Глинка, Константин Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Константин Дмитриевич Глинка

К. Д. Глинка в США, 1927 г.
Место рождения:

село Коптево, Духовщинский уезд, Смоленская губерния, Российская империя

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Научная сфера:

почвоведение, минералогия, Геология, География

Место работы:

Санкт-Петербургский университет

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет

Научный руководитель:

В. В. Докучаев

Известные ученики:

Полынов Б.Б., Прохоров Н.И.

Известен как:

Первый почвовед — академик АН СССР

Награды и премии:

Константи́н Дми́триевич Гли́нка (23 июня (5 июля) 1867, село Коптево, Духовщинский уезд, Смоленская губерния (ныне Духовщинский район, Смоленская область) — 2 ноября 1927, Ленинград) — Русский профессор, геолог и почвовед, организатор науки, академик АН СССР (1927).





Биография

Родился 5 июля 1867 года (по нов. стилю)[1], по другим данным: 23 июля (5 авг. по нов. стилю) [2], или 1 августа (по ст. стилю)[3][4], в селе Коптево Смоленской губернии.

Семья

Происходит из дворянского рода Глинок[5] Отец — Глинка, Дмитрий Константинович, занимался сельским хозяйством в своём имении, занимал важный пост в губернском земстве[6].

Семья К. Д. Глинки:

  • Жена — Антонина Георгиевна (род. 30 октября 1867 г. все даты по стар. ст.), дочь священника Георгия Знаменского. Брак 30 июля 1889 г.
  • 4 сына: Дмитрий (19 мая 1893 г. – 1919), Георгий (род. 31 июля 1891 г.), Борис (род. 19 апреля 1893 г.), Константин (род. 5 февраля 1898 г.).
  • 2 дочери: Нина (род. 3 января 1903 г.), Татиана (род. 25 марта 1905 г.)[7].

Образование

В 1876-1885 гг. учился в Смоленской классической гимназии. В 1885 году поступил на Естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета. В 1889 году окончил Университет с дипломом 1-й степени. По ходатайству В. В. Докучаева был оставлен на кафедре минералогии для подготовки к профессорскому званию[8]. В 1890 году назначен хранителем минералогического кабинета в Университете[9].

Диссертации
  • Кандидатская — 1896 год, Московский университет: «Глауконит, его происхождение, химический состав и характер выветривания».
  • Докторская — 1909 год, Московский университет: «Исследования в области процессов выветривания».

В 1889 — 1906 гг. состоял в запасе армейской пехоты. Уволен за достижением обязательного срока состояния в запасе.

Научная работа

Геологическими и почвенными исследованиями начал заниматься в Университете под руководством В. В. Докучаева. Участвовал в его Полтавской (1889—1890 гг.) и в экспедиции Лесного Департамента (1892). Организовал исследования в Смоленской, Новгородской (начало 1890-х годов), Псковской (1898—1899) и Воронежской (1899, 1913 гг.) губерниях.

В 1906—1910 гг. К. Д. Глинка руководит почвенными и геологическими исследованиями по оценке земель Полтавской, Тверской, Смоленской, Новгородской, Калужской, Владимирской, Ярославской, Симбирской губерний.

В 1908—1914 гг. возглавил почвенные исследования Азиатской России и участвовал в экспедициях Переселенческого управления Министерства земледелия в связи со Столыпинской аграрной реформой.

В 1912 году К. Д. Глинка преобразует Почвенную комиссию Вольного экономического общества в Докучаевский почвенный комитет.

Продолжил развитие Докучаевской школы почвоведения. Имел учеников не только в России, но и в Венгрии, Германии и Финляндии.

Преподавательская работа

С 1890 года вёл практические занятия со студентами 1 и 2-го курсов по кристаллографии и кристаллооптике[10].

В 1894 году К. Д. Глинка по рекомендации В. В. Докучаева назначен штатным ассистентом в Новоалександрийский институт сельского хозяйства и лесоводства ассистентом по кафедрам минералогии и геологии. 13 июня 1897 года назначен адъюнкт-профессором минералогии и геологии, а с 1899 года начал читать лекции по почвоведению. В 1900 году стал профессором геологии, а с 1901 года — профессором почвоведения. В 1901 году он возглавил Кафедру почвоведения. За выслугу лет В 1908 году утверждён председателем профессорского дисциплинарного суда.

