Гладкая, Лидия Дмитриевна

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Лидия Гладкая
Дата рождения:	28 июня 1934(1934-06-28) (89 лет)
Место рождения:	Ленинград
Гражданство:	СССР, Российская Федерация
Награды и премии:	Лауреат Литературной премии Губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа в номинации «Поэзия»

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лидия Дмитриевна Гладкая — поэт, переводчик, публицист-правозащитник малочисленных народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, автор общественно значимых проектов^{[каких?]}.

Биография

Родилась 28 июня 1934 года в Ленинграде. Во время Великой Отечественной войны была эвакуирована в Вологодскую область, где в Белозерске встретилась с поэтом-фронтовиком Сергеем Орловым, после чего написала свои первые стихи.
Окончила Ленинградский горный институт, где кроме учёбы на геофизическом факультете занималась в литературном объединении горняков под руководством поэта Глеба Семёнова; начала публиковать стихи в газете «Горняцкая правда» и стала участницей совещания молодых писателей Северо-Запада. После окончания института работала в полевых сейсморазведочных партиях и комплексных экспедициях на Северном и Южном Сахалине, а затем в авиамагниторазведке в Западном геофизическом тресте.
В 1963 году вернулась в родной город и с 1964-го перешла на литературную и журналистскую работу (на радиостанции «Невская волна» и в отделе пропаганды Ленинградского радиокомитета). В 1966 году была принята в профессиональную группу писателей Ленинградского отделения ССП.
Впервые побывав в Салехарде в 1964 году, стала сотрудничать в газете «Красный Север» и окружном радиокомитете. К этому времени относится и начало работы над художественным переводом стихов Леонида Лапцуя.
В 1969—1974 годах работала заведующим отделом поэзии журнала ЦК ВЛКСМ «Аврора», где в этот период дебютировала целая плеяда талантливых молодых поэтов^{[каких?]}, ныне известных^[кому?] писателей России.
Во второй половине 70-х годов XX века работала помощником главного режиссёра театра имени Ленинского комсомола (заведующей литературной частью).
В 80-е годы снова полностью перешла на литературную и журналистскую работу, побывала во многих длительных командировках ЛО ССП^[что?], ЦК ВЛКСМ Ленинградского и Мурманского радиокомитетов, ряда журналов и газет — в Мурманской области и на Северном морском пути, где работала на бортах кораблей Северного флота ВМФ, Мурманского речного пароходства (в том числе на ледоколах «Капитан Сорокин», «Капитан Драницын», «Красин», атомном ледоколе «Арктика» и др.). В 1981 году участвовала в экспедиции на Землю Франца-Иосифа на теплоходе «Шура Кобер». В 1984 году была приглашена окружкомом комсомола ЯНАО для выступлений перед молодёжью округа, а затем управлением культуры окрисполкома для организации окружного семинара литераторов в Салехарде.
До 1986 года работала спецкорреспондентом Агропромиздата (Москва) по Крайнему Северу.
С 1986 года постоянно жила и работала в Салехарде — сначала в сфере культуры, в качестве старшего редактора методического центра, руководителя окружного объединения фольклористов и литераторов Ямала и заведующей отделом творческих секций ОДКНС. Была организатором первого Праздника литературы и фольклора Ямала, первого вечера памяти Леонида Лапцуя и первых Лапцуевских чтений, ставших ежегодными; первых «Обдорских посиделок», ныне традиционных; фольклорной экспедиции совместно с фирмой «Мелодия» и т.д.^[что?]
С 1989 по 1998 годы работала в газете «Красный Север» в отделах национальной политики и региональных органов власти; была редактором-составителем «Литературных страниц» и других тематических выпусков; инициатором и одним из организаторов Международной экологической экспедиции «Обь-90» («Спасение Оби — спасение Сибири!»), акции «Храм верующим!» и т.д.^[что?]

Ныне

Лидия Дмитриевна принимает активное участие в правозащитном движении с 1988 года; участвовала в создании организации «Ямал — потомкам!», акций и съездов Всероссийской ассоциации малочисленных коренных народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока. Участвовала в организации Международной конференции писателей Севера в Салехарде.
Ныне живёт в Санкт-Петербурге и работает в издательстве «Историческая иллюстрация» как автор проекта^{[какого?]} и редактор-составитель издания «Собрание сочинений в семи томах Глеба Горбовского». Учредитель общественного гуманитарного творческого содружества «Берегиня»; член попечительского совета «Дом геолога». Член Международной ассоциации писателей и Союза журналистов России, почётный член Межрегионального Союза писателей Северо-Запада.
Продолжает активно участвовать в культурной и общественной жизни округа (автор-составитель книг «Прокладывающий тропу» — историко-публицистический портрет С. Н. Харючи; «Слово заветное заповедное» — сборник художественных переводов, философских стихов Л. Лапцуя — совместно с Е. Сусой и С. Макаровым).
В декабре 2014 была удостоена звания Лауреата Литературной премии Губернатора Ямало-Ненецкого автономного округа в номинации «Поэзия».

Личная жизнь

Первая (и она же — четвёртая) жена Глеба Горбовского.

Отрывок, характеризующий Гладкая, Лидия Дмитриевна

«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.