Глагол в немецком языке

Глаго́л в неме́цком языке́ — это часть речи, обозначающая действие во времени или состояние и играющая синтаксическую роль сказуемого и реже других членов предложения. По грамматическим функциям немецкие глаголы можно разделить на полнозначные и неполнозначные. Последние, в свою очередь, включают вспомогательные, модальные глаголы и глаголы-связки. В структуре грамматических категорий немецкого глагола принято выделять лицо, число, время, наклонение и залог.

В отличие от русского языка, в немецком нет категории вида глагола, то есть определить завершённость или незавершённость действия в отрыве от контекста очень сложно. Это отличает немецкий глагол и от глагола в английском языке, где временная форма сама определяет вид глагола, тогда как в немецком языке вид можно определить лишь по некоторым семантическим и словообразовательным признакам: фазисность (schlafen — einschlafen), пространственность (steigen — aussteigen), интенсивность (trinken — saufen) и каузативность (springen — sprengen).

Морфология немецкого глагола

Классификация немецких глаголов

Все глаголы немецкого языка можно представить в рамках следующих групп, определяющих их характерные черты и грамматические функции:

• Полнозначные глаголы — собственно глаголы, которые не включаются в нижеследующие группы ввиду нейтральности грамматических характеристик. Отличие всех остальных групп от полнозначных глаголов заключается исключительно в грамматических функциях, которые они выполняют. Вне рамок своих функций эти глаголы рассматриваются как полнозначные. Например: Falls du ihn noch triffst, grüße ihn von mir — Если ты его встретишь, то передавай привет. Но: Es ist zu spät, ich muss los — Уже слишком поздно, мне пора идти (es ist — безличный оборот, muss — модальный глагол в 1-м лице единственного числа, выражающий необходимость).
• Вспомогательные глаголы — это глаголы, которые играют особую роль в образовании сложных временных форм, таких как Perfekt, Plusquamperfekt, Futur I и Futur II, и в некоторых конструкциях. Это глаголы sein, haben, werden. Например: Das Auto ist schon lange her vorgefahren — Машина уже давным-давно подъехала; Du hast mich gefragt, und ich habe nichts gesagt — Ты меня спросил, а я тебе ничего не ответил; Du wirst bedauern — Ты пожалеешь.
• Глаголы-связки — это тоже вспомогательные глаголы, но служащие для образования именного сказуемого. Основные глаголы-связки — sein и werden (но в некоторых случаях эту роль перенимают и другие глаголы — bleiben, scheinen и другие). Например: Ich bin Ingenieur von Beruf — Я инженер.
• Безличные глаголы — это глаголы, употребляемые в 3-ем лице единственного числа и сочетающиеся с безличным местоимением es и с неопределённо-личным местоимением man. Например: Man sagt, dass er kommt — Говорят, он пришёл; Es friert — Морозит.
• Модальные глаголы — это особая группа глаголов, служащих для передачи модальности. К ним относятся глаголы wollen, mögen, müssen, sollen, dürfen, können. Иногда к модальным причисляют глагол lassen.
• Переходные глаголы — глаголы, предполагающие наличие прямого дополнения в Akkusativ. В противовес им стоят непереходные глаголы, употребляемые с другими падежами или косвенно с Akkusativ. Например: Ich erzähle dir eine Geschichte — Я рассказываю тебе историю; Meine Frau erinnert sich an mich — Моя жена меня вспоминает.
• Возвратные глаголы — обозначают действие, направленное преимущественно на субъект: sich waschen, sich merken, sich überlegen, sich vorstellen и так далее. Есть глаголы с возвратным местоимением sich, которые не являются возвратными: sich begrüßen, sich umarmen и другие. Такие глаголы обозначают действие субъекта на объект, как полнозначные, и называются взаимными.

В связи с особенностями образования основных временных форм (формы претерита и второго причастия) глаголы делятся на три группы:

• Слабые — глаголы слабого спряжения, которые образуют форму претерита с помощью суффикса -(e)te, а в форме второго причастия принимают префикс ge- и суффикс -(e)t. Таким образом, слабые глаголы принимают данные формы по типу: machen — machte — gemacht, kreuzen — kreuzte — gekreuzt. Особую группу составляют глаголы, принимающие аблаут корневой гласной, и выделяются в подгруппу глаголов смешанного типа: brennen — brannte — gebrannt, nennen — nannte — genannt и другие.
• Сильные — глаголы сильного спряжения, которые образуют претерит с помощью аблаута корневой гласной, а в форме второго партиципа сохраняют суффикс -en. Например: genießen — genoss — genossen, nehmen — nahm — genommen.
• Неправильные — глаголы haben, sein, werden, gehen, stehen, tun, bringen, каждый из которых образует претерит и второе причастие, не подчиняясь правилам слабого и сильного спряжения. Например: sein — war — gewesen, gehen — ging — gegangen. Неправильные глаголы противопоставляют правильным (примеры слабых и сильных глаголов, за исключением смешанных).

