Глебов, Порфирий Николаевич

Порфирий Николаевич Глебов
Дата рождения	1810(1810)
Дата смерти	16 июня 1866(1866-06-16)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1828—1829) Польское восстание (1830) Крымская война
Награды и премии

Порфирий Николаевич Глебов (1810—1866) — российский военный историк, генерал-лейтенант Русской императорской армии.

Биография

Порфирий Глебов родился около 1810 года (по формуляру в 1828 года ему было 18 лет), происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии. Воспитывался в частном учебном заведении.

На воинскую службу он поступил 29 января 1827 года во 2-ю лейб-гвардии артиллерийскую бригаду фейерверкером (через месяц переименован в юнкеры).

3 июня 1828 года П. Н. Глебов был произведён в прапорщики в 7-ю артиллерийскую бригаду и с ней принял участие в русско-турецкой войне. В 1828 году участвовал в осаде Варны (за отличие в сражении 3 сентября был награждён орденом Святой Анны 3-й степени с бантом), а в 1829 году — с 5 мая по 12 июня в осаде Силистрии (за отличие произведен 14 июня в подпоручики), переходе через Балканы, взятии турецкого укрепленного лагеря при Довиргинзе (за отличие в этих делах пожалован орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом) и походе в Адрианополь.

В 1831 году во время усмирения польского восстания участвовал в битве у Седлеца, в генеральном сражении при Варшаве (награждён золотой саблей с надписью «За храбрость» и польским знаком отличия за военные достоинства 4-й степени) и при обложении крепости Модлин; 24 октября того же года переведен в конно-артиллерийскую роту № 4 (с 25 декабря 1833 года батарея); за отличие в сражении произведен 30 октября в поручики; 11 апреля 1834 года вышел в отставку по домашним обстоятельствам штабс-капитаном.

19 января 1836 года Глебов вновь поступил на службу с прежним чином поручика в ту же 4-ю батарею и назначен старшим адъютантом в штаб главного начальника военно-учебных заведений; 28 июня того же года произведен в штабс-капитаны; 6 декабря 1838 года награждён орденом Святого Станислава 2-й степени.

6 декабря 1841 года он был переведен за отличие в гвардейскую конную артиллерию; произведенный 11 апреля 1843 года в капитаны, в июне того же года назначен начальником 3-го воспитательного отделения того же штаба; 30 августа 1844 г. произведен в полковники полевой конной артиллерии.

Состоя на службе в штабе главного начальника военно-учебных заведений, Порфирий Николаевич Глебов редактировал, под надзором генерала Я. И. Ростовцева, «Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений».

26 января 1845 года он был освобождён от должности и 16 февраля причислен к образцовой конной батарее для ознакомления с фронтовой службой; 23 марта 1846 года назначен командиром легкоконной батареи № 24 (с 31 декабря 1851 года — № 22), входившей в состав 3-й конной артиллерийской дивизии.

Отношения Глебова с начальником дивизии генералом Куприяновым, сначала хорошие, испортились, когда обнаружилось, что Глебов не разделяет некоторых взглядов своего начальника на казенное имущество. Куприянов стал преследовать батарею Глебова. Между ними началась переписка, дошедшая до резких выражений и закончившаяся тем, что приказом главнокомандующего действующей армии от 22 февраля 1849 года глебов за дерзость на письме против начальника дивизии был отрешен от командования батареей, а 25 марта предан военному суду (при Киевском ордонанс-гаузе) «за неуместные и насмешливые в письмах выражения» против генерал-лейтенанта Куприянова. Дело тянулось долго. Благодаря Я. И. Ростовцеву оно дошло до Государя и кончилось тем, что Высочайше утвержденною 24 февраля 1855 года конфирмациею было определено: за тяжкую обиду генерал-лейтенанту Куприянову вменить Глебову в наказание бытность под военным судом и содержание под арестом около 6 лет, выдержать его еще в крепости в каземате 2 месяца и определить на службу, не вверяя ему отдельной части, пока заслугами своими не обратит на себя внимания начальства, и взыскать с него судебных издержек 621 руб. 5¾ коп. серебром. На основании манифеста Александра II по случаю вступления на престол срок ареста уменьшен наполовину. Состоя под судом, Глебов был перечислен 6 марта 1854 года в резервную № 10 батарею 2-й конно-артиллерийской дивизии, а по окончании суда и заключения отправлен 8 мая 1855 года на службу в штаб начальника артиллерии по части инспектора резервной кавалерии; оттуда он был переведен 11 июня в конно-батарейную № 21 батарею с прикомандированием к начальнику артиллерии войск, бывших в Крыму.

Принял участие в обороне Севастополя, находясь то на северной стороне, то на Инкерманских высотах; 4 августа Глебов участвовал в баталии при Черной речке; за отличное мужество и храбрость, оказанные им в этом деле, Высочайше повелено не считать наказания, которому он подвергся, препятствием к преимуществам по службе, кроме знака отличия беспорочной службы и орденов за выслугу лет.

