Глебов, Евгений Александрович
Поделись знанием:
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
| Евгений Александрович Глебов белор. Яўген Аляксандравіч Глебаў | |||||||
 | |||||||
| Основная информация | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Дата рождения | |||||||
| Место рождения | |||||||
| Дата смерти | |||||||
| Место смерти | |||||||
| Страна | |||||||
| Профессии | |||||||
| Награды |
| ||||||
Евге́ний Алекса́ндрович Гле́бов (белор. Яўген Аляксандравіч Глебаў; 10 сентября 1929 года — 12 января 2000 года) — белорусский советский композитор, дирижёр, педагог. Народный артист СССР (1984).
Содержание
Биография
Евгений Глебов родился 10 сентября 1929 года в городе Рославль (ныне в Смоленской области, Россия).
В 1947 году окончил среднюю школу, затем Рославльский техникум железнодорожного транспорта. По окончании техникума работал осмотрщиком вагонов в Могилёве.
С юных лет Глебова привлекала музыка. Самостоятельно научился играть на мандолине, гитаре, балалайке и уже в юные годы стал сочинять различные музыкальные произведения (песни, романсы, пьесы). Во время учебы в Рославльском железнодорожном техникуме руководил студенческим хором и оркестром. Работая в Могилёве, завязал дружбу со студентами Могилёвского музыкального училища (ныне Могилёвский государственный музыкальный колледж имени Н.А. Римского-Корсакова) и стал изучать основы музыки.
Пытался поступить в музыкальное училище, но директор, узнав, что Глебов не знает нот и никогда не сталкивался с музыкальной грамотой, отказал по причине профнепригодности.
В 1950 году, по совету Жиновича, как участник художественной самодеятельности был принят на подготовительное отделение Белорусской консерватории в Минске, которую окончил в 1956 году по классу композиции Богатырёва. В 1951 году создал своё первое крупное произведение — «Фантазию для фортепиано и симфонического оркестра».
Учиться поначалу было очень тяжело, но Глебов, благодаря своему упорству, смог нагнать упущенное. Тяжелее всего было научиться играть на фортепиано[1].
Работа на железной дороге не благоприятстовала изящности рук и постановке пальцев. В интернатской комнате жило пять человек, и каждому нужно было заниматься.
Оригинальный текст (белор.)Праца на чыгунцы не спрыяла зграбнасці рук і пастаноўцы пальцаў. Па-другое, у інтэрнацкім пакоі жыло пяць чалавек, і кожнаму неабходна было займацца.
Глебов попросил Богатырёва, который был на тот момент не только педагогом Глебова, но и ректором консерватории, заниматься каждое воскресенье в ректорском кабинете, что позволило восполнить пробелы и сыграть концерт Грига в конце учебы.
Также во время учебы у Глебова были денежные проблемы. Бабушка в Рославле получала маленькую пенсию, а мать — инженер по нормировании труда Раиса Федоровна — имела небольшую зарплату. Поэтому помощи от родных не было. Однажды Глебов во время занятий от голода потерял сознание, после чего Богатырёв назначил его инспектором консерваторского хора, что позволило иметь небольшой заработок.
Окончил на «отлично» первые два курса. На третьем курсе начал получать сталинскую стипендию. Это были его первые большие деньги[1].
С первой стипендии, впервые держа в руках много денег, (он) пошёл в кафе «Отдых», которое в то время находилось в Минске напротив кинотеатра «Победа», заказал все, что хотелось, но ни до одного блюда дотронуться так и не смог. Ничего не съев, тихо рассчитался и вышел.
Оригинальный текст (белор.)З першай стыпендыі, упершыню трымаючы ў руках многа грошай, (ён) пайшоў у кафэ «Адпачынак», якое на той час знаходзілася ў Мінску насупраць кінатэатра «Перамога», заказаў усе, што хацелася, але ні да адной стравы дакрануцца так і не змог. Нічога не з'еўшы, ціха разлучыўся і выйшаў.
С 1953 по 1963 год Глебов преподавал теоретические дисциплины в Минском музыкальном училище (ныне Минский государственный музыкальный колледж имени М. И. Глинки), совмещая педагогическую и творческую деятельность с работой заведующего музыкальной частью и дирижёра оркестра в Минском театре юного зрителя. Работал в качестве руководителя эстрадно-симфонического оркестра Гостелерадио БССР, а также музыкальным редактором киностудии «Беларусьфильм».