Глагол как часть речи подвержен изменениям посредством словообразовательных элементов и приёмов. В зависимости от наличия аффиксов или составных частей (других слов) глаголы принято делить на три группы (см. Глагольное словообразование):

• Простые — состоят только из основы и грамматического суффикса -en: fallen, rollen, stehlen и так далее.
• Производные — образованные преимущественно при помощи аффиксов: ausbrechen, zulernen, begraben.
• Сложные — состоят из двух частей, первая из которых является основой существительного, прилагательного или наречием, а вторая — собственно глагол: teilnehmen, wahrsagen, kaltstellen.

Грамматические категории немецкого глагола

В немецком языке присутствуют те же грамматические категории, что и во многих других языках, но при этом имеют собственную специфику. К ним относятся: лицо и число, время, залог и наклонение.

В немецком языке два числа — единственное и множественное, каждому из которых соответствует три лица. Четвёртым лицом условно называют форму вежливого обращения, выраженную местоимением Sie. Парадигма спряжения выглядит следующим образом: ich gehe — du gehst — er (sie, es) geht — wir gehen — ihr geht — sie gehen — Sie gehen.

Время немецкого языка призвано установить временно́е соотношение между называемым действием и моментом речи в абсолютном употреблении или другим действием — в относительном. Всего выделяют три временных ступени: настоящее, прошедшее и будущее время, — они выражают начало действия в настоящем, прошлом или будущем соответственно. В рамках этих ступеней функционируют шесть временных форм: Präsens, Präteritum (Imperfekt), Perfekt, Plusquamperfekt, Futur I и Futur II. Первые два относят к простым временам, остальные — к сложным. Отнесение к тем или другим определено сложностью синтаксической конструкции, которой соответствует то или иное время. Так, для Präsens используется лишь один смысловой глагол с личным окончанием, а для Perfekt — вспомогательный и смысловой в форме второго причастия (Partizip II).

Залог немецкого языка обозначает направленность действия относительно подлежащего. Активный залог (Aktiv) имеет место, когда действие направлено в сторону от подлежащего, пассивный (Passiv) — когда подлежащее само является объектом воздействия, выраженного глаголом. Например: Dann macht Rick die Fenster auf (Aktiv) — Die Fenster werden von Rick aufgemacht (Passiv). Отдельно выделяют пассивный залог состояния — статив (Stativ).

Наклонений в немецком языке всего три: изъявительное (Indikativ), сослагательное (Konjunktiv) и повелительное (Imperativ).

Кроме личных форм немецкий глагол имеет две неличные формы: инфинитив (Infinitiv) и причастие (Partizip). Каждая из них, в свою очередь, предполагает ещё по две формы. Из них наиболее часто встречаются Infinitiv I и Partizip II, которые наряду с Präteritum составляют триаду форм немецкого глагола, используемых для построения основных конструкций.

Времена немецкого глагола

Современный немецкий язык использует трёхступенчатую систему времён, состоящую из прошедшего (Vergangenheit), настоящего (Gegenwart) и будущего времён (Zukunft). Существует шесть временных форм: одно в настоящем времени, два в будущем и три в прошедшем.

Präsens — это простое настоящее время, которое выражает действие, происходящее в настоящий момент времени или постоянно. Оно образуется только из основы инфинитива с личным окончанием. В разговорной речи это время часто может являться заменителем времени будущего. Например: Er kommt, glaube ich — Я думаю, он придёт. В данном случае использована конструкция настоящего времени, контекстуально понимаемая немцами как конструкция времени будущего. Нестилистическое использование Präsens в литературном языке можно наблюдать в конструкциях типа: Ich weiß nicht, ob er kommt — Я не знаю, придёт ли он.

После Präsens вторым простым временем является Präteritum — прошедшее время, образуемое из основы инфинитива с использованием суффикса -te- (1-е и 3-е лица единственного числа) для слабых глаголов либо при помощи специальной формы — для сильных и неправильных глаголов. Так, например, для глагола rauchen форма в Präteritum будет rauchte, но для глагола gehen — ging. Эта временная форма используется в рассказе или сообщении. Пример: Ich machte schon die Tür zu — Я уже закрыл дверь.

Perfekt по своей конструкции — сложное прошедшее время, образуемое из вспомогательного глагола haben или sein и второго причастия смыслового глагола. Синтаксическая и грамматическая специфика предложения, где используется Perfekt, роднит его с Plusquamperfekt, но особенности использования этого времени возвращают его к простому прошедшему времени. Perfekt преимущественно употребляется в разговорной речи. Например: Die Vögel haben nicht gesungen — Птицы не пели.

Близкий к Perfekt Plusquamperfekt также состоит из вспомогательных глаголов и второго причастия смыслового глагола, но в отличие от Perfekt глаголы haben и sein имеют форму Präteritum — hatte и war в 3-ем лице единственного числа. Например: Der Gott hatte alles zerstört — Бог всё разрушил. В теории немецкого языка это время чаще всего представлено как «прошедшее в прошедшем», поэтому оно чаще встречается в относительном употреблении вместе с Präteritum.