В 1911 году вышел в отставку и переехал в Санкт-Петербург, где открыл при Университете приват-доцентский курс по почвоведению. В 1912 году избран профессором на Высших женских курсах, где читал лекции по почвоведению[11].

В 1913—1917 гг. основал и возглавил Воронежский сельскохозяйственный институт.

В 1922 году назначен ректором и организатором Петроградского (впоследствии Ленинградского) сельскохозяйственного института и профессором почвоведения. В 1923 году состоял заведующим и профессором Государственного института опытной агрономии.

В 1927 году становится первым почвоведом академиком АН СССР и возглавляет Почвенный институт имени В. В. Докучаева АН СССР.

Организаторская деятельность

Принял участие в организации международных конференций:

  • 1909 — I Международная агрогеологическая конференция в г. Будапешт.
  • 1927 — I Международный конгресс почвоведов в г. Вашингтон.

Летом 1927 года К. Д. Глинка возглавил советскую делегацию на первом Международном конгрессе почвоведов в Вашингтоне. Был избран президентом II Международного конгресса почвоведов (в 1930 г. Конгресс в Москве организовал Н. И. Вавилов). По возвращении домой в Ленинград из командировки в США заболел[12] и в конце лета слёг.

Константин Дмитриевич Глинка скончался 2 ноября 1927 года[13]. Похоронен на Шуваловском кладбище[14].

Награды

  • Серебряная медаль в память царствования Александра III с ношением её на ленте ордена Александра Невского
  • 1900 — Орден Святой Анны 3-й степени
  • 1910 — Орден Святой Анны 2-й степени
  • Орден Святого Станислава 2-й степени
  • 1898 — Китайский Орден Двойного дракона 2-й степени 3-го класса
  • Золотая медаль им. графа Литке Русского географического общества[13] за труды по географии почв.

Чины и звания

  • 1891 — Колежский секретарь со старшинством, по Университетскому диплому 1-степени.
  • 1894 — Титулярный советник со старшинством, за выслугу лет.
  • 1897 — Магистр минералогии и геологии, в чин.
  • 1897 — Адъюнкт-профессор Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства по кафедре минералогия и геология.
  • 1898 — Коллежский асессор со старшинством, за выслугу лет.
  • 1900 — Профессор Ново-Александрийского института сельского хозяйства и лесоводства по кафедре минералогия и геология.
  • 1909 — Статский советник со старшинством

Членство в организациях

  • Член Почвенной комиссии при Имераторском Вольном экономическом обществе с 1889 г.
  • Член Санкт-Петербургского Общества естествоиспытателей с 1892 г.
  • Почётный член Международного общества почвоведов, Государственного института опытной агрономии
  • Член библиотечной комиссии Института (1899 г.), Председатель комиссии с 1900 г.
  • Член Московского почвенного комитета
  • Член Минералогического общества
  • Член Агрономического общества при Ленинградском сельскохозяйственном институте
  • Член Венгерского геологического общества
  • Действительный член Русского географического общества
  • Редактор международного журнала Internat Mitteluns für Boden с первого года его издания

Семья

Память

  • В СССР имя К. Д. Глинки было присвоено Воронежскому сельскохозяйственному институту, где он был ректором в 1913—1917 и 1921—1922 г. (В 2011 году был переименован)
  • Именем К. Д. Глинки была названа улица в Левобережном районе города Воронеж
  • В 1990 году открыт памятник около Воронежского государственного аграрного университета.

Библиография

К. Д. Глинка с 1889 по 1927 год написал около 100 научных работ по почвоведению, минералогии и геологии на русском, немецком, французском и итальянском языках[15].

