Глезер, Александр Давидович

Александр Глезер
Полное имя	Глезер Александр Давидович
Дата рождения:	10 марта 1934(1934-03-10)
Место рождения:	Баку, АССР, ЗСФСР, СССР
Дата смерти:	4 июня 2016(2016-06-04) (82 года)
Место смерти:	Париж, Франция
Гражданство:	СССР СССР → Франция Франция
Род деятельности:	писатель

Алекса́ндр Дави́дович Гле́зер (10 марта 1934, Баку, ЗСФСР, СССР — 4 июня 2016, Париж, Франция) — поэт, журналист, писатель и издатель, коллекционер.

Биография

Проживал в Уфе. Окончил инженерно-экономический факультет Московского нефтяного института, работал инженером. С 1961 года занимался литературной работой, перевёл 7 книг грузинских поэтов. Одновременно активно участвовал в жизни неофициального искусства, собирая коллекцию современной живописи.

Участвовал в организации знаменитой «Бульдозерной выставки» (1974), после её разгона, в феврале 1975 года, был изгнан за границу. Выехал во Францию, куда смог вывезти лишь незначительную часть (80 из 500 картин) своей коллекции, оставшиеся потом переправлялись художниками по дипломатическим каналам.

В 1976 году в Монжероне под Парижем основал Музей современного русского искусства в изгнании (впоследствии вместе с собранием работ переехал в Нью-Джерси, США).

Активно занимался выставочной и издательской деятельностью. Основал издательство «Третья волна», в котором выходил одноимённый альманах (19 номеров в 1976—1986 гг.) и журнал «Стрелец» (с 1984 г.). Составил вместе с С. Петрунисом антологию «Русские поэты на Западе» (1986). Автор нескольких мемуарно-публицистических книг о современном русском искусстве.

С 1994 года публиковался и выступал в России; частично перенёс в Москву работу издательства «Третья волна», выпустив книги Иосифа Бродского, Генриха Сапгира, Игоря Холина, Владимира Уфлянда, Валерии Нарбиковой, Виктора Ерофеева, Евгения Рейна, Анатолия Кудрявицкого, Сергея Юрьенена, Аси Шнейдерман и других авторов.

Начиная с конца 90-х несколько лет жил в Нью-Джерси и Париже, потом исключительно в Париже, где и скончался 4 июня 2016 года. Похороны состоятся 8 июня на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Труды

Книги стихов:

• Добрые снега. — М.: Молодая гвардия, 1965.
• Ностальгия. — Монжерон, 1977.
• Неверный март: Стихи. — Париж—Нью-Йорк: Третья волна, 1980.
• Миражи: Стихи и венок сонетов. — Париж: Альбатрос, 1989.
• Полдень в полночь. — Нью-Йорк, 1980.
• Вернуться в Россию: Избранные стихи и переводы. / Предисловие Л.Озерова. — М.: Московский рабочий, 1994., 142 с., 5 000 экз.

Книги об искусстве:

• Искусство под бульдозером. — Лондон, OPI, 1977.
• Русские художники на Западе. — Париж—Нью-Йорк: Третья волна, 1986., 280 с.
• Русские художники на Западе. — М., Знание, 1991
• Человек с двойным дном. — Париж—Нью-Йорк: Третья волна, 1979;
• Человек с двойным дном. — М.: Московский рабочий, Третья волна; 1994.
• Unofficial Art from Soviet Union. — London, 1977 (совместно с И. Голомштоком).
• Soviet Art in Exile. — New-York, 1978 (совместно с И. Голомштоком).

Ссылки

• [www.rvb.ru/np/publication/02comm/02/10glezer.htm Александр Глезер] на сайте «Неофициальная поэзия»
• [www.novayagazeta.ru/data/2005/70/37.html Интервью «Новой газете» (2005)]
• А. Глезер. [www.chayka.org/article.php?id=2594 К 35-летию «бульдозерной» выставки. Интервью] // «Чайка» #19 (150), 1 октября 2009
• [www.museum-rus.ru/adgleser.htm Страница об Александре Глезере на сайте Музея современного русского искусства]

Отрывок, характеризующий Глезер, Александр Давидович

Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.