Все три прошедших времени немецкого языка не имеют чётких границ употребления. Так, разговорное время Perfekt может быть использовано и в литературе, Präteritum — в разговорной речи, а Plusquamperfekt в письменной речи имеет место не всегда даже при относительном употреблении или при упоминании событий, произошедших очень давно относительно момента речи или другого действия. Однако это не вызывает путаницы. Чаще всего временны́е отношения прослеживаются в контексте.

Futur I и Futur II — сложные будущие времена, имеющие схожую конструкцию. И в первом, и во втором времени используется вспомогательный глагол werden и Infinitiv смыслового глагола: для Futur I — Infinitiv I, для Futur II — Infinitiv II. Первое будущее время помимо передачи действия в будущем имеет и другие функции употребления: например, в относительном употреблении в литературе или как даже как приказ (императивная функция). Второе будущее время в современном немецком языке практически не используется. Пример: Bis Monatsende wirst du die Lösung finden (Futur I) — Bis Monatsende wirst du die Lösung gefunden haben (Futur II) — До конца месяца ты найдёшь решение.

Спряжение глаголов в активном залоге изъявительного наклонения

Время / Лицо и число	Präsens	Präteritum	Perfekt	Plusquamperfekt	Futur I
1-е л. ед. ч. (ich)	arbeite gehe	arbeitete ging	habe gearbeitet bin gegangen	hatte gearbeitet war gegangen	werde arbeiten werde gehen
2-е лицо ед. ч. (du)	arbeitest gehst	arbeitetest gingst	hast gearbeitet bist gegangen	hattest gearbeitet warst gegangen	wirst arbeiten wirst gehen
3-е л. ед. ч. (er, sie, es)	arbeitet geht	arbeitete ging	hat gearbeitet ist gegangen	hatte gearbeitet war gegangen	wird arbeiten wird gehen
1-е л. мн. ч. (wir)	arbeiten gehen	arbeiteten gingen	haben gearbeitet sind gegangen	hatten gearbeitet waren gegangen	werden arbeiten werden gehen
2-е л. мн. ч. (ihr)	arbeitet geht	arbeitetet gingt	habt gearbeitet seid gegangen	hattet gearbeitet wart gegangen	werdet arbeiten werdet gehen
3-е л. мн. ч. (sie) и вежл. ф. (Sie)	arbeiten gehen	arbeiteten gingen	haben gearbeitet sind gegangen	hatten gearbeitet waren gegangen	werden arbeiten werden gehen

В некоторых немецких диалектах, а также в обиходно-разговорном языке существуют значительные различия в употреблении времён. Общей тенденцией становится редкое употребление таких форм как Plusquamperfekt и Futur II, что связано с расширением семантических функций других времён или конструкций, выражающих то же, что данные времена. Вместе с тем, существуют времена, которые не рассматриваются немецкой грамматикой как общенемецкие. Так, для южнонемецкого диалектного ареала характерно отсутствие претерита, употребление так называемого двойного перфекта (doppeltes Perfekt), схема построения которого включает использование второго инфинитива. Например: Mein Kumpel hat ihm von mir geschrieben gehabt. В нижненемецких диалектах будущее время использует аналог модального глагола sollen (Ik schall gahn) или реже аналог глагола werden (Ik waar gahn).

Именные формы глагола

Инфинитив

Немецкий инфинитив (неопределённая форма глагола) — это одна из трёх основных форм немецкого глагола наряду с Präteritum и Partizip II. Она обозначает действие без всякого указания на действующее лицо. Различают первый инфинитив (Infinitiv I) и второй инфинитив (Infinitiv II). Первый чаще всего называют просто инфинитивом. Он образуется при помощи основы глагола и суффикса -(e)n: fahr-en, leit-en, lächel-n. Второй состоит из второго причастия смыслового глагола и первого инфинитива вспомогательного глагола haben или sein, соответствующего смысловому: gefahren sein, geleitet haben, gelächelt haben.

Немецкий инфинитив, употребляемый самостоятельно, то есть вне инфинитивных групп, называется независимым. В инфинитивных группах (например, um zu, an(statt) zu и ohne zu) употребляемый инфинитив называется зависимым. Например: Die Türe aufzumachen war verboten — Открывать двери было запрещено (независимый инфинитив с zu); Ich kam rein, ohne anzuklopfen — Я вошёл, не постучавшись (зависимый инфинитив с zu). Инфинитив без частицы zu употребляется с модальными глаголами, глаголами haben (вне конструкций), nennen, hören, fühlen, sehen, finden, spüren, после глаголов helfen, lernen, lehren, bleiben, senden, а также после глаголов движения. В остальных случаях используют инфинитив с частицей zu, в том числе: после прилагательных в роли именного сказуемого, в инфинитивных группах и конструкциях типа (haben + zu + Infinitiv и sein + zu + Infinitiv).

В относительном употреблении первый и второй инфинитивы имеют разные функции. Так, если первый инфинитив выражает одновременность действий, то второй — предшествование. Например: Martin geht weiter, ohne auf mich zu achten (Infinitiv I) — Er ist sehr traurig darüber, seinen Vater verloren zu haben (Infinitiv II).

