Гликас, Аристидис
| Аристидис Гликас | |
| греч. Αριστείδης Γλύκας | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Вронтадос, Хиос . |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
Аристидис Гликас (греч. Αριστείδης Γλύκας Вронтадос , Хиос 1870 — Пирей, 1940) – греческий художник – маринист конца 19-го – начала 20-го веков. Автор большого ряда работ наивной живописи.
Биография
Аристидис Гликас родился в городке Вронтадос, на восточном побережье острова Хиос в 1870 году. В тот период остров ещё находился под османским контролем. Закончил три класса начальной школы. Как и многие его земляки, стал моряком. Проявил склонность к живописи, но нигде не учился и остался самоучкой. Писал в основном картины кораблей. Оставил море в 1907 году, в возрасте 37 лет, приняв решение систематически заняться писанием картин парусников и пароходов. Быстро получил известность в кругах торгового флота и среди своих земляков. Вместе с известностью получил постоянные заказы. Время от времени писал также пейзажи, но в своём большинстве, как это было с константинопольской Святой Софией, эти работы выполнены с фотографий. Написал также несколько морских батальных картин, включая картину, посвящённую освобождению от турок греческим флотом его родного острова 11 ноября 1912 года[1]. Вернулся на Хиос после освобождения острова и жил и работал в Вронтадос до 1916 года. В 1916 году вновь обосновался в Пирее. Заслуженно именовался самым достойным и продуктивным «корабле-художником» в Греции. Большинство его сохранившихся работ – акварели. Лишь к концу своей жизни иногда писал маслом. В углу картины Гликас указывал имя судовладельца, капитана, тип корабля, а также эпизод из жизни корабля. Однако немногие из его современников понимали художника и признавали его талант. К 1928 году он продавал каждую свою картину за 25 драхм – чуть больше 1 британского фунта стерлингов. К 1938 году он продавал свои работы за 100 драхм. Аристидис Гликас умер в Пирее 6 апреля 1940 года[2]. Именем Аристида Гликаса на Хиосе названа улица[3].
Сегодня
Своей сегодняшней известностью художник в значительной степени обязан профессору Афинского университета Стергиосу Фасулакис после выхода в 1968 году книги Фасулакиса «Аристидис Гликас. Корабле-художник из Вронтадос («Ο εκ Βροντάδου πλοιογράφος Αριστείδης Γλύκας», Αθήνα 1968). Профессор Фасулакис считает, что, хотя Гликас был самоучкой, он не был «наивным» художником. Располагая даром наблюдательности и талантом выразительности, Гликас писал «портреты кораблей». Работы Гликаса запечатлели большой ряд кораблей парусно-паровой эпохи греческого торгового флота и вызывают большой интерес морского общества. Работы художника хранятся и выставляются в морских музеях островов и городов Эгина, Галаксиди, Кефалиния, Милос, Инуссес[4][5], Пирей, Саламин, Ханья, Хиос[6] в фольклорном музее Ии, в культурном центре его родины, Вронтадос, и многих частных коллекциях, в особенности в многочисленной морской общине Греции[7]. Примечательно, что работы самоучки Гликаса выставляются на аукционах произведений искусств наряду с работами известных греческих живописцев 19-го и 20-го веков[8].
Напишите отзыв о статье "Гликас, Аристидис"
Ссылки
- ↑ [www.chios.gr/chioselefthera/index.php/history/logotypo-eortasmoy Το λογότυπο]
- ↑ [paletaart.wordpress.com/2012/10/29/%CE%B3%CE%BB%CF%8D%CE%BA%CE%B1%CF%82-%CE%B1%CF%81%CE%B9%CF%83%CF%84%CE%B5%CE%AF%CE%B4%CE%B7%CF%82-aristides-glykas-1870-1940/ Γλύκας Αριστείδης – Aristides Glykas [1870-1940] | paletaart – Χρώμα & Φώς]
- ↑ [www.chiosbroadwireless.gr/dromoi.asp?top=all CBW - Δρόμοι]
- ↑ [aegeanwoodenwalls.blogspot.gr/2008_03_01_archive.html "Τα ξύλινα τείχη": Μάρτιος 2008]
- ↑ [www.agiotatos.gr/greekhistory/islands/2009-07-21-17-33-26.html Ελληνική Ιστορία - Ελληνική Ιστορία - Χίος]
- ↑ [www.pvaigaiou.gov.gr/web/guest/museumschiou Περιφέρεια Βορείου Αιγαίου - Χίου]
- ↑ www.eikastikon.gr/zografiki/glykas_cv.html.
- ↑ vergosauctions.com/pdfs/catalogue/art/2011_March_Art.pdf
Отрывок, характеризующий Гликас, Аристидис
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