11 октября он был командирован в Николаев для вооружения этого города и состоял сначала при Великом Князе Михаиле Николаевиче, а потом при генерале Кнорринге; 18 декабря он был назначен на место последнего начальником артиллерии Бугских, Ингульских и Днепровских укреплений города Николаева.

В августе 1856 году главнокомандующий 2-й армией генерал-адъютант Лидерс командировал его в Симферополь для расследования разных злоупотреблениях в подвижном провиантском магазине. В том же году 26 августа Глебов был произведен в генерал-майоры с зачислением по полевой конной артиллерии, 17 сентября прикомандирован к штабу начальника артиллерии по части инспектора резервной кавалерии, а 21 декабря переведен в 4-ю конную артиллерийскую бригаду. В декабре 1856 года по Высочайшему повелению ему было передано для дальнейшего производства и окончания следственное дело о беспорядках и злоупотреблениях в Симферопольском военном госпитале, а в следующем году военный министр поручил ему дальнейшее производство и окончание такого же дела по временному военному госпиталю № 4.

3 января 1857 года он был прикомандирован к штабу конно-артиллерийской дивизии, а 4 сентября 1858 года назначен командиром Кронштадтского артиллерийского гарнизона, 23 июня 1859 года преобразованного в Кронштадтскую крепостную артиллерию; 14 февраля 1860 года Гдебов был назначен членом Военно-кодификационной комиссии и 30 августа 1863 года произведен в генерал-лейтенанты.

Порфирий Николаевич Глебов умер 16 июня 1866 года.

Глебов женился уже в зрелом возрасте на Александре Антоновне Волконской и имел двух сыновей: Николая (род. 1854) и Виктора (род. 1858).

Избранная библиография

Список трудов

• "Воспоминания 1828 г. в Турции" ("Сын Отечества" 1834 г., ч. 168, № 10);
• "Воспоминания армейского офицера" ("Отечественные Записки" 1839 г., т. 4);
• "Осада Силистрии в 1829 г." (там же, 1842 г., т. 23);
• "Дунайская экспедиция 1829 г." (там же, 1842 г., т. 25);
• "Осада Варны в 1828 г." (там же, 1843 г., т. 29);
• "Военно-учебные заведения, подведомственные Е. И. В. Главному Начальнику, в царствование императрицы Екатерины II" (там же, 1845 г., т. 42, тоже "Журн. для чтения воспит. военно-учебных заведений" 1846 г., т. 59);
• "Известия о первых военных школах, учрежденных в царствование Петра Великого" ("Отеч. Зап." 1846 г., т. 44, тоже "Журнал для чтения воспит. военно-учебных заведений" 1846 г., т. 59);
• "Битва под Варною 12 ноября 1444 г." ("Военный Журнал" 1854 г., № 6, и 1855 г., № 1);
• "Слово о Барклае-де-Толли" ("Современник" 1858 г., т. 67);
• "Слово об Аракчееве" ("Военный Сборник" 1861 г. № 2);
• "Карл Андреевич Шильдер в турецкую войну 1828 и 1829 гг." (там же, 1861 г., № 10);
• "Несколько слов в защиту памяти Гавриила Александровича Игнатьева, участника войны 1812 г." ("Артиллерийский Журнал" 1861 г., № 6), критические замечания на "Историю Отечественной войны" Богдановича;
• "Кое-что о крепостной артиллерии" ("Военный Сборник" 1861 г., № 8), по поводу статьи Пестича в "Морском Сборнике" 1860 г. № 8; 14) "Кое-что о тульских оружейниках" ("Артиллер. Журнал" 1862 г., № 2);
• "О зависимости крепостной артиллерии от коменданта и об отношениях артиллеристов к инженерам в крепостях" (там же, № 4);
• "Слово об осадной артиллерии. О действии осадной артиллерии в 1829 г. при осаде и взятии Силистрии генералом Красовским" (там же, № 7);
• "Егор Семенович Савочкин" (там же, № 10);
• "Артиллерийская школа в царствование императриц Анны Иоанновны и Елисаветы Петровны 1730—1761" (там же, №№ 11 и 12);
• "Артиллерийский и инженерный корпус в царствование императрицы Екатерины II" (там же, 1863 г., № 2).

Записки Глебова о его службе в Севастополе и Николаеве напечатаны после его смерти в "Русской Старине" 1905 г., т. I. В "Библиотеке для чтения" 1838 г. (т. 31) напечатана его быль "Последние дни ветерана".

Литература

• Венгеров С. А., «Источники словаря русских писателей», т. І (здесь Порфирий Н. Глебов смешан с Павлом Н. Глебовым).
• «Указатель статей серьезного содержания в русских журналах», изд. Н. Бенардаки и Ю. Богушевича, выпуск 1.
• «Сборник Императорского Русского исторического общества», том 62, стр. 627.

Отрывок, характеризующий Глебов, Порфирий Николаевич

Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.