Гладзорский университет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гладзорский университет
Оригинальное название

Գլաձորի համալսարան

Международное название

University of Gladzor

Год основания

1282 год[1][2]

Ректор

Есаи Нчеци

Юридический адрес

Монастырь Танаат, недалеко от с. Гладзор, Армения

Сайт

[hushardzan.am/ru/693/ Историко-культурный музей заповедник “Университет Гладзора”]

Координаты: 39°46′42″ с. ш. 45°20′52″ в. д. / 39.77833° с. ш. 45.34778° в. д. / 39.77833; 45.34778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.77833&mlon=45.34778&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1282 году

Гладзорский университет[3][4] (арм. Գլաձորի համալսարան) — высшее учебное заведение и один из известнейших центров просвещения средневековой Армении, основанный в 1282 году[2] в исторической области Сюник[1]. Университет находился в 5 километрах к северу от современного города Ехегнадзора, на живописном горном плато[1].

От сооружений университета сегодня до наших дней дошли лишь следы его фундаментов. Сегодня в церкви Сурб Акоп села Вернашен размещён музей, посвящённый Гладзорскому университету[1].





История

Гладзорский университет был создан в начале 1282 году ученым и педагогом Нерсесом Мшеци в монастыре Танаат[1]. Действовал до 1338 года, т.е. - 56 лет[5]. За короткий срок Гладзор стал культурным и научным центром не только Сюника, но и всей Армении[2]. Гладзорский университет был одним из центром средневековой Армении по изучению всех наук, в нём переводились и переписывались научные труды. Университет был одним из центром армянской школы миниатюры.[5]. Особую известность университет получил в 1284-1338 при ректоре Нчеци Есаи, выдающемся богослове, философе, полиглоте[6]. В 1338 году университет был закрыт вследствие политического и экономического упадка страны[6].


Обучение

Продолжительность обучения: от 7 до 8 лет[1]. В Гладзорском университете преподавались все средневековые дисциплины, издавна принятые в высших школах средневековой Армении, однако особенное значение придавалось богословию и философии[6]. Независимо от избираемой в дальнейшем специализации студенты были обязаны кроме богословия изучить также и «внешние», светские науки, первые три из которых - грамматика, риторика, логика, составляли так называемый «тривиум», основу гуманитарного образования. А остальные четыре предмета – арифметика, геометрия, астрономия и теория музыки составляли «квадривиум», цикл точных наук[1]. При окончании Гладзора его ученики писали диссертации[3]. Современники называли Гладзорский университет «вторыми Афинами»[6].

Книгохранилище Гладзорского университеты вмещало большое количество трудов армянских и греческих учёных, достаточных для получения незаурядного по тем временам образования. Чтобы представить принципы обучения в Гладзорском университете, можно обратиться к проповеди ректора Нерсеса Мшеци «О пустынниках», где сказано:

Для учебы необходимы четыре вещи – нужно, чтобы учителя были бы одержимы желанием обучать, причем без жадности и тщеславия; во-вторых, нужна горячая любовь; в-третьих, мир; в-четвертых, нужны места пустынные и тихие[1]

Известные выпускники

Интересные факты

  • В 1984 году, к 700-летию Гладзорского университета, по решению Правительства Армении в церкви Святого Акопа села Вернашен был открыт музей, посвященный науке образования и, в особенности, Гладзорскому университету[7].
  • В Ереване в 1990 году под руководством кандидата юридических наук доцента Жоры Даниэловича Джаангиряна был основан одноимённый университет управления «Гладзор», который стремится возродить и продолжить высокие учебно-научные традиции своего средневекового предшественника[2][8].

См. также

Напишите отзыв о статье "Гладзорский университет"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.abp.am/tourist/sights/other/gladzor/ Гладзорский университет]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.gladzor.am/GladzorRus/rusmenu.htm ИСТОРИЯ УНИВЕРСИТЕТА ГЛАДЗОР]
  3. 1 2 А. В .Десницкая, С. Д. Кацнельсон.  // История лингвистических учений: средневековый Восток. — Л.: Наука, 1981. — С. 32.
  4. [www.iranica.com/articles/armenia-vi Armenia and Iran] — статья из Encyclopædia Iranica. G. Bournoutian
  5. 1 2 [navoprosotveta.net/gladzorskij-universitet.html ГЛАДЗОРСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ]
  6. 1 2 3 4 [www.megabook.ru/Article.asp?AID=625037 ГЛАДЗО́РСКИЙ УНИВЕРСИТЕ́Т]
  7. [armenianmonuments.org/ru/monument/gladzor/?sw Момик: Историко-культурный музей-заповедник «Гладзорский Университет» ]
  8. [www.gladzor.am/GladzorRus/rusmenu.htm gladzor.am]

Внешние ссылки

  • А. АБРААМЯН. [www.historyarmenia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=169%3A2010-08-29-09-32-14&catid=44%3A-history&Itemid=105&lang=ru ГЛАДЗОРСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ. Краткий очерк]. — Ереван: АЙАСТАН, 1983.
  • [www.findarmenia.com/arm/sights/gladzor/ Գլաձորի համալսարան]  (арм.)
  • [ru.hayazg.info/%D0%93%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%83%D0%BD%D0%B8%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%82 Гладзорский университет на сайте hayazg.info]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/es/15944/%D0%93%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 Гладзорский университет на сайте dic.academic.ru]
  • [www.regnum.ru/news/1325304.html Покинутая Армения: церковь Св. Степаноса и Гладзорский университет]

Отрывок, характеризующий Гладзорский университет

Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».