  • Глинка К. Д. К вопросу о лесных почвах. СПб.: тип. т-ва Обществ. польза. 1889. 20 с.
  • Глинка К. Д. О лесных почвах. СПб.: тип. т-ва Обществ. польза. 1889. [3], 109 с. (Материалы по изучению русских почв; Вып. 5).
  • Глинка К. Д. Роменский уезд. СПб.: изд. Полтавск. губ. земства, 1891. 75 с. (Материалы к оценке земель Полтавской губ.: Отчет Полтавскому губернскому земству; Вып. 4).
  • Глинка К. Д. Лохвицкий уезд. СПб.: изд. Полтавск. губ. земства, 1892. 66 с. (Материалы к оценке земель Полтавской губ. Естеств.-ист. часть: Отчет Полтавскому губернскому земству; Вып. 12).
  • Глинка К. Д., Сибирцев Н. М., Отоцкий П. В. Хреновский участок. СПб.: изд. М-ва земледелия и гос. имуществ, 1894. 124 с. (Тр. экспедиции, снаряженной Лесным департаментом под руководством профессора Докучаева: Отчет Министерству земледелия и государственных имуществ; Вып. 1).
  • Агафонов В. К., Адамов Н. П. Богушевский С. К., Вернадский В. И., Глинка К. Д. и др. Почвенная карта Полтавской губернии. Масштаб 1:420 000. СПб.: изд. Полтавск. губ. земства. 1894. 1 л. (Материалы к оценке земель Полтавской губ. Естеств.-ист. часть: Отчет Полтавскому губернскому земству; Вып. 16).
  • Глинка К. Д. Геология: Курс лекций. Варшава: тип. Варшав. учеб. окр., 1896.
  • Глинка К. Д. Глауконит, его происхождение, химический состав и характер выветривания. СПб.: тип. Е. Евдокимова, 1896. [2], 128, [1] с. : табл.
  • Глинка К. Д. Предварительный отчет о почвенно-геологических исследованиях в Новоржевском и Великолуцком уездах Псковской губернии. Псков: изд. Псков. губ. земства, 1897. 20 с.
  • Глинка К. Д. Главнейшие черты в истории развития земного шара и его обитателей. Варшава: тип. Варшав. учеб. окр., 1898. 41 с.
  • Глинка К. Д., Клепинин Н. Н., Федоровский С. Л. Новоржевский уезд. Псков: изд. Псков. губ. земства, 1899. [5], 103 с. (Материалы к оценке земель Псковской губернии. Естеств.-ист. часть: Отчет Псковскому губернскому земству).
  • Glinka K. D. Zur Frage über Aluminium-Hydrosilicate und Thone // Z. Kryst., Mineral. 1899. Bd. 32. S. 79-81.
  • Глинка К. Д. Федоровский С. Л. Геологическое строение и почва Валдайского уезда. Новгород: изд. Новгород. земства, 1900. 86 с.
  • Бараков П. Ф., Глинка К. Д., Богословский Н. А. и др. Н. М. Сибирцев, его жизнь и деятельность // Почвоведение. 1900. Т. 2. № 4. С. 243—281. ; Отд. изд. СПб.: тип. Герольда, 1901. 40 с. : порт.
  • Глинка К. Д. Предварительный отчет Смоленскому губернскому земству о почвенно-геологических исследованиях Вяземского и Сычёвского уездов. Смоленск: изд. Смолен. губ. земства, 1900. С. 27 с.
  • Колоколов М. Ф., Глинка К. Д. Вяземский уезд. Смоленск: изд. Смолен. губ. земства, 1901. [3], 107 с. (Материалы для оценки земель Смоленской губернии: Естеств.-ист. часть; Т. 1)
  • Глинка К. Д. Образование почвы; Окраска почвы; Организмы в почве; Органическая составная часть почвы; Ортштейн; Поглотительная способность почвы; Почва и подпочва; Почвоведение; Почвы: болотистые, латеритные, перегнойно-карбонатные, пойменные, скелетные, сухих степей (полупустынь) и пустынь, серые лесные и тундровые; Проницаемость почвы; Связность почвы; Сгущение почвою водяных паров; Скважность почвы; Солонцы // Полная энциклопедия русского сельского хозяйства: В 12 т. СПб.: изд. А. Ф. Девриена. 1901—1905. Т. 5-9.
  • Глинка К. Д. Несколько страниц из истории теоретического почвоведения // Почвоведение. 1902. Т. 4. № 2. С. 117—152.
  • Глинка К. Д. Предмет и задачи почвоведения (педологии) // Почвоведение. 1902. Т. 4. № 1. С. 1-16.