Синтаксическая роль инфинитива не ограничивается исключительно составной частью сложного сказуемого. Он выступает в качестве:

• Подлежащего: Reiten ist ein großes Vergnügen — Ездить верхом — большое удовольствие; Den einzigen möglichen Ausweg aus dieser schweren Situation gefunden zu haben, war für ihn eine große Erleichterung — То, что он нашёл единственно возможный выход из этой трудной ситуации, было для него большим облегчением.
• Определения: Jeder Bürger dieser Stadt hat das Recht, ausgewählt zu werden — Каждый гражданин этого города имеет право быть избранным; Der Gedanke, damals nicht sein Möglichstes getan zu haben, quälte den alten Kapitän — Мысль о том, что он тогда сделал не всё возможное, мучила старого капитана.
• Дополнения: Jedenfalls hoffen wir darauf, abgeholt zu werden — В любом случае, мы надеемся, что нас встретят; Er war damals sicher, in seinem Leben nur einmal ein ähnliches Gefühl empfunden zu haben — Тогда он был убеждён, что испытал подобное чувство лишь однажды.
• Обстоятельства: Beeile dich, um zum Unterricht nicht zu spät zu kommen — Поторопись, чтобы не опоздать на занятия.

Причастие

Немецкое причастие (Partizip) — ещё одна именная форма глагола. Различают два немецких причастия: Partizip I и Partizip II. Второе причастие наиболее употребимо, так как оно участвует в образовании многих немецких конструкций.

Первое причастие образуется от основы глагола при помощи суффикса -(e)nd: lern-end, feier-nd. Второе причастие использует для образования слабых глаголов основу, грамматический префикс ge- и суффикс -(e)t: ge-mach-t, ge-sammel-t, ge-öffn-et. Особые формы Partizip II встречаются у неправильных, сильных и претерито-презентных глаголов, которые получают префикс ge-, суффикс -en и изменение корневой гласной: sein — gewesen, bringen — gebracht, treiben — getrieben, sterben — gestorben, können — gekonnt, wissen — gewusst.

Первое причастие всегда выражает действие, находящееся ещё в процессе, то есть нереализованное, независимо от того, в каком времени находится сказуемое. Например: Die aus dem Kino eilenden Mädchen lächelten/lächeln so laut — Спешившие (спешащие) из кинотеатра девчонки так громко смеялись (смеются). В данном случае Partizip I играет роль определения. В качестве обстоятельства оно используется в причастной группе: Aus dem Kino eilend, lächeln die Mädchen so laut — Спеша из кинотеатра, девчонки так громко смеялись.

Второе причастие имеет пассивное значение, то есть подлежащее, с которым оно связано, есть объект воздействия: Das vom Jungen gelesene Buch — Прочитанная мальчиком книга. Употребление Partizip II намного шире: оно присутствует в качестве части простого глагольного сказуемого в двух сложных прошедших временах активного залога изъявительного и сослагательного наклонений, а также во всех временах пассивного залога. Например: Heute sind sie früher ausgegangen — Сегодня они ушли раньше; Der Text war zweimal vorgelesen worden — Текст был прочитан дважды. Второе причастие может играть роль обстоятельства, дополнения и реже подлежащего, а также образовывать причастные группы. Например: Die von mir gekaufte Hose steht mir nicht — Купленные мною брюки мне не идут.

Залог

В немецком языке имеется два залога: активный (Aktiv) и пассивный (Passiv). Действие со стороны подлежащего в предложении с активным залогом направлено на сторонний объект, то есть дополнение. В пассивном залоге подлежащее само является объектом воздействия. Соответственно, само предложение, где использован тот или иной залог, также именуется активным и пассивным. Об образовании активного залога всех времён см. выше в разделе Времена немецкого глагола.

Пассивный залог образуется при помощи вспомогательного глагола werden и Partizip II смыслового глагола. В сложных прошедших временах Perfekt и Plusquamperfekt в качестве вспомогательных принимаются глагол sein, необходимый для формирования сложного времени, и глагол werden в особой форме worden, которая формирует пассив. Так, цепочка пассивного залога всех времён будет иметь вид: Der Artikel wird von mir vorgelesen (Präsens) — Der Artikel wurde von mir vorgelesen (Präteritum) — Der Artikel ist von mir vorgelesen worden (Perfekt) — Der Artikel war von mir vorgelesen worden (Plusquamperfekt) — Der Artikel wird von mir vorgelesen werden (Futur).

Спряжение глаголов в пассивном залоге изъявительного наклонения

Время / Лицо и число	Präsens	Präteritum	Perfekt	Plusquamperfekt	Futur I
1-е л. ед. ч. (ich)	werde gesucht	wurde gesucht	bin gesucht worden	war gesucht worden	werde gesucht werden
2-е лицо ед. ч. (du)	wirst gesucht	wurdest gesucht	bist gesucht worden	warst gesucht worden	wirst gesucht werden
3-е л. ед. ч. (er, sie, es)	wird gesucht	wurde gesucht	ist gesucht worden	war gesucht worden	wird gesucht werden
1-е л. мн. ч. (wir)	werden gesucht	wurden gesucht	sind gesucht worden	waren gesucht worden	werden gesucht werden
2-е л. мн. ч. (ihr)	werdet gesucht	wurdet gesucht	seid gesucht worden	wart gesucht worden	werdet gesucht werden
3-е л. мн. ч. (sie) и вежл. ф. (Sie)	werden gesucht	wurden gesucht	sind gesucht worden	waren gesucht worden	werden gesucht werden

Статив (Stativ), или пассив состояния (Zustandpassiv), передаёт результат действия. Цепочка статива для всех времён имеет вид: Der Artikel ist vorgelesen (Präsens) — Der Artikel war vorgelesen (Präteritum) — Der Artikel ist vorgelesen gewesen (Perfekt) — Der Artikel war vorgelesen gewesen (Plusquamperfekt) — Der Artikel wird vorgelesen sein (Futur).