Творчество Глебова охватывает широкий круг жанров, но наиболее известны его симфонические сочинения и балеты. Стиль композитора находится под влиянием Шостаковича и отчасти раннего Стравинского. Его произведения отличаются хорошим полифоническим письмом, тематическим развитием, оригинальной оркестровкой. Опера Глебова «Мастер и Маргарита» считается классикой белорусской музыкальной литературы.
С 1955 года — член, с 1966 — заместитель председателя правления Союза композиторов Белорусской ССР. Член ревизионной комиссии Союза композиторов СССР.
| |
| Адажио Маленького принца | |
| | |
| Помощь по воспроизведению | |
С 1971 года вел класс композиции в Белорусской государственной консерватории (с 1984 года — профессор). Его уговорил заняться педагогической деятельностью первый секретарь ЦК КП Белоруссии Пётр Миронович Машеров. Вначале Евгений Глебов не хотел, так как это занимало довольно много времени, но Машеров смог его склонить на свою сторону, сказав: «А Вы не отказывайтесь. Вы подумайте, что можете готовить коллектив единомышленников»[2].
За все годы в консерватории Евгений Глебов подготовил более 40 учеников. Известные его ученики — Леонид Захлевный, Ядвига Поплавская, Василий Раинчик, Эдуард Ханок, Вячеслав Кузнецов, Владимир Кондрусевич, Дмитрий Долгалев.
Из воспоминаний о Глебове как о педагоге[2]:
Ко всем он относился одинаково, никого не выделял, но ему было очень приятно, когда человек старался получать знания, серьезно относился к выбранному делу.
Оригинальный текст (белор.)Да ўсіх ён адносіўся аднолькава, нікога не вылучаў, але яму было вельмі прыемна, калі чалавек стараўся набываць веды, сур'ёзна ставіўся да абранай працы.
С 1977 года — член КПСС. По воспоминаниям Василя Быкова, Глебов, в связи с натянутыми отношениями с властью, вступать в партию не стремился и долго сопротивлялся, но потом всё же подал заявление. Как писал Быков в своих мемуарах, Глебов на парткомиссии не смог даже ответить на вопрос, в каком году была Октябрьская революция[3].
Член правления Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами.
Академик Международной Славянской Академии наук, образования, художеств и культуры с 1994 года.
Депутат Верховного Совета Белорусской ССР.
С 1996 года сильно болел. Перенёс инсульт. В последний год своей жизни ослеп. Два раза шёл на операцию. Жена возила его в Польшу, но безрезультатно.
Скончался 12 января 2000 года в Минске. Похоронен на Восточном кладбище.
Семья
По материнской линии Глебов происходил из дворянского рода Сокол-Черниловских (указом Сената № 3976 от 6 июля 1854 г. фамилия внесена в 2-ю часть родословной книги Киевской губернии). Фамилия была утрачена, так как шла по материнской линии. Это помогло пережить время сталинских репрессий. По отцовской линии Глебов из семьи священников. Отец в музыке был одаренным человеком: умел играть на большом количестве инструментов, имел хороший слух. Когда Глебов был еще ребенком, отец оставил семью. Пробовал вернуться, но мать Глебова отказалась принять его обратно. Поэтому Глебова воспитывали бабушка, Клавдия Степановна, и мать Раиса Фёдоровна. Все его родные были железнодорожниками. Мать была инженером по нормированию труда на Рославльском вагоно-ремонтном заводе. Дядя, Фёдор Фёдорович — главным механиком этого завода, дед, Фёдор Степанович, был машинистом локомотива.
