Успенский, Глеб Иванович

Глеб Иванович Успенский
Псевдонимы:	Б—н, М.; Братья Гипподромовы; Брызгин, Г.; …въ; Г. И.; Г. У.; Г....в; Гл. У.; Г—ский; Гусев, Ив.; И—в, Г.; Иванов; Иванов, Г.; Макаров; —ский; Троицкий, С.; У.; У—ий, Гл.; Ус—кий, Г.
Дата рождения:	13 (25) октября 1843(1843-10-25)
Место рождения:	город Тула, Российская империя
Дата смерти:	24 марта (6 апреля) 1902(1902-04-06) (58 лет)
Место смерти:	Новгород, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	прозаик
Жанр:	Очерк, рассказ, повесть
Подпись:
[az.lib.ru/u/uspenskij_g_i/indexdate.shtml/ Произведения на сайте Lib.ru]

Глеб Ива́нович Успе́нский (13 [25] октября 1843, Тула — (24 марта [6 апреля] 1902, Петербург) — русский писатель, близкий к народническому движению.

Биография

Родился в семье провинциального чиновника. Учился в гимназии — сперва (с 1853 года) в Туле, потом (с 1856 по 1861 гг.) — в Чернигове. После окончания курса поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета (отчислен в связи с материальными затруднениями), а в 1862 году поступил на юридический факультет Московского университета, но в следующем году оставил его из-за недостатка средств.

Творчество

Начало литературной деятельности

Литературную деятельность Глеб Иванович Успенский начал летом 1862 года в педагогическом журнале Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» (псевдоним — Г. Брызгин).

В 1864—1865 годах Успенский сотрудничал с изданием «Северное сияние», где он писал тексты к литографиям картин.

«Отечественные записки»

Юность Успенского пришлась на 1860-е годы; в это время сложились его основные стремления.

Революционное движение много внимания уделяло городской бедноте; сюда и обратилось на первых порах внимание писателя. Изображению этих слоёв и были посвящены его первые произведения, а в особенности серии очерков «Нравы Растеряевой улицы» [1866] и «Разорение» [1869].

В 1868 году Успенский начал постоянное сотрудничество с журналом «Отечественные записки», который в это время перешёл под редакцию Некрасова и Щедрина. Почти исключительно в этом журнале Успенский и помещал свои произведения до закрытия его в 1884 году.

В 1871 году (по другим данным в 1872 ) Успенский поехал за границу, побывал в Германии и во Франции (в Париже). В январе 1875 года он вновь уехал за границу, пробыв там до конца лета 1875 года, в этом время он жил в Париже и Лондоне.

Там Успенский сблизился с представителями «Народной воли». В квартире Успенского корифеи «Народной воли» встречали вместе с хозяином новый 1881 год.

По возвращении из-за границы Успенский поступил на службу в управление Сызрано-Вяземской железной дороги.

Вернувшись в Россию, Успенский решил поближе присмотреться к русскому крестьянству, на которое до этого времени он обращал мало внимания. Для этого он поселился в деревне Сябреницы в Новгородской губернии.

Осенью 1879 года Успенский поселился в Петербурге, в это же время в деревне Чудово Новгородской губернии он построил себе дом. Кроме того, Успенский путешествовал по России (на Кавказ, в Сибирь).

В. И. Ленин отмечал самостоятельность Успенского по отношению к народникам. Ленин многократно использовал образы Успенского; характерна сочувственно приводимая им цитата из работы раннего русского марксиста Гурвича: «Со своим превосходным знанием крестьянства и со своим громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений, он не мог не видеть, что индивидуализм сделался основой экономических отношений не только между ростовщиком и должником, но между крестьянами вообще» (цитируется Лениным в кн. «Что такое „друзья народа“?», Соч., т. I, 158) Ленин В. И. ПСС. — Т. 1. — С. 263..

Последние годы

С осени 1889 года у Успенского начинается нервное расстройство, которое переходит в сумасшествие (прогрессивный паралич). Осенью 1892 года Успенский был помещён в Колмовскую больницу для душевнобольных в Новгороде, где и провёл последние годы своей жизни.

В Колмово Успенского посещал народник Н. С. Тютчев, о чём в литературной форме рассказывается в одном из эпизодов повести Юрия Давыдова «Вечера в Колмове».

Дочь Успенского Вера была женой эсера Б. В. Савинкова (с 1899 по 1908 год).