Выделяют три вида пассивного залога: одночленный, двухчленный и трёхчленный. Первый имеет место, когда не указан ни объект, ни субъект. Второй — когда имеется только объект. Третий — и объект, и субъект.

Наклонение

Система наклонений немецкого языка подразумевает три наклонения: изъявительное (Indikativ), сослагательное (Konjunktiv) и повелительное (Imperativ). О временах изъявительного наклонения см. раздел Времена немецкого глагола.

Сослагательное наклонение, в отличие от изъявительного, передаёт не реальность, а пожелание или возможность, причём время конъюнктива не всегда совпадает с индикативными временами. Временные формы конъюнктива те же, что и в индикативе, но с дополнительными кондиционалисами (Konditionalis). Существует два типа конъюнктива — Konjunktiv I (основа инфинитива с личным окончанием) и Konjunktiv II (основа претерита с умлаутом и личное окончание).

Präsens Konjunktiv образуется из инфинитивной основы, суффикса -e- и личного окончания (кроме 1-го и 3-го лиц единственного числа) и чаще всего выражает выполнимое желание, иногда приказ или уступку. Нарпимер: Es lebe der Frieden in der ganzen Welt — Да здравствует мир во всём мире.

Слабые глаголы в Präteritum Konjunktiv повторяют претерит изъявительного наклонения. Сильные глаголы образуются из основы претерита с суффиксом -e и с умлаутом корневой гласной. Претеритальные формы сослагательного наклонения выражают невозможные (нереальные) действия в настоящем, которые мыслятся, но не происходят. Например: Ich ginge gern ins Museum, aber ich bin gerade beschäftigt — Я бы с удовольствием пошёл в музей, но сейчас я занят.

Perfekt Konjunktiv и Plusquamperfekt Konjunktiv используют вспомогательные глаголы haben и sein в формах Präsens Konjunktiv и Präteritum Konjunktiv, соответственно, и Partizip II смыслового глагола. Перфект в придаточных предложениях передаёт предшествование своего действия по отношению к действию в главном предложении, независимо от времени главного предложения. Например: Ich tue/tat, als ob ich das Mädchen schon gesehen habe — Я делаю/сделал вид, что уже видел эту девочку/девушку.Он рассказывает/рассказывал мне о том, что он с ней ходил гулять. Плюсквамперфект, как и претерит, передаёт нереальное желание, но в прошедшем времени. Например: Wäre ich nur nicht so spät gekommen — Если бы я только не пришёл так поздно.

Futur I Konjunktiv и Futur II Konjunktiv образуют сослагательное наклонение через Präsens Konjunktiv глагола werden и Infinitiv I и Infinitiv II смыслового глагола. Будущее время в придаточном предложении (по аналогии с перфектом) отражает последовательность событий, при которой действие в главном предложении происходит раньше. Например: Jeder Mensch träumt, dass er glückliches Leben haben werde — Каждый человек мечтает о том, что его жизнь будет счастливой.

Спряжение глаголов в активном залоге сослагательного наклонения

Время / Лицо и число	Präsens	Präteritum	Perfekt	Plusquamperfekt	Futur I
1-е л. ед. ч. (ich)	lese	lernte käme	habe gesagt sei gegangen	hätte gesagt wäre gegangen	werde sagen werde gehen
2-е лицо ед. ч. (du)	lesest	lerntest kämest	habest gesagt seist gegangen	hättest gesagt wärest gegangen	werdest sagen werdest gehen
3-е л. ед. ч. (er, sie, es)	lese	lernte käme	habe gesagt sei gegangen	hätte gesagt wäre gegangen	werde sagen werde gehen
1-е л. мн. ч. (wir)	lesen	lernten kämen	haben gesagt seien gegangen	hätten gesagt wären gegangen	werden sagen werden gehen
2-е л. мн. ч. (ihr)	leset	lerntet kämet	habet gesagt seiet gegangen	hättet gesagt wäret gegangen	werden sagen werden gehen
3-е л. мн. ч. (sie) и вежл. ф. (Sie)	lesen	lernten kämen	haben gesagt seien gegangen	hätten gesagt wären gegangen	werden sagen werden gehen

Конструкция с Präteritum Konjunktiv глагола werden с первым и вторым инфинитивом образует Konditionalis I и Konditionalis II: первый кондиционалис заменяет Präteritum Konjunktiv в случаях, когда его формы совпадают с индикативом, второй кондиционалис — выражает нереальное действие (подобно плюсквамперфекту). Пассивный залог конъюнктива для всех времён реализуется по схеме пассива изъявительного наклонения с использованием конъюнктива вспомогательного глагола.

