Глазунов, Матвей Петрович
| Матвей Петрович Глазунов | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Матвей Петрович Глазунов (1757—1830) — московский 2-й гильдии купец, основатель старейшей в России книжной фирмы Глазуновых.
Содержание
Биография
Матвей Глазунов родился в августе 1757 года в семье серпуховского купца Петра Федоровича († 1768), предки которого числились серпуховскими посадскими людьми еще в 1678 году[1].
Открыл книжную торговлю в Москве на Спасском мосту между 1780 и 1782 годами; первое его объявление (от имени купца Матвея Петрова) напечатано в № 75 «Московских Ведомостей» в 1782 году. Первоначально торговал один, а потом с братьями Иваном и Василием[1].
Он был женат на дочери Полежаева, московского книгопродавца, комиссионера Николая Ивановича Новикова. Для распространения русской книжной торговли в Санкт-Петербурге, где она в то время, кроме академической лавки, сосредоточивалась у переплетчиков и у немногих торговцев иностранными книгами, Полежаев и Глазунов открыли в 1783 или 1784 году книжную лавку и в столице Российской империи, на Невском проспекте, напротив Большого Гостиного двора[1].
Арест Новикова в 1793 году имел неприятные последствия и для Глазунова. С книгопродавцев взята была подписка не продавать запрещенных Новиковских книг; несмотря на это, у многих книгопродавцев, в том числе и у Глазунова, были при обыске в лавках найдены эти книги. Виновные были отданы под суд, но в 1796 году, благодаря хлопотам Ивана Петровича Глазунова, получили прощение по случаю рождения внука Государыни, Великого Князя Николая Павловича. Император Павел I в первый же день своего царствования освободил Новикова, но последний вышел из заточения уже «дряхл, стар, согбен» и отказался от всякой общественной деятельности[1].
Матвей Петрович Глазунов умер 4 января 1830 года и был погребён в Симоновом монастыре в городе Москве[1].
Его дело продолжили брат Иван со своими сыновьями Петром и Ильёй, а затем сыновья последнего Александр, Иван и Константин.
Напишите отзыв о статье "Глазунов, Матвей Петрович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Чулков Н. П. Глазунов, Матвей Петрович // Русский биографический словарь : в 25 томах / Издание Императорского Русского Исторического Общества. — М.: Типография Г. Лисснера и Д. Собко, 1916. — Т. 5: Гербенский — Гогенлоэ. — С. 266—267.
Литература
- «Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет, 1782—1882 гг.», СПб., 1883 (переиздано 1903 г.);
- Лисовский Н. М. Глазуновы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- «Книжная торговля Глазуновых» («Библиограф» 1892 г., №№8—9).
Ссылки
- [nasledie.turgenev.ru/265 Издатели Глазуновы].
Отрывок, характеризующий Глазунов, Матвей Петрович
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