Умер Успенский от паралича сердца в 1902 году. Похоронен в Петербурге на Волковом кладбище.

Память

Музеи

• Дом-музей в деревне Сябреницы Чудовского района Новгородской области.

В филателии

• Stamp of USSR 1693.jpg

  Почтовая марка СССР, 1952 год

• Stamp Gu1.JPG

  Почтовая марка СССР, 1963 год

В топонимах

• Улица Глеба Успенского — улица в городе Виннице (Украина).
• Улица Глеба Успенского — улица в Московском районе Санкт-Петербурга.
• Улица в городе Иркутске (Правобережный район, между улицами Щорса и Полевой).
• Улица в Ленинском районе г. Нижний Новгород.
• Улица в пгт Малаховка (Люберецкий район, Московская область).
• Улица Глеба Успенского в городе Перми.
• Улица Глеба Успенского в городе Туле.
• Улица Глеба Успенского в городе Бугульме.
• Улица Глеба Успенского в городе Борисполе (Украина).
• Улица Глеба Успенского в городе Луганске (Украина).
• До 2016 года - улица Глеба Успенского в городе Чернигове (Украина).

Библиография

• Сочинения, 8 тт., изд. Ф. Павленкова, СПБ, 1883—1886; то же, 3 тт., со вступ. статьей Н. Михайловского, издан. то же, СПБ, 1889—1891 (несколько раз переиздавалось при жизни автора без изменений)
• Полное собрание сочинений, 12 тт., изд. Б. К. Фукса, Киев, 1903—1904 (наиболее полное изд., осуществлявшееся при участии сына писателя А. Г. Успенского; в т. XII напечатаны 22 рассказа, не включавшиеся ранее в собр. соч. У., и библиограф. указатель к сочин. У.); то же, с биограф. очерком, сост. Н. Рубакиным, 6 тт., изд. А. Ф. Маркса, СПБ, 1908 (повторение предыдущего изд.); то же, 6 тт.. изд. Лит.-изд. отдела Комиссариата народн. просвещения, П., 1918 (перепечатка предыдущего изд.)
• Избранные произведения. Под ред. И. П. Кубикова, Гиз, М., 1926
• Сочинения и письма в одном томе, под ред. Б. Г. Успенского и др., Гиз, М. — Л., 1929
• Избранные рассказы, Гос. изд. худож. литературы, Л., 1934
• Избранные произведения, Ред., комментарий и биографич. очерк А. С. Глинки-Волжского, Гослитиздат, М., 1935
• Несобранные произведения, Ред., предисл. и примеч. Р. П. Маториной, т. I, Гослитиздат, М., 1936 (опубликовано 30 произведений Успенского, относящихся к 1860—1870-м гг.).
• Собрание сочинений. В 9 т. Под ред. В. П. Друзина. — М.: Гослитиздат, 1955—1957

