Глейшер, Джеймс Уитбред Ли

Джеймс Уитбред Ли Глейшер
James Whitbread Lee Glaisher
Джеймс Уитбред Ли Глейшер
Дата рождения:	5 ноября 1848(1848-11-05)
Место рождения:	Луишем, Лондон, Англия
Дата смерти:	7 декабря 1928(1928-12-07) (80 лет)
Место смерти:	Кембридж, Англия
Страна:	Великобритания Великобритания
Научная сфера:	математика, астрономия
Альма-матер:	Тринити-колледж (Кембридж)
Награды и премии:	Медаль де Моргана (1908) Медаль Сильвестра (1913)

Джеймс Уитбред Ли Глейшер (англ. James Whitbread Lee Glaisher, 5 ноября 1848, Луишем, Лондон, Англия — 7 декабря 1928, Кембридж, Англия) — английский математик и астроном.

Биография

Джеймс Уитбред Ли Глейшер родился 5 ноября 1848 года в лондонском районе Луишем. Его родители — Джеймс Глейшер (James Glaisher, 1809—1903), метеоролог и аэронавт, работавший в Королевской обсерватории, и Сесилия Луиза Глейшер, урождённая Белвилл (Cecilia Louisa Glaisher, née Belville, 1828—1892). С 1858 года Джеймс Уитбред Ли Глейшер обучался в Школе Святого Павла в Лондоне.

С октября 1867 года Глейшер учился в Тринити-колледже Кембриджского университета. В 1871 году он стал преподавателем математики в Кембриджском университете, где продолжал работать всю свою жизнь.

В 1871 году Глейшер стал членом Королевского астрономического общества, а впоследствии был также президентом этого общества — в 1886—1888 и 1901—1903 годах.

В 1872 году Глейшер также стал членом Лондонского математического общества, и был президентом этого общества в 1884—1886 годах. В 1908 году это общество наградило его медалью де Моргана .

В 1875 году Глейшер был избран членом Лондонского королевского общества, в 1913 году был награждён медалью Сильвестра, а в 1917—1919 годах был вице-президентом этого общества.

Научные результаты

Джеймс Уитбред Ли Глейшер написал более 400 работ по астрономии и математике. Его математические работы были посвящены специальным функциям, теории чисел, вычислению численных таблиц, а также истории математики.

В честь Глейшера и швейцарского математика Германа Кинкелина (Hermann Kinkelin, 1832—1913) названа постоянная Глейшера—Кинкелина. Его имя также носит теорема Глейшера в теории чисел.

Отрывок, характеризующий Глейшер, Джеймс Уитбред Ли

Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.