Награды и звания
- Заслуженный деятель искусств Белорусской ССР (1966)[4]
- Народный артист Белорусской ССР (1973)
- Народный артист СССР (1984)
- Государственная премия Белорусской ССР (1970) — за балет «Избранница» и ораторию «Свети, заря»
- Орден Трудового Красного Знамени (1971)
- Орден Дружбы народов (1979)
- Орден «Знак Почёта» (1967)
- Орден Франциска Скорины (1999)[5]
Композиторская фильмография
- 1960 — Первые испытания
- 1962 — Маленькие мечтатели (киноальманах) (новеллы «Ошибка», «Юлькин день»)
- 1962 — Мост (короткометражный)
- 1963 — Третья ракета
- 1964 — Песня и вела, и грела (телефильм)
- 1965 — Любимая
- 1966 — Саша-Сашенька
- 1966 — Я родом из детства
- 1966 — Остальные семнадцать (документальный)
- 1967 — Запомним этот день
- 1968 — Стрекозиные крылья (короткометражный)
- 1968 — Казнен в 41-м (документальный)
- 1969 — Красный агитатор Трофим Глушков
- 1969 — Родом отсюда (короткометражный)
- 1971 — Весенняя сказка
- 1972 — После ярмарки
- 1974 — Последнее лето детства
- 1976 — Венок сонетов
- 1977 — Три весёлые смены
- 1978 — Дудка-веселушка (анимационный)
- 1978 — Прошлогодняя кадриль
- 1979 — Дикая охота короля Стаха
- 1979 — Звон уходящего лета
- 1980 — Амнистия
- 1980 — Нестерка (анимационный)
- 1982 — Куда пропала луна? (анимационный)
- 1982 — Личные счёты
- 1983 — Дед и журавль (анимационный)
- 1983 — А также цирк (документальный)
- 1984 — Смотрины (короткометражный)
- 1985 — Тётя Маруся
- 1986 — И мы перевернем Россию!.. Ульянов (документальный)
- 1987 — Наследники Макара Марковца (документальный)
- 1987 — Ладья отчаянья (анимационный)
- 1991 — Хэппи энд (романс «Ночной дилижанс» на стихи Владимира Орлова)
- 2000 — Армия спасения.
Память
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.webcitation.org/6AGKpqNr1 Афиша юбилейного вечера в честь 80-летия со дня рождения Евгения Глебова] |
- О Евгение Глебове, начиная с 1952 года, было написано множество книг и статей. Одна из первых работ о Глебове — статья, опубликованная в газете «Навіны дня». Затем, в 1959 году, вышла небольшая книжка о композиторе музыковеда Лидии Мухаринской.
- Музыкальная школа № 10 в Минске носит имя Евгения Глебова
- Глебову посвящены документальные фильмы «Портрет» (1978, реж. С. Лукьянчиков), т/ф БТ «Фантазии на тему…» (1981), «Евгений Глебов. Восемнадцать лет спустя» (1995, реж. С. Лукьянчиков), «Отрывки из ненаписанного» (1999, реж. обоих — В. Орлов), в/ф «Мастер» (2001, реж. М. Ждановский)[6]
- 26 октября 2009 года в Белорусской государственной филармонии состоялся концерт, посвященный Евгению Глебову. Основной частью программы были 8 произведений в исполнении оркестра.[7].
- 20 ноября 2009 года в концертном зале Белорусской государственной академии музыки проводился юбилейный вечер, посвященный 80-летию со дня рождения Евгения Глебова. В вечере приняли участие народные артисты Беларуси М. Козинец, И. Оловников, Н. Руднева, лауреат Государственной премии Республики Беларусь, композитор В. Кузнецов, концертный оркестр «Немига» (дирижёр — А. Сосновский), лауреат международного конкурса квартет «Ривьера» и др. Режиссёр — доцент Л. Мурашко. Ведущая — И. Карпук.
Публикации
- Глебов Е.А. Музыкой освещать жизнь // Вечерний Минск. — 1973.
- Глебов Е.А. Музыка, музыка, музыка… // Вечерний Минск. — 1975.
- Глебов Е.А. Готовить себя к открытиям // Вечерний Минск. — 1976.
- Глебов Е.А. Прэм'ера ў Хельсінкі // Голас Радзімы. — 1977.
- Глебов Е.А. Мовай музыкі // Мінская праўда. — 1980.
- Глебов Е.А. Эта нелегкая серьёзная музыка // Вечерний Минск. — 1981.
- Глебов Е.А. Галоўная падзея // Літаратура і мастацтва. — 1981.
- Глебов Е.А. Мелодыі мяне перапаўняюць… // Магілёўская праўда. — 1982.
- Глебов Е.А. Дарогамі «Маленькага прынца» // Звязда. — 1982.
- Глебов Е.А. Адказваць за жыцце на зямлі // Голас Радзімы. — 1982.
- Глебов Е.А. Тут музыка бярэ ўзлёт // Мастацтва Беларусі. — 1983.
- Глебов Е.А. Музыка, святая, как хлеб // Железнодорожник Белоруссии. — 1983.
- Глебов Е.А. Отвечать за жизнь на земле // Голос Родины. — 1983.
