Глебов, Дмитрий Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Петрович Глебов
Дата рождения:

13 (24) декабря 1789(1789-12-24)

Дата смерти:

7 (19) мая 1843(1843-05-19) (53 года)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Род деятельности:

поэт, переводчик

Язык произведений:

русский

Награды:

Дмитрий Петрович[1] Глебов (1789—1843) — русский поэт, актуариус и переводчик; статский советник.





Биография

Происходил из древнего дворянского рода Глебовых; сын обер-провиантмейстера Петра Александровича от брака с Дарьей Александровной Кошелевой. Уже в возрасте десяти лет, 19 октября 1800 года, был пожалован кавалером ордена Святого Иоанна Иерусалимского.

Воспитывался в Московском университетском пансионе и 24 сентября 1803 года был определён на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел актуариусом; 1 января 1807 года был произведён в переводчики. В том же году 9 февраля поступил в милицию, откуда возвратился в архив с похвальным аттестатом, а затем был награждён золотой медалью на Владимирской ленте в петлицу и чином коллежского асессора (3 июля 1808 года).

Во время Русско-турецкой войны 1806—1812 гг. и Отечественной войны 1812 года Д. П. Глебов писал патриотические стихи, которые преимущественно размещал журналах в «Русский вестник» и «Сын Отечества»[2].

В течение дальнейшей своей службы в архиве он получил чины надворного советника (31.12.1813) и коллежского советника (31.12.1819) и был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени (2.4.1822) и орденом Св. Анны 2-го класса (6.12.1826).

23 февраля 1829 года он был уволен от службы по домашним обстоятельствам с чином статского советника.

Дмитрий Петрович Глебов умер 7 мая 1843 года в городе Москве (по надгробной надписи на 53 году) и был погребён в Покровском монастыре.

Творчество

С 7 сентября 1827 года Д. П. Глебов состоял действительным членом Общества любителей российской словесности.

Его произведения публиковались в журналах: «Аглая», «Московский Вестник» (1809), «Цветник» (1810), «Русский Вестник» (1816), «Благонамеренный» (1820), «Сын Отечества» (1820, 1822, 1825 и 1827), «Вестник Европы» (1821, 1822 и 1825), «Новости Литературы» (1822, 1826), «Дамский Журнал» (1827, 1829); а также в альманахах: «Урания» (1826), «Северные Цветы» (1827), «Литературный Музеум» (1827), «Подснежник» (1830), «Сиротка» (1831) и «Венера» (1831).

Вышла и отдельная книжка под заглавием «Элегии и другие произведения» (М., 1827); в конце её автор поместил примечания, в которых указывает, что вдохновило его написать то или другое стихотворение, откуда он заимствовал сюжет, а если речь идет о переводном стихотворении, то какого оно автора.

Избранная библиография

Напишите отзыв о статье "Глебов, Дмитрий Петрович"

Примечания

  1. В «ЭСБЕ», словаре Геннадии и словаре Венгерова ошибочно указано отчество «Иванович»
  2. Глебов, Дмитрий Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

Отрывок, характеризующий Глебов, Дмитрий Петрович

– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.