  • Глинка К. Д. Латериты и красноземы тропических и субтропических широт и родственные им почвы умеренных широт // Почвоведение. 1903. Т. 5. № 3. С. 235—264.
  • Глинка К. Д. Исследования в области процессов выветривания: В 2 ч. // Почвоведение. 1904—1905: Ч. 1. Выветривание в Чакве близ Батума. 1904. Т. 6. № 4. С. 294—322; Ч. 2. [books.e-heritage.ru/book/10077446 Выветривание биотита]. 1905. Т. 7. № 1. C. 35-62.
  • Глинка К. Д., Сонда А. А. Сычёвский уезд. Смоленск: изд. Смолен. губ. земства, 1904. 90 с. (Материалы для оценки земель Смоленской губернии: Естеств.-ист. часть. Т. 2; Вып. 1.)
  • Глинка К. Д., Колоколов М. Ф. Гжатский уезд. Смоленск: изд. Смолен. губ. земства, 1906. 56 с. (Материалы для оценки земель Смоленской губернии: Естеств.-ист. часть; Т. 3)
  • Глинка К. Д. Исследования в области процессов выветривания. СПб., 1906. 179 с. (Тр. СПб. об-ва естествоисп.; T. 34. Вып. 5. Отд. геол. и минерал.).
  • Glinka K. D. Untersuchungen im Gebiet der Verwitterimgsprozesse. St.-Pb.: Merkushev, 1906. [1], 178 p.
  • Глинка К. Д. Почвоведение. СПб.: изд. А. Ф. Девриена, 1908. XI, 596 с.; [books.e-heritage.ru/book/10074622 2-е изд.] Пг., 1915. XIX, 708 с. ; [books.e-heritage.ru/book/10079725 3-е изд.] М.: «Новая деревня», 1927. 580 с. ; 4-е изд. М.; Л.: Сельколхозгиз, 1931. 612 с.; [books.e-heritage.ru/book/10080108 5-е изд.] 1932. 602 с. ; 6-е изд. 1935. 631 с.
  • Глинка К. Д., Абутькова Л. В., Бессонова А. И. и др. Предварительный отчет об организации и исполнении работ по исследованию почв Азиатской России. СПб.: изд. Переселенч. упр., 1908. 82 с.
  • Рудницкий В. Е., Глинка К. Д. Почвенно-геологический очерк Крестецкого уезда. Новгород: тип. М. О. Селиванова, 1908. [4], 54, 79 с.
  • Глинка К. Д. Схематическая почвенная карта земного шара. Масштаб 1:50 000 000 // Ежегодник по геологии и минералогии России. 1908. Т. 10 : вкл. л.
  • Глинка К. Д. К вопросу о классификации туркестанских почв // Почвоведение. 1909. № 4. С. 255—318. Отд. изд. Юрьев: тип. К. Маттисена, 1909. 64 с.
  • Глинка К. Д. Краткая сводка данных о почвах Дальнего Востока. СПб.: тип. Ю. Н. Эрлих, 1910. [2], 81 с.
  • Глинка К. Д. Новейшие течения в почвоведении // Почвоведение. 1910. № 1. С. 1-25.
  • Глинка К. Д. К вопросу о различии подзолистого и болотного типа выветривания. Почвоведение. 1911. № 2. С. 1-13.
  • Glinka K. D. Die Verwitterungsprozesse und Böden in der Umgebung des Kurortes Bikszád // Földtani Közlöny. 1911. Bd. 41. S. 675—684.
  • Глинка К. Д. Географические результаты почвенных исследований в Азиатской России // Почвоведение. 1912. № 1. С. 43-63.
  • Глинка К. Д. Духовищенский уезд. Смоленск: изд. Смолен. губ. земства, 1912. Т. 5. 90 с. Карта. (Материалы для оценки земель Смоленской губернии: Естеств.-ист. часть; Т. 5)
  • Глинка К. Д. Естественно-историческая характеристика части Киргизского края: Район железной дороги. СПб.: Изд-во М-ва путей сообщ., 1912. 57 с.
  • Глинка К. Д., Федченко Б. А. Краткая характеристика почвенных и растительных зон Азиатской России: Пояснения к схемататической почвенной и ботанико-географической карте Азиатской России. СПб.: тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина, 1912. 35 с.
  • Глинка К. Д. О нарушении общей зональности почв Евразии в Западном Забайкалье и Якутской области // Почвоведение. 1912. № 4. С. 60-68.
  • Глинка К. Д., Вихман Д. Н., Тихеева Л. В. Порховский уезд. Псков: изд. Псков. губ. земства, 1912. 53 c. (Псковская губерния: Свод данных оценочно-статистического исследования. Т. 8; Вып. 1)