Литература

• Высказывания В. И. Ленина об Успенском см. по «Справочнику» к II и III изданиям сочинений В. И. Ленина. — М., 1935.
• Никитин П. (Ткачев П. Н.) Литературные этюды. Недодуманные думы. (Сочин. Г. Успенского).
• Его же, «Дело», 1872, Беллетристы-эмпирики и беллетристы-метафизики, «Дело», 1875, III, V, VII.
• Его же, Мужик в салонах современной беллетристики. // «Дело», 1879, III, VI—IX; Все три статьи перепеч. в «Избранных сочинениях» П. Н. Ткачёва, ред. Б. П. Козьмина, тт. 2, 3 и 4. — М., 1932—1934.
• Плеханов Г. В. Наши беллетристы-народники. Ст. 1. Г. И. Успенский, «Социал-демократ». Лит.-политич. сб., кн. 1. — Женева, 1888. (и в «Сочин.», т. X. — М.—Л., 1924.)
• Протопопов М. А. Литературно-критические характеристики. — СПб., 1896.
• Горнфельд А. Г. Эстетика Гл. Успенского. / в сб. «На славном посту». — СПб., 1901.
• Короленко В. Г. О Глебе Иваныче Успенском. // «Русское богатство», 1902, V.
• Луначарский А. В. Журнальные заметки. // «Образование», 1904, IV.
• Воровский В. В. «Лишние люди». // «Правда», 1905, VII (и в «Сочин.», т. II, — М., 1931.)
• Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч., т. VIII, История русской интеллигенции, ч. II. — СПб., 1911.
• Аптекман О. В. Глеб Иванович Успенский. — М., 1922.
• Иванчин-Писарев А. И. Из жизни Гл. Ив. Успенского (По воспоминаниям) // «Красная новь», 1925, VII—VIII.
• Войтоловский Л. Трагедия Глеба Успенского. // «Звезда», 1927, № 9.
• Чешихин-Ветринский В. Г. И. Успенский. Биограф. очерк. Ред. и вводная статья П. Н. Сакулина. — М.: Федерация, 1929. (здесь же и библиография)
• Леткова Е. Про Глеба Ивановича. Воспоминания. // «Звенья», сб. 5. — М., 1935.
• Глаголев Н. Художественный очерк Глеба Успенского. // «Худож. литература», 1935, № 9.
• Глинка-Волжский А. С. Глеб Успенский в жизни. По воспоминаниям, переписке и документам. Вступ. ст. Н. Мещерякова. — М.—Л.: Academia, 1935.
• Лазарев В. Я. Письма с Растеряевой улицы: Современные комментарии к книге Г. Успенского «Нравы Растеряевой улицы». — Тула, 1970.
• Майоров М. В. До и после Глеба Успенского: начала и концы династии // Майоров М. В. Литературное родословие: поиски и находки. — Тула, 2005. — С. 215—263. [Родословные Успенских и Соколовых, полная на 2005 библиография Г. И. Успенского, Н. В. Успенского и о них]
• Майорова Т. В. Была ли в Туле Растеряева улица? // Майоров М. В., Майорова Т. В. Энциклопедия тульских городских названий. — Тула, 2010. — С. 313—317. [Разоблачение лжекомментариев В. Лазарева]
• Шулятиков В. М. [az.lib.ru/s/shuljatikow_w_m/text_0880.shtml Памяти Глеба Успенского] // «Курьер», 1902, № 97.

Адреса в Санкт-Петербурге

• 1864—1865 — Вознесенский проспект, 3;
• 11.1866 года — доходный дом — Большая Мещанская улица, 4;
• 11.1866 — 05.1867 года — дворовый флигель дома Гассе — Литейный проспект, 36, кв. 34;
• 10.1870 — лето 1871 года — доходный дом С. Воронина — Невский проспект, 111;
• 09.1871 — 04.1872 года — доходный дом С. Воронина — Невский проспект, 111;
• 12.1872 — весна 1873 года — доходный дом — набережная реки Фонтанки, 116;
• 12.1873 — 09.1874 года — доходный дом — Троицкая улица, 8;
• 09.1874 — 12.1875 года — гостиница Ф. Д. Серапина — Царскосельский проспект, 22;
• 01.1876 года — лаборатория министерства финансов — набережная Екатерининского канала, 51;
• 12.1876 — 04.1877 года — дом Кавоса — Столярный переулок, 6;
• осень 1879 — весна 1880 года — дом Кавоса — Столярный переулок, 6;
• осень 1880 — весна 1881 года — доходный дом Сивкова — набережная Обводного канала, 133;
• 1883 год — гостиница «Пале Ройяль» — Пушкинская улица, 20;
• 1884 год — доходный дом Троице-Сергиева подворья — Троицкая улица, 3;
• 1884 год — доходный дом — Большой проспект Васильевского острова, 43;
• 1885 год — доходный дом И. П. Струбинского — Малая Итальянская улица, 6;
• 1888 год — доходный дом — 11-я линия, 30;
• 09.09.1888 — 07.1890 года — доходный дом Капгера — 7-я линия, 6;
• осень 1890 — 07.1892 года — доходный дом — 9-я линия, 42;
• 07. — 09.1892 года — средний корпус больницы С. Я. Фрея — 5-я линия, 58.

Ссылки

• Успенский Глеб Иванович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [publ.lib.ru/ARCHIVES/D/DAVYDOV_Yuriy_Vladimirovich/_Davydov_Yu._V..html Вечера в Колмове (Повесть о Глебе Успенском). (1986-87, 1989)]
• Л. Троцкий. [www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl454.htm Глеб Успенский]
• [omskmama.ru/index.php/library/39-article/604-uspensky-pyatnitsa «Пятница». Рассказ Г. Успенского]

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Успенский, Глеб Иванович

– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.