- Глебов Е.А. Аддаваць усе намаганні // Літаратура і мастацтва. — 1985.
- Глебов Е.А. Прощаясь с сочинением // Советская культура. — 1987.
- Глебов Е.А. Спроба быць шчаслівым // Літаратура і мастацтва. — 1988.
- Глебов Е.А. «У каждого человека своё понятие о счастье» // Республика. — 1993.
См. также
Напишите отзыв о статье "Глебов, Евгений Александрович"
Примечания
- ↑ 1 2 Падліпская З. Святло праўды Яўгена Глебава: Інтэрв'ю з Ларысай Глебавай // Роднае слова : журнал. — Минск: Рэдакцыя часопіса «Роднае слова», 2009. — № 9. — С. 92.
- ↑ 1 2 Падліпская З. Святло праўды Яўгена Глебава: Інтэрв'ю з Ларысай Глебавай // Роднае слова : журнал. — Минск: Рэдакцыя часопіса «Роднае слова», 2009. — № 9. — С. 96.
- ↑ Быков В. [militera.lib.ru/memo/russian/bykov_v01/08.html Долгая дорога домой]. — М.: АСТ; Мн.: Харвест, 2005. — С. 316—317.
- ↑ [www.musenc.ru/html/g/glebov.html ГЛЕБОВ в энциклопедии музыки]
- ↑ [old.bankzakonov.com/obsch/razdel192/time5/lavz4425.htm Указ Президента Республики Беларусь от 24 декабря 1999 года № 765 «О награждении Е. А. Глебова орденом Франциска Скорины»] (Собрание декретов, указов Президента и Постановлений Правительства Республики Беларусь, 1999 г., № 36, 1068).
- ↑ [www.belarusfilm.by/studio/personas/2550/ Глебов]
- ↑ [zn.by/content/muzyka-evgeniya-glebova-prozvuchat-v-minske-v-ispolnenii-orkestra-mikhaila-finberga.html Музыка Евгения Глебова прозвучат в Минске в исполнении оркестра Михаила Финберга]. www.zn.by. Проверено 5 апреля 2010. [www.webcitation.org/66BIxT2mP Архивировано из первоисточника 15 марта 2012].
Литература
- Ауэрбах Л. Белорусские композиторы: Е. Глебов, С. Кортес, Д. Смольский, И. Лученок. — Москва: Советский композитор, 1978.
- Мухаринская Л.С. Евгений Глебов. — Москва: Советский компрозитор, 1959.
- Немцова, С. Н. «Мастер и Маргарита» Е. Глебова: к вопросу жанровой специфики / С. Н. Немцова // Музычная культура Беларусі: Гістарычны шлях. Кантакты. Матэрыялы Х навуковых чытанняў памяці Л. С. Мухарынскай (1906—1987) / Склад. Назіна І.Дз. — Мiнск: Беларуская дзяржаўная акадэмія музыкі, 2002. — С. 85—89.
- Немцова, С. Н.«Мастер и Маргарита» Е. Глебова: к проблеме межжанровых взаимодействий / С. Н. Немцова // Личность и музыка: Материалы 3-й Международной научно-практической конференции. — Минск: Адукацыя і выхаванне, 2002. — С. 304—308.
- Нямцова, С. М. Яўген Глебаў: Штрыхі да біяграфіі / С. М. Нямцова // Роднае слова. — 2004. — № 5. — С. 63—64.
- Нямцова, С. М. Тэатральная творчасць Яўге-на Глебава: Балет «Выбранніца» / С. М. Нямцова // Роднае слова. — 2004. — № 7. — С. 83—85.
- Нямцова, С. М. Тэатральная творчасць Яўге-на Глебава: Балет «Маленькі прынц» / С. М. Нямцова // Роднае слова. — 2004. — № 9. — С. 81—83.
- Нямцова, С. М. Тэатральная творчасць Яўге-на Глебава: Опера «Майстар і Маргарыта» / С. М. Нямцова // Роднае слова. — 2005. — № 11. — С. 87—90.
- Нямцова, С. М. Тэатральная творчасць Яўге-на Глебава: Балет «Тыль Уленшпігель»/ С. М. Нямцова // Роднае слова. — 2005. — № 3. — С. 85—88.
- Немцова, С. Н. Театральность как категория художественного мышления Е. Глебова / С. Н. Немцова // Весці Беларускай дзяржаўнай музыкі. — 2005. — № 7. — С. 9—15.