  • Глинка К. Д., Вихман Д. Н., Тихеева Л. В. Псковский уезд. Псков: изд. Псков. губ. земства, 1912. 68 c. (Псковская губерния: Свод данных оценочно-статистического исследования. Т. 7; Вып. 1)
  • Глинка К. Д. К вопросу об учреждении почвенного отдела Воронежской областной сельскохозяйственной станции. СПб.: изд. Воронеж. губ. земства. 1913. 12 с.
  • Глинка К. Д. [books.e-heritage.ru/book/10083273 Почвообразование, характеристика почвенных типов и география почв]. СПб.: тип. Ю. Н. Эрлих, 1913. [4], 132 с.; 2-е изд. М.: «Новая деревня», 1923. 122 с.
  • Глинка К. Д., Панков А. М., Маляревский К. Ф. Почвы Воронежской губернии / Ред. К. Д. Глинка. СПб.: изд. Воронеж: губ. земства, 1913. 61 с. (Материалы по естеств.-ист. изучению Воронежской губ. Кн. 1.)
  • Глинка К. Д. Предварительный отчет об организации и исполнении работ по исследованию почв Азиатской России в 1912 году. СПб.: изд. Переселенч. упр., 1913. 479 с.
  • Глинка К. Д. [www.runivers.ru/maps/asianrus/13 Почвенная карта Российской Империи] // Атлас Азиатской России. СПб.: изд. Переселенч. упр., 1914. С. 36-37.
  • Глинка К. Д. Почвенные зоны Азиатской России. Воронеж: Воронеж. губ. земства, 1914. 62 с.
  • Glinka K. D. Die Typen der Bodenbildung, ihre Klassifikation und geographische Verbreitung. Berlin: Gebrüder Borntraeger, 1914. 365 S.
  • Глинка К. Д. Известкование почвы в связи с внесением удобрений. М.: б.и., 1919. 178 с.
  • Глинка К. Д. Каолиновые глины Воронежской губ. Воронеж: изд. Воронеж. Губземотдела, 1919. 34 с.
  • Глинка К. Д. Геология и почвы Воронежской губернии. Воронеж: б.и., 1921. 60 с. (Воронежское губ. эконом. совещание; Вып. 4) ; 2-е изд. 1924. 60 с.
  • Глинка К. Д. Краткий курс глиноведения: пособие для слушателей керамического отделения Воронежского гостехникума. Воронеж: б.и., 1921. 80 с.
  • Глинка К. Д. [books.e-heritage.ru/book/10080107 Почва, её свойства и законы распространения]. М.: Изд-во Наркомзема «Новая деревня», 1922. 77 с. ; 3-е изд. Л.: ЛСХИ, 1925. 79 с.
  • Глинка К. Д. Почвы. М.; Пг.: Госиздат. 1923. 94 с.
  • Глинка К. Д. Почвы Киргизской республики. Оренбург: Рус.-киргиз. тип. Киргосиздата, 1923. 85 с.; 2-е изд. М.; Л.: Госиздат, 1929. 85 с.
  • Глинка К. Д. [books.e-heritage.ru/book/10079981 Почвы России и прилегающих стран]. М.; Пг.: Госиздат, 1923. 348 с.
  • Глинка К. Д. Современное состояние почвоведения в России, его недостатки и потребности // Природа. 1923. № 1/6. Стлб. 12-19.
  • Glinka K. D. Différents types d’après lesquels se forment les sols et la classification de ces derniers // Com. int. pédologie. 1923. Com. 4. No. 20. P. 271—282.
  • Глинка К. Д. Деградация и подзолистый процесс // Почвоведение. 1924. № 3/4. С. 29-40.
  • Глинка К. Д. [books.e-heritage.ru/book/10079991 исперсные системы в почве] Л.: Культурно-просветит. труд. тов-во «Образование», 1924. 79 с.
  • Glinka K. D. Die Degradation und der podsolige Prozess // Int. Mittl. Bodenkunde. 1924. Bd. 14. H. 2. S. 40-49
  • Glinka K. D. Divers types de formation des sols et la classification de ces derniers // Rev. renseign. agricoles. 1924. Vol. 2. N 1. P. 1-13.
  • Глинка К. Д. [books.e-heritage.ru/book/10079982 Солонцы и солончаки Азиатской части СССР (Сибирь и Туркестан)]. М.: «Новая деревня», 1926. 74 с.
  • Glinka K. D. The great soil groups of the world and their development. Michigan: Edwards bros. 1927. 235 p.
  • Glinka K. D. Allgemeine Bodenkarte Europas. Danzig, 1927. 28 S.
  • Глинка К. Д. Минералогия, генезис и география почв: [Сб. работ]. М.: Наука, 1978. 279 с.

