Глазунов, Иван Ильич (1826)

Иван Ильич Глазунов
Род деятельности:	издатель
Дата рождения:	7 января 1826(1826-01-07)
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	19 декабря 1889(1889-12-19) (63 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иван Ильич Глазунов (1826—1890) — тайный советник, издатель и книготорговец; Санкт-Петербургский городской голова.

Биография

Иван Глазунов родился 7 января 1826 года; старший сын книгоиздателя Ильи Ивановича Глазунова, брат Константина (1828—1914) и Александра (1829—1896), внук Ивана Петровича Глазунова по отцовской линии. Получил образование в частном пансионе и во Второй Санкт-петербургской гимназии (до шестого класса).

Уже с 1841 года он занимался в книжном деле отца, после же его смерти в 1849 году продолжал дело под фирмой отца сначала с двумя младшими братьями, а с 1854 году с одним средним. Первое время, до 1856 года было очень неблагоприятно для книжной торговли и книгопечатания, но по окончании Крымской кампании и в особенности в 1860-х годах наступило оживление.

С 1849 по 1882 год фирма Глазуновых под управлением Ивана Ильича выпустила 205 изданий, из которых более половины приходится на долю учебников; в это время, в частности, изданы: «История русской словесности» А. Д. Галахова, 6-й, 7-й, 10-й и 11-й тома «Истории России» С. М. Соловьева, труды таких ученых и педагогов, как Востоков, Бычков, Водовозов, Кайданов, Кюнер, Симашко, Ушинский, Филонов.

В 1860-х годах было издано собрание сочинений русских писателей XVIII и начала XIX века под редакцией П. А. Ефремова и вышли в свет сочинения Кантемира, Фонвизина, В. И. Майкова, Лукина и Ельчанинова. Фирма приобрела также право издания сочинений Лермонтова, Жуковского, Тургенева, Гончарова и Островского и издала их.

С 1865 года издательский дом Головиных выпустил в свет несколько обстоятельных каталогов своей книжной торговли, составленных П. А. Ефремовым и В. И. Межовым. В 1882 году исполнилось столетие существования фирмы, и по этому случаю был издан «Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет 1782—1882. СПб. 1883» (переиздано в 1903 году), не поступивший в продажу. Фирма состояла комиссионером Петербургской академии наук, Священного Синода Русской православной церкви, Департамента Министерства народного просвещения и Министерства государственных имуществ Российской империи.

Кроме торгового дела И. И. Глазунов занимался и общественной деятельностью. В 1853—1854 гг. он состоял членом Санкт-Петербургского городского депутатского собрания, в 1857—1861 гг. — членом Петербургской городской распорядительной думы; после преобразования городского самоуправления был избран в гласные, состоял членом городских комиссий: училищной, санитарной, по постройке моста Александра II и больничных бараков, по воинской повинности, был представителем думы при передаче больниц и богаделен в ведение городского самоуправления и гласным от городской думы в земском собрании (1875 год), во время эпидемии холеры заведовал инфекционной больницей. В то же время он был депутатом от купечества в Государственном банке, членом совета торговли и мануфактур (с 1872 год), директором городского кредитного общества (с 1861 года), почетным членом совета коммерческого училища (с 1861 года), директором дома милосердия (с 1866 года).

За свою деятельность он был награждён орденами Святого Станислава 3-й (1863 г.) и 2-й (1875 год) степеней и орденом Святого Владимира 4-й степени (1866 год). 30 августа 1870 года Глазунову во внимание к его разносторонней общественной деятельности был пожалован орден Святого Владимира 3-й степени с присвоением прав потомственного дворянства, а указом 4 марта 1876 года Высочайше утвержден избранный им герб (в золотом поле червленый гриф с серебряными глазами и языком, трущий 2 черными мацами, то есть подушками для растирания типографских красок).

С 1881 по 1885 год Глазунов был городским головой города Санкт-Петербурга.

25 декабря 1881 год он был произведен в действительные статские советники, в 1882 году награждён орденом Святого Станислава 1 степени, а в 1883 году — орденом Святой Анны 1 степени. Службу оставил уже в в чине тайного советника.

В 1885 году он был вновь избран в гласные, но в головы не баллотировался.

Вскоре он был привлечен к суду по делу о беспорядках в кредитном обществе и принужден был прекратить свою общественную деятельность. В конце 1888 года судебная палата сняла с него и его товарищей по управлению делами кредитного общества подозрение в каких-либо недобросовестных и противозаконных действиях, но в состав гласных городской думы на новый срок (1889—1893) Глазунов уже не попал.

Иван Ильич Глазунов умер 19 декабря 1889 года и был погребён в Троицкой Сергиевой пустыни.

Литература

• «Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет, 1782—1882 гг.», СПб., 1883 (переиздано 1903 г.);
• Лисовский Н. М. Глазуновы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• «Книжная торговля Глазуновых» («Библиограф» 1892 г., №№8—9);
• Семевский М. И., «Знакомые. Альбом».

Отрывок, характеризующий Глазунов, Иван Ильич (1826)

У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.