- Немцова, С. Н. Музыка «третьего пласта» в музыкально-театральных жанрах Е. Глебова / С. Н. Немцова // Жанрово-стилевые процессы в музыкальном искусстве XVIII—XX веков: научн. тр. Белорусской государственной академии музыки / сост.: Т. А. Щербакова. — Минск: УО «Белорусская государственная академия музыки», 2006. — Вып. 13. — Серия 6: Вопросы современного музыкознания в исследованиях молодых учёных. — С. 103—115.
- Немцова, С. Н. Музыкальный театр Е. Глебова в свете проблем межжанровых взаимодействий: автореферат диссертации … кандидата искусствоведения: 17.00.02 / Немцова С. Н.; Белорусская государственная академия музыки. — Минск, 2007. — 20 с.
- Немцова, С. Н. Музыкальный театр Е.Глебова: к проблеме художественной индивидуальности / С. Н. Немцова // Пытанні музычнай культуры Беларусі і свету ў сучасных даследваннях: навук.пр./ Беларуская дзяржаўная акадэмія музыкі; склад. Т. Л. Бярковіч. — Мінск, 2007. — Вып. 15. Серыя 1: Беларуская музычная культура. — С. 61—69.
- Немцова С. Н. Семантическое поле музыкально-театральных сочинений Е.Глебова // Беларуская музыка ў люстэрку навуковых даследаванняў: матэрыялы навуковай канферэнцыі «Шэсць стагоддзяў беларускай музыкі» (Нясвіж, 16 мая 2008 г.). — Нясвіж: МАУП «Нясвіжская узбуйненная друкарня імя С. Буднага», 2008. — С. 95—105.
- Немцова, С. Н. Формирование художественной индивидуальности Е. Глебова / С. Н. Немцова // Музычная культура Беларусі: гісторыя і сучаснасць: матэрыялы навуковай канферэнцыі, г. Мір, 31 мая 2008 года / [складальнік В. У. Дадзіёмава] ― [Б. м, друк] 2008. ― С. 106―115.
- Немцова, С. Н. Христианский мифокод в музыкально-театральном творчестве Е.Глебова / С. Н. Немцова // V-e Свято-Михайловские чтения. Материалы международной конференции «Православие и современность». — Минск, 2008. — С. 25—35.
- Немцова, С. Н. Концепт Зло в творчестве Е. Глебова / С. Н. Немцова // Музычная культура Беларусі на скрыжаванні еўрапейскіх шляхоў: матэрыялы навуковай канферэнцыі (Нясвіж, 15 мая 2009 г.). — Мінск, 2009. — С. 133—140.
- Немцова, С. Н. Поэтические константы балетных сочинений Е. Глебова / С. Н. Немцова // Музычная культура Беларусі: знаходкі і адкрыцці: матэрыялы Мірскіх навуковых чытанняў (Мір, 30 мая 2009 г.). — Мір, 2009. — С. 81—88
- Немцова, С. Н. Общность драматургических принципов балетного и симфонических жанров в творчестве Е. Глебова / С. Н. Немцова // Музычныя скарбы беларускай зямлі: да 15-годдзя музычна-гістарычнага праекта Нацыянальнага канцэртнага аркестра Беларусі. — Нясвіж, 2010. — С. 138—144.
- Немцова, С. Н. Духовно-нравственный императив балетов Е. А. Глебова в профессиональной подготовке учителя музыки / С. Н. Немцова // Совершенствование эстетического образования в XXI веке: материалы Международного научно-практического семинара, г. Минск, 22 декабря 2010 г. / [редколлегия: Т. С. Богданова (ответственный редактор) и др.] ― С. 82—85.
- Немцова, С. Н. Штрихи к портрету/ С. Н. Немцова // Евгений Глебов. Судьбы серебряные струны: Воспоминания, интервью, посвящения, эссе. — Мн.: «Мастацкая лiтаратура», 2010. — C. 153—159.
- Немцова, С.Н Семантические константы музыкально-театральных сочинений Е. Глебова / С. Н. Немцова // Мова i культура: навуковий журнал. — К.: Видавничий дiм Дмитра Бураго, 2010. — Вип. 13 — Т. IV (140). — C. 42—49.