Повелительное наклонение выражает повеление или просьбу. В немецком языке существует четыре формы императива, соответствующие четырём лицам: 2-е лицо единственного числа, 1-е и 2-е лица множественного числа и вежливая форма. Для императива второго лица единственного числа принимают корень инфинитива без окончания или с личным окончанием -e (Mach die Tür zu und öffne das Fenster). Первое лицо множественного числа несёт смысловое значение побуждения к действию (Kommen wir rein). Во втором лице множественного числа принимается форма презенса индикатива (Kommt her schneller!). Вежливая форма также совпадает с индикативом, однако местоимение Sie ставится после глагола (Sagen Sie bitte).

Помимо стандартных способов образования императива существуют также другие способы выражения побуждения к действию. К ним относится инфинитив (Warten! Abführen!), второе причастие (Rauchen verboten!), использование второго лица (Du machst das! Ihr fliegt raus!), именные части речи (Ruhe! Achtung!) и пассив без субъекта (Jetzt wird geschlafen!).

Глагольное словообразование

См. также: Словообразование немецкого языка и Аффикс в немецком языке

Словообразование немецкого глагола существенно проще, чем словообразование именных частей речи, для которых помимо аффиксации справедливо также и словосложение. Словосложение, как словообразовательная модель и способ получения сложнопроизводных слов, позволяет соединять ряд корневых морфем друг с другом, образуя сложное слово. Например, существительное Zahlungsschwierigkeit включает два простых корня существительных, соединённых генетивной -s-. Для глагола словосложение нехарактерно, однако для него имеются другие способы образования сложных форм, схожие со словосложением.

В структуре моделей словообразования для глаголов характерны префиксация, суффиксация и применение частотных компонентов. Префиксация, как наиболее узнаваемый способ расширения семантического содержания слова и его структуры, предполагает крепление к инфинитивной основе немецкого глагола префикса или полупрефикса слева. Суффиксация — это присоединение суффикса глагола к основе справа от корня. Частотный компонент является аналогом элемента словосложения. Он повторяет основные свойства полуаффикса, однако вовсе им не является ввиду меньшего или отсутствующего семантического сдвига и самостоятельности позиции в предложении.

К полупрефиксам глаголов относятся: ab-, an-, auf-, aus-, bei-, durch-, ein-, entgegen-, entlang-, gegenüber-, hinter-, mit-, nach-, ob-, über-, um-, unter-, vor-, wider-, zu-. Все эти морфемы имеют свойство отделяться от корня и занимать конечную позицию в предложении в определённых грамматикой случаях (например, в презенсе или императиве второго лица единственного числа), а также пропускать грамматическую приставку ge- в форме второго причастия глаголов. Второе свойство данных морфем — ударность. Префиксы: be-, de-, dis-, durch-, emp-, ent-, er-, ex-, ge-, hinter-, in-, kon-, miss-, per-, prä-, re-, sub-, trans-, über-, um-, unter-, ver-, wider-, zer-, — в отличие от полупрефиксов, не способны отделяться от корня и не пропускают грамматический префикс. Суффиксы глаголов -ch(en), -el(n), -l(n), -er(n), -ster(n), -ier(en), -ig(en), -sch(en), -s(en), -z(en) либо семантически нейтральны, либо выражают узкие значения.

Частотные компоненты глаголов бывают двух видов:

• Первый частотный компонент — занимает начальную позицию и соответствует наречиям: auseinander-, da-, daher-, dahin-, daneben-, dar-, darein-, davon-, dazu-, dazwischen-, drauflos-, einher-, empor-, entzwei-, fehl-, fern-, fertig-, fest-, fort-, frei-, gleich-, her-, herab-, heran-, herauf-, heraus-, herbei-, herein-, hernieder-, herüber-, herum-, herunter-, hervor-, herzu-, hierher-, hin-, hinab-, hinan-, hinauf-, hinaus-, hindurch-, hinein-, hintereinander-, hinterher-, hinüber-, hinunter-, hinweg-, hinzu-, hoch-, los-, nieder-, tot-, umher-, voll-, voran-, voraus-, vorbei-, vorher-, vorwärts-, weg-, weiter-, wieder-, zurecht-, zurück-, zusammen-.
• Второй частотный компонент — занимает конечную позицию и является глаголом: -arbeiten, -beißen, -biegen, -bleiben, -blicken, -brechen, -bringen, -drücken, -fahren, -fallen, -finden, -fliegen, -führen, -geben, -gehen, -haben, -halten, -hauen, -heben, -holen, -kommen, -können, -kriegen, -lassen, -laufen, -leben, -legen, -liegen, -machen, -müssen, -nehmen, -reden, -reichen, -reißen, -richten, -rücken, -rufen, -sagen, -schaffen, -schauen, -scheißen, -schlagen, -schreiben, -sehen, -sein, -setzen, -sitzen, -spielen, -sprechen, -springen, -stecken, -stehen, -steigen, -stellen, -stoßen, -stürzen, -tragen, -treiben, -treten, -tun, -werden, -werfen, -wollen, -ziehen.