Литература о К. Д. Глинке

  • Берг Л. С. Глинка как географ // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 29-30.
  • Вернадский В. И. [mi.mathnet.ru/rus/izv/v21/i8/p1425 Записка об ученых трудах проф. К. Д. Глинки] // Изв. АН СССР. Сер. 6. 1927. Т. 21. № 18. С. 1529—1536.
  • Завалишин А. А., Долотов В. А. Памяти Константина Дмитриевича Глинки // Почвоведение. 1942. № 9. С. 117—120.
  • Захаров С. А. Научная деятельность акад. К. Д. Глинки // Тр. Кубанского с.-х. ин-та, 1929. Т. 6. С. 1-12.
  • Зонн С. В. Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. [2]. 127 с.
  • Карпинский А. П., Левинсон-Лессинг Ф. Ю. [www.mathnet.ru/links/34feab4cd7cd448210bd07dbd43f56d1/im5642.pdf Записка о научных трудах проф. К. Д. Глинки] // Изв. АН СССР. Сер. 6. 1926. Т. 20. № 18. Извлеч. из проток. С. 1683—1685.
  • Ковалевский В. И. Несколько слов в память К. Д. Глинки // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 26-28.
  • Келлер Б. А. Академик К. Д. Глинка как человек и исследователь // Зап. Воронеж. с.-х. ин-та. 1928. № 11. С. 7-11.
  • Крупеников И. А. Роль К. Д. Глинки в развитии почвоведения 20 в.: (К 120-летию со дня рождения) // Почвоведение. 1987. № 12. С. 5-14.
  • Левинсон-Лессинг Ф. Ю. К. Д. Глинка // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 3-18.
  • Левировский Ю. А. Творческий путь академика К. Д. Глинки // Почвоведение. 1948. № 6. С. 381—394;
  • Левировский Ю. А. Творческий путь К. Д. Глинки // Там же. 1968. № 5. С. 7-16 ;
  • Левировский Ю. А. Творческий путь академика К. Д. Глинки // Минералогия, генезис и география почв. М.: Наука, 1978. С. 7-15.
  • Hеуструев С. С. Идеи академика К. Д. Глинки о генезисе и классификации почв // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 32-45.
  • Организация почвенных исследований // Организация науки в первые годы советской власти (1917—1925). Л.: Наука. 1968. С. 186—189.
  • Памяти К. Д. Глинки [Сб. Лен. с.-х. ин-та]. Л.: Сельхозгиз, 1928. 224 с.
  • Плаксин В. Н. Жизнь и научная деятельность академика К. Д. Глинки в историческом и социальном измерении // Вестн. Воронеж. гос. аграрного ун-та. 2012 № 3 (34). С. 132—138.
  • Полынов Б. Б. Академик Константин Дмитриевич Глинка: [Некролог] // Природа. 1927. № 12. Стлб. 935—942.
  • Полынов Б. Б. Константин Дмитриевич Глинