Глинка, Авдотья Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Авдотья Павловна Глинка
Дата рождения:

19 (20) июля 1795(1795-07-20)

Место рождения:

Санкт-Петербург

Дата смерти:

26 июля 1863(1863-07-26) (68 лет)

Место смерти:

Тверь

Авдотья Павловна Глинка, урождённая Голенищева-Кутузова (17951863) — русская поэтесса, прозаик, переводчица, общественная деятельница. Супруга поэта Ф. Н. Глинки.



Биография

Дочь куратора Московского университета Павла Ивановича Голенищева-Кутузова от брака с княжной Еленой Ивановной Долгоруковой (ум. 1850). Детство провела в семье своего деда президента Адмиралтейств-коллегии И. Л. Голенищева-Кутузова, который был её восприемником при крещении в церкви Андрея Первозванного, на Васильевском острове. Получила домашнее образование, знала французский, немецкий и итальянские языки, играла на арфе и фортепиано. С юности сочиняла стихи, переводила преимущественно религиозную лирику немецких романтиков.

После смерти отца вместе с матерью из-за нехватки средств переехала из Москвы в родовое имение Кузнецово, в Бежецком уезде Тверской губернии. Вскоре в Твери познакомилась с Фёдором Николаевичем Глинкой и в марте 1831 года вышла за него замуж и переехала с ним в Орёл. После его отставки с 1835 по 1853 года жила с мужем в Москве, затем — в Петербурге, а с 1862 года — в Твери. Брак их был бездетным.

Поддерживала знакомства с литераторами и устраивала у себя в доме «литературные понедельники». В её окружение входили М. А. Дмитриев, А. Ф. Вельтман, Ф. Б. Миллер, М. П. Погодин, С. Е. Раич, Е. П. Ростопчина и С. П. Шевырёв; в Петербурге их посещали П. А. Плетнев, князь П. А. Вяземский, Н. И. Греч. По словам современника, «в наружности и приемах Авдотьи Павловны не было ни капли благородной крови её предков»[1]:

Она была похожа на пожилую немку, даже туалет её отзывался немецким вкусом; все на ней было неуклюже, окорочено, съёжено. Она носила гранатовое ожерелье, на котором висел серебряный лорнет. С мужем своим, маленьким, худеньким, черноволосым старичком с крошечным лицом, она жила дружно. Супруги постоянно и добросовестно восхищались друг другом. Она была религиозна, но как инквизиторы, без христианской любви.

Ещё в Орле, Авдотьей Глинкой был опубликован её перевод из Шиллера «Песнь о Колоколе» (М., 1832), который был похвален В. А. Жуковским; Н. А. Полевой назвал его «цветком, пересаженным на дикое поле русской словесности душою истинно поэтическою». В дальнейшем она переводила преимущественно религиозную лирику немецких романтиков. А. П. Глинка много печаталась в «Северной пчеле», «Маяке современного просвещения», православном журнале «Странник».

При жизни А. П. Глинки отдельной книгой вышли «Стихотворения Шиллера» (СПб., 1859). Кроме того, были опубликованы её повести: «[dlib.rsl.ru/viewer/01003572294#?page=7 Гибель от пустого чванства]» (1852), «[dlib.rsl.ru/viewer/01003563529#?page=5 Леонид Степанович и Людмила Сергеевна]» (1856), «Катя» (1858).

Особым успехом пользовались ею составленные и выдержавшие много изданий книги «Жизнь Пресвятые Девы Богородицы: Из кн. Чети-Минеи» (М., 1840), «Житие великомученицы Анастасии» (М., 1863) и пр. Она сумела овладеть искусством составления акафистов; некоторые и поныне бытуют в широком церковном обиходе. В сфере благотворительности она стала основательницей движения «Доброхотная копейка».

А. П. Глинка умерла в июле 1863 года от катара желудка. Похоронена на кладбище Жёлтикова монастыря в Твери[2].

Напишите отзыв о статье "Глинка, Авдотья Павловна"

Примечания

  1. С. В. Энгельгардт. Из воспоминаний // Русский вестник. 1887. Т. 193. № 11. — С. 168.
  2. Русский провинциальный некрополь. — Т. 1. — М., 1914. — С. 196.

Литература

Отрывок, характеризующий Глинка, Авдотья Павловна

– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.