Историческая грамматика немецкого глагола

См. также: История немецкого языка

В самых древних памятниках древневерхненемецкого и готского языков глагол характеризуется наличием частично сходных с современными грамматических категорий, среди которых три лица, два числа с остатками двойственного, два времени (одно прошедшее и одно настоящее, которое также играло роль будущего), два наклонения (индикатив и оптатив), императив второго лица единственного числа (в готском — также третье лицо единственного числа), неличные формы инфинитив (отглагольное существительное) и причастия (отглагольные прилагательные). Характерной чертой германских глаголов было их деление на слабые и сильные. В отличие от других индоевропейских языков, унаследовавших богатство глагольных форм из праязыка, морфология немецкого глагола представляется достаточно бедной.

Раннее развитие сложных временных отношений при формировании вспомогательных глаголов определялось обратным процессом — редукцией (безударных) глагольных окончаний в безразличное -e, вследствие чего стало возможным формирование будущего и относительных времён, а также страдательного залога. Число лиц не изменяется, но определяется наличием личного местоимения. Система наклонений развивается в сторону стилистической дифференциации модальных отношений.

Развитие временных форм

Структура настоящего времени в древнегерманских языках может быть представлена как трёхэлементная конструкция, включающая корень, тематический гласный (i — a), основанный на аблауте, и личное окончание, сформированное на основе суффигированных местоименных частиц. Например: nim + i + s, nim + a + nd. В конце древневерхненемецкого и в начале раннего средневерхненемецкого периода формируются новые личные окончания, а процессе редукции продолжает формироваться (и в некоторых случаях устраняется) -е в личном окончании, происходят удвоение согласной перед -j- и сдвиги в каждой глагольной группе, последствия которых ещё сохраняются в ряде диалектов и языков.

Сильное прошедшее время формируется в процессе слияния аориста и перфекта, по аналогии с латынью, однако в германских языках, в которых глагольные корни имели две ступени аблаута, и перфект, и аорист теряют своё видовое значение. В дальнейшем становится очевидным невозможность развития сложного времени, так как развитие новых рядов делает данную форму противоречивой. На смену сильному времени приходит новое — слабое — с дентальным суффиксом -d (по видимому, от германского *dōn), перешедшим в -t, который присоединялся не напрямую к корню, а к соответствующей основе настоящего времени (отпавший -i-, -ô-, -ai-, -nô-). В средневерхненемецком все различия отпали по причине редукции (сохранение -e- перед dt и ffn в формах redete и öffnete — следы наличия суффиксального -e- в древневерхненемецком), и большая часть глаголов перешла с сильного на слабое прошедшее время в нововерхненемецком языке.

Развитие неличных форм

Инфинитив и причастие произошли от отглагольного существительного и прилагательного. Развитие инфинитива связано с использованием именных словообразовательных суффиксов и в целом не уходит в сторону от общего процесса становления неопределённой формы индоевропейских языков. Принципиальное различие инфинитива в нововерхненемецком от современного ему инфинитива, например, в славянских языках заключается в том, что немецкий инфинитив не утратил связи с существительным (многие глаголы могут быть субстантивированы, как, например, schreiben — das Schreiben; часть из них перешла в разряд полноценных существительных, как, например, существительные das Vertrauen, das Wesen).

Первое причастие в древневерхненемецком образовано с помощью германского суффикса -nd и имеет слабое и сильное склонение. В большинстве случаев первое причастие употребляется как форма настоящего времени в современном немецком языке, однако исторически его временно́е значение связано с временем действия в конкретном предложении (это не исключает его отношения к прошедшему времени и в современном немецком предложении). Например, в строке из Песни о Нибелунгах «daȥ wil ich iemer dienende umbe Kriemhilde sîn» и в современном предложении «gestern sah ich die aufgehende Sonne» первое причастие свободно сочетается с прошедшим временем глагола и также принимает значение прошедшего времени.

Второе причастие, как было отмечено выше, имело два типа образования — сильное и слабое. Сильное образовывалось с помощью суффикса -an, слабое — с дентальным -d. В средне- и ранненововерхненемецкий периоды появляется префикс ge-. Подобно тому, как первому причастию приписывают настоящее время, второе причастие связывают с временем прошедшим. Однако его временное значение связано с видовым употреблением (вид определяется контекстуально), как, например, в словосочетаниях das gekaufte Haus, der besetzte Platz, der gefallene Stein (совершенный вид) и das geliebte Kind, die gepriesene Schönheit (несовершенный вид).

