Гладыревский, Юрий Леонидович

Юрий Леонидович Гладыревский
Дата рождения:	26 января 1898(1898-01-26)
Место рождения:	Либава, Российская империя Российская империя
Дата смерти:	20 апреля 1968(1968-04-20) (70 лет)
Место смерти:	Канны, Франция Франция

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Юрий Леонидович Гладыревский (26 января 1898, Либава, Россия, — 20 марта 1968, Канны, Франция) — хормейстер, дирижёр, кадетский деятель. Прототип поручика Шервинского из романа М. А. Булгакова «Белая гвардия».

Биография

Родился 26 января 1898 года в Либаве Курляндской губернии в семье православного потомственного дворянина и надворного советника. В 11 лет Юрий Гладыревский был отдан на воспитание и обучение в Ярославский кадетский корпус, где пробыл шесть лет. В мае 1916 года Юрий был откомандирован в Москву, где уже 3 июня был принят юнкером рядового звания в Александровское военное училище.

22 января 1917 года был зачислен подпоручиком в Лейб-гвардии 11-ю роту 3-го Стрелкового Его Величества полка. Это было элитное подразделение, атак которого боялись немцы и прозвали этот полк «сердитым». После разложения частей и ухода с фронта остатки Гвардейской Стрелковой дивизии снежной и холодной зимой декабря 1917 — января 1918 года двигались на Киев через Винницу и Жмеринку (ту самую; где в Шервинского влюбилась графиня Лендрикова). В штабе дивизии никого из старших офицеров не оставалось и фактически, дивизию вел подпоручик Гладыревский. Офицеры стремились в Киев, чтобы остаться в городе и укрыться от ужасов начавшейся гражданской войны. Солдаты же намеревались объединиться в Киеве с большевистскими войсками, ведущими борьбу с Центральной Радой.

10 февраля 1918 года полки Гвардейской Стрелковой дивизии вошли в Киев. Подавляющее большинство офицеров, а вместе с ними и Юрий Гладыревский, остались в Киеве. У Юрия Леонидовича в Киеве, в Диком переулке (рядом со Львовской площадью) жили мать и брат. Солдатами Гвардейской Стрелковой дивизии были брошены в городе дивизионные обозы и склады. Все они попали в распоряжение подпоручика Гладыревского, как одного из последних руководителей дивизии. На эти материальные запасы Юрий Леонидович смог не только прокормить себя, но и устроить в городе многих офицеров своей дивизии. Во время правления гетмана Павла Скоропадского Ю. Гладыревский отказался служить в его армии и появился в обществе семьи Булгаковых.

Юрий Леонидович действительно был офицером штаба князя А. Н. Долгорукова (у Булгакова Белорукова), но не адъютантом. Генерал Долгоруков в ноябре-декабре 1918 года возглавлял войска, действовавшие на Украине против Директории УНР. Этот штаб был переполнен множеством старших офицеров, а потому Гладыревский не играл там никакой заметной роли.

После вступления в город 31 августа 1919 года белогвардейских частей Гладыревский получил за какие-то заслуги звание капитана Добровольческой армии, то есть перешагнул через несколько званий с подпоручика. При белых Гладыревский вернулся в свой Лейб-гвардии 3-й Стрелковый полк, который возрождался в Киеве в составе Добровольческой армии.

В октябре 1919 года Гладыревскому пришлось защищать Киев от войск красных. В уличных боях, длящихся три дня, Гладыревский получил лёгкое ранение. Зимой 1919—1920 гг. с белыми войсками капитан Гладыревский совершил отступление в Крым. В начале 1920 года Гладыревский вновь попал на фронт и удерживал крымские перешейки перед превосходящими частями красных. В конце мая гвардейские стрелки участвовали в белом десанте в Северной Таврии. Во время боев за деревню Эристовка 26 — 31 июня 1920 года погиб почти весь взвод Гладыревского, сам он чудом остался жив. В полковой реляции о гибели взвода гвардейских стрелков сообщалось:

Вечером Таганрогский полк снова сосредоточился в д. Эристовке, но охранение выставил не на хуторах, а на ближайших буграх; в лощину же, что к востоку от деревни, для своевременного обнаружения конницы противника, был выставлен взвод от гв. Стрелковой роты под командой кап. Гладыревского. Ночь прошла спокойно. Рано утром 16 июня, подтянув свежие части, красные снова перешли в наступление, на этот раз бросив на д. Эристовку пять полков (от № 198 до 202) при громадном количестве пулеметов. Густые цепи их стали теснить наше сторожевое охранение от главных сил. Однако роты успели перейти гать под сильным пулеметным огнём противника. В то же время Таганрогцы, отойдя к д. Эристовке, заняли позицию на южных буграх, причем участок 3-го батальона находился на правом фланге полка, несколько уступом вперед. Чтобы не дать противнику быстро пройти гать, полк. ф. — Эссен приказал взводу капитана Гладыревского задержаться на мосту. Батальоны в это время должны были осмотреться и окопаться на занятых позициях. Тем временем конница красных стремительно атаковала взвод кап. Гладыревского. После небольшой схватки часть взвода была изрублена, часть взята в плен. Пленных большевики предали истязаниям: по занятии нами обратно деревни, их нашли замученными, причем у двух на груди были вырезаны Георгиевские кресты, а в переносицы вбиты нательные кресты. Из всего взвода удалось спастись только кап. Гладыревскому и фельдфебелю, которые бросились в сторону и, пробираясь по хатам, добрались до батальона.

13 ноября 1920 года на транспорте «Саратов» оставшиеся в живых офицеры российской Императорской гвардии оставили родину. Гладыревский эмигрировал во Францию, где с конца 1920-х гг. на концертах и благотворительных вечерах исполнял под гитару русские и цыганские песни. В 1930 году руководил хором Приюта великой княгини Елены Владимировны, в 1931—1962 гг. — балалаечным оркестром. В 1930-х гг. выступал с оркестром в ресторанах «Prado» и «Normandy».

Был Генеральным секретарём Союза российских кадетских корпусов и смотрителем участка русского кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа. В 1963 году руководил работами по созданию на этом кладбище памятника великому князю Константину Константиновичу и всем кадетам. Один из организаторов Дней кадетской скорби и паломничеств на кладбище. Секретарь Объединения бывших воспитанников Ярославского кадетского корпуса.

Умер 20 марта 1968 в Каннах, похоронен на местном кладбище, в 1968 перезахоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Литература

• Тинченко Я. Ю. Белая гвардия Михаила Булгакова Из-во: Миссионер, 1997, C. 632.
• Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова. — 2-е изд., доп. — М.: Книга, 1988.
• Глиндский В. П. [www.archive.org/details/boevaialietopisl008800 Боевая летопись Лейб-гвардии стрелкового Его Величества полка] 19 июля 1914 — 2 марта 1917.
• Булгаков Михаил Афанасьевич. Письма. Жизнеописание в документах. — М.: Современник, 1989.

Ссылки

• [www.bulgakovmuseum.ru/ Московский государственный музей М. А. Булгакова]
• [nomer13.org.ua/ дом-музей Булгакова в Киеве]

Отрывок, характеризующий Гладыревский, Юрий Леонидович

И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.