской словесности при Московском университете, а 8 марта 1821 года в его действительные члены[2].
В 1821 году получил степень магистра (за работу «Рассуждение о греческой трагедии». — М., 1820), а в 1823 году — доктора словесности (за «De methodo inveniendi, disponendi et enuntiandi». — М., 1822). После этого он отправился за границу, чтобы усовершенствовать свои знания[2].
По возвращении в Россию Глаголев поступил на службу в департамент иностранных исповеданий при Министерстве иностранных дел Российской империи[1][4]. По собственному его признанию, сделанному Михаилу Петровичу Погодину, ему пришлось пройти «через мытарства», прежде чем получить это место, а потом перенести много унижений от директоров департамента Карташевского и Вигеля[2].
В 1830—1833 годах Глаголев в чине надворного советника занимал должность начальника отделения по делам римско-католического и армянского исповеданий[2].
В начале 1831 года Московский университет обнародовал программу конкурса для занятия кафедры красноречия, стихотворства и языка русского, освободившейся за смертью Мерзлякова. Глаголев выступил в числе соискателей этой кафедры, но предпочтение было отдано Степану Петровичу Шевыреву. Результатом этого выступления Глаголев стал труд «Умозрительные и опытные основания словесности», который стал первым в России опытом систематического учебника по словесности. Учёный представил свой труд на соискание Демидовской премии и был удостоен половинной премии[2].
Являлся членом Общества истории и древностей российских, членом-учредителем Московского общества сельских хозяев. Первый археолог Тульского края.
Андрей Гаврилович Глаголев умер в 1844 году[2][5].
Избранная библиография
Список трудов
- «Рассуждение о греческой трагедии» (М., 1820)
- «De methodo inveniendi, disponendi et enuntiandi» (М., 1822)
- «Умозрительные и опытные основания словесности», в 4 частях, (СПб., 1834—1845);
- «[az.lib.ru/g/glagolew_a_g/ Записки русского путешественника с 1823 по 1827 г.]» (СПб., 1837—1845);
- «Краткое обозрение древних русских зданий и других отечественных памятников. Часть I. О русских крепостях» (СПб., 1839 год)[1].
- «Ответ на задачу, писать ли трагедии прозой или стихами» (ч. VI, кн. 9),
- «О характерах русских народных песен», рассуждение (ч. XI, кн. 17),
- «Гимн Богу», стихотворение (ч. XIV, кн. 22),
- «Сновидение, или Суд на Геликоне», рассказ (ч. XVI),
- «Из Аристотелевой пиитики о критике и о способе отвечать на неё», перевод с греческого с примечаниями (ч. XVI),
- «О характере русских застольных и хороводных песен», рассуждение (ч. XIX, кн. 29),
- «Рассуждение о постепенном развитии первообразных языков» (1823 г., ч. III, кн. 7),
- «Рассуждение о русских приветствиях» (1824 г., ч. V, кн. 13),
- «Записка о городищах, курганах и других старинных насыпях в Тульской губернии» (1820);
- «Старинные хороводные праздники» (1821);
- «О древних зданиях и святынях Крестного монастыря на о. Кии» (1841),
- «О древних великокняжеских и царских дворцах» (1841),
- «О дворцах, современных Петру Великому» (1841),
- «Сравнительная таблица прежних и нынешних доходов С.-Петербурга, его населенности и движения народонаселения» (1842).
Напишите отзыв о статье "Глаголев, Андрей Гаврилович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Глаголев, Андрей Гаврилович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 А. Ельницкий. Глаголев, Андрей Гаврилович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- ↑ Глаголев, Андрей Гаврилович // Словарь Венгерова
- ↑ Большая биографическая энциклопедия. 2009 год.
- ↑ Биографический словарь. 2000 год.
Литература
- Золотая книга Ефремова. — 1-е изд. — Издательство «Неография». 2005 г. — 192 с.
- Глаголева О. Е. Русская провинциальная старина: Очерки культуры и быта Тульской губернии 18 — первой половины 19 в. — Тула, 1993
- Пирисенко Г. П. Проникновение в былое. - Тула, 1984.
Ссылки
- www.rulex.ru/01040135.htm
- library.ruslan.cc/authors/%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B3%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B2-%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D1%80%D0%B5%D0%B9-%D0%B3%D0%B0%D0%B2%D1%80%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87/
- feb-web.ru/feb/slovenc/es/es2/es2-0241.htm
Отрывок, характеризующий Глаголев, Андрей Гаврилович
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Филологи по алфавиту
- Филологи XIX века
- Филологи Российской империи
- Поэты по алфавиту
- Поэты XIX века
- Поэты Российской империи
- Умершие в 1844 году
- Выпускники отделения словесных наук Московского университета
- Писатели по алфавиту
- Писатели Российской империи
- Писатели XIX века
- Родившиеся в 1793 году
- Родившиеся в 1799 году