Немецкий глагол в культуре

Марк Твен. Об ужасающей трудности немецкого языка

У немцев встречается ещё одна разновидность скобок: глагол делят на две части, из которых первая ставится в начале увлекательного пассажа, а вторая приберегается к концу. Трудно представить себе большую путаницу и неразбериху. Такие глаголы называются приставочными. Немецкая литература кишмя кишит приставочными глаголами. И чем дальше обе части глагола отскакивают одна от другой, тем больше доволен собой автор. Один из популярнейших глаголов этого типа reiste ab, что значит — уехал. Поясню на цитате из другого романа, — я перевёл её на английский, значительно сократив: «Наконец чемоданы были уложены, и он — У —, поцеловал мать и сестёр и снова прижав к груди возлюбленную Гретхен, которая в своём простеньком кисейном платьице, с единственной туберозой в пышных волнах густых волос, неровным спотыкающимся шагом спустилась по лестнице, всё ещё бледная от ужасов и волнений вчерашнего вечера, но мечтая ещё хоть раз приникнуть к груди того, кого она любила больше жизни, — ЕХАЛ».

Над особенностями глагола в немецком языке иронизирует писатель Марк Твен в приложении «Об ужасающей трудности немецкого языка» к произведению «Пешком по Европе». В частности, американский сатирик понимает использование вспомогательных глаголов в формировании залогов, наклонений и времён следующим образом: «следом же за глаголом — как я понимаю, украшения ради — пишущий подсыпает с десяток всяких „haben sind gewesen gehabt haben geworden sein“ и прочее и тому подобное, и только теперь импозантное предложение завершено».

На сложной игре слов основана песня немецкой группы Rammstein «Du hast». Дословно Du hast является формой второго лица единственного числа глагола haben и переводится как «Ты имеешь». В то же время, вторая форма глагола hassen (ненавидеть) Du hasst созвучна с Du hast и обозначает «Ты ненавидишь». После словосочетания «Du hast» следует «Du hast mich», что может обозначать «У тебя есть я» и «Ты имеешь меня». Также оно созвучно с «Du hasst mich», что переводится как «Ты ненавидишь меня». Следующие слова песни «Du hast mich gefragt Und ich hab nichts gesagt» представляют собой перфектную конструкцию с глаголами fragen и sagen и переводятся как «Ты меня спросил(а), а я тебе не ответил(а)». Англоязычная версия песни называется «You hate», что однозначно переводится как «Ты ненавидишь».

См. также

• Глагол
• Категория времени в немецком языке
• Грамматика немецкого языка

Литература

• Маккензен Л. Немецкий язык. Универсальный справочник. — М.: Аквариум, 1998. — 592 с. — ISBN 5-85684-101-8.
• Мышковая И. Б. Времена немецкого глагола. — СПб.: Виктори, 2007. — 96 с. — ISBN 978-5-91281-007-7.
• Погадаев В. А. Немецкий язык. Краткий справочник. — М.: Эксмо, 2003. — 318 с. — ISBN 5-8123-0155-7.
• Helbig G., Buscha J. Deutsche Grammatik. — Berlin: Langenscheidt, 2007. — 736 с. — ISBN 978-3-468-49493-2.
• Hoberg R. Der kleine Duden. Deutsche Grammatik. — Wien, Zürich, 1988. — ISBN 3-411-02182-9.
• Pahlow H. Deutsche Grammatik — einfach, kompakt und übersichtlich. — Leipzig: Engelsdorfer Verlag, 2010. — 135 с. — ISBN 978-3-86268-012-2.

Ссылки

• [cognix.ru/de/solve/verbs.php Спряжение немецких глаголов онлайн]
• [deutsch.lingolia.com/de/grammatik Deutsche Grammatik] (нем.). Lingolia.com. Проверено 12 июля 2012. [www.webcitation.org/69rnocbIU Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
• [www.dsdigital.de Deutsche Sprache. Zeitschrift für Theorie, Praxis und Dokumentation] (нем.). Проверено 26 июня 2011. [www.webcitation.org/67eYsJI6C Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [deutsch.lingo4u.de Deutsch Lernen] (нем.). Проверено 26 июня 2011. [www.webcitation.org/67eYtSy4V Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [www.deutsched.com/Grammar German Grammar] (англ.). Проверено 26 июня 2011. [www.webcitation.org/67eYxIq8j Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• Vaitekūnienė V., Girdenienė S. [www.biblioteka.vpu.lt/elvpu/26158.pdf Kurze deutsche Grammatik] (нем.). Проверено 13 июля 2012. [www.webcitation.org/69rnpHUhP Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
• [www.de-online.ru/index/grammatika/0-7 Грамматика немецкого языка]. Проверено 26 июня 2011. [www.webcitation.org/67eYuKWNL Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• Марфинская М. И., Монахова Н. И. [www.fidel-kastro.ru/language/germ_gramm.htm#_Toc32070959 Грамматика немецкого языка: Глагол]. Проверено 12 июля 2012. [www.webcitation.org/69rnpt2tH Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
• [www.studygerman.ru/online/manual Справочник по грамматике немецкого языка]. StudyGerman.ru. Проверено 26 июня 2011. [www.webcitation.org/67eYxrYJx Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [www.all-de.com/service/grammatik/103-spiski-samyh-vazhnyh-nepravilnyh-glagolov.html Немецкий язык: от А до Я: Списки самых важных неправильных глаголов]. Проверено 25 сентября 2014. [www.webcitation.org/6SpwtHr5c Архивировано из первоисточника 24 сентября 2014].

Отрывок, характеризующий Глагол в немецком языке

По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.


Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.