- Немцова-Амбарян, С. Н. «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и особенности либретто одноименной оперы Е. А. Глебова / С. Н. Немцова-Амбарян //Мова i культура: навуковий журнал. — К.: Видавничий дiм Дмитра Бураго, 2011. — Вип. 14. — Т. VII (153) — C. 294—300.
- Немцова-Амбарян, С. Н. Музыкальный гипертекст сквозь призму художественной индивидуальности (на примере композиторского творчества Е. А. Глебова) / С. Н. Немцова-Амбарян // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе: межвуз. сб. науч. тр. — Вып. 10. — Орёл: ОГИИК, 2012. — С. 206—214.
- Немцова-Амбарян С. Н. Преломление образов-символов поэзии Я. Купалы в музыкально-театральном творчестве Е. Глебова / С. Н. Немцова-Амбарян // Мова i культура: навуковий журнал. — К.: Видавничий дiм Дмитра Бураго, 2012. — Вип. 15 — Т. III (157) — C. 350—356.
- Немцова-Амбарян С. Н. Творчество Е. А. Глебова в зеркале отечественного музыкознания // С. Н. Немцова-Амбарян // Весці Беларускай дзяржаўнай акадэміі музыкі. — Вып. 22. — 2013.
- Журавлёв Д.Н. Союз композиторов БССР. Краткий биобиблиографический справочник. — Минск: Беларусь, 1978.
- Мдзівані Т.Г., Сергіенка Р.І. Беларускія кампазітары. — Мінск: Беларусь, 1997.
- Падліпская З. Святло праўды Яўгена Глебава: Інтэрв'ю з Ларысай Глебавай // Роднае слова : журнал. — Минск: Рэдакцыя часопіса «Роднае слова», 2009. — № 9.
- Ягорава В. “Як я доўга цябе чакаў...” // Культура : газета. — Минск: Культура і мастацтва, 2008. — № 42.
- Ракава А.Я. Яугеній Глебаў: Старонкі творчасці. — Мінск, 1971.
- Евгений Глебов. Судьбы серебряные струны: Воспоминания, интервью, посвящения, эссе. Сост. Л. В. Глебовой. Минск: Мастацкая литаратура, 2010. — 351 с. — 1000 экз. — ISBN 978-985-02-1152-1
Ссылки
- Светлана Берестень. [www.lgz.ru/article/10699/ Феномен Евгения Глебова] (рус.). Литературная газета. Проверено 25 марта 2010. [www.webcitation.org/66BIzsxbo Архивировано из первоисточника 15 марта 2012]..
- Вольга Ягорава. [www.kimpress.by/index.phtml?page=2&id=1803 “Як я доўга цябе чакаў...”] (белор.). Газета «Культура». Проверено 30 марта 2010. [www.webcitation.org/66BJ2ImSS Архивировано из первоисточника 15 марта 2012].
- [evgenyglebov.com “Сайт композитора Евгения Глебова”]. [www.webcitation.org/6BWnSrc5Z Архивировано из первоисточника 19 октября 2012].
Отрывок, характеризующий Глебов, Евгений Александрович
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Категории:
- Родившиеся 10 сентября
- Родившиеся в 1929 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Рославле
- Умершие 12 января
- Умершие в 2000 году
- Умершие в Минске
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы СССР
- Композиторы Белоруссии
- Композиторы XX века
- Кинокомпозиторы СССР
- Дирижёры по алфавиту
- Дирижёры СССР
- Дирижёры Белоруссии
- Дирижёры XX века
- Педагоги по алфавиту
- Музыкальные педагоги СССР
- Музыкальные педагоги Белоруссии
- Музыкальные педагоги XX века
- Кавалеры ордена Франциска Скорины
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Кавалеры ордена Дружбы народов
- Кавалеры ордена «Знак Почёта»
- Народные артисты СССР
- Лауреаты Государственной премии БССР
- Кинокомпозиторы Белоруссии
- Композиторы оперетт
- Оперные композиторы
- Балетные композиторы
- Композиторы-песенники
- Выпускники Белорусской государственной академии музыки
- Преподаватели Белорусской государственной академии музыки
- Персоналии:Беларусьфильм
- Академические музыканты Белоруссии
- Академические музыканты СССР
- Члены КПСС
- Народные артисты Белорусской ССР
- Заслуженные деятели искусств Белорусской ССР
- Члены Союза композиторов СССР
- Депутаты Верховного Совета Белорусской ССР
- Похороненные на Восточном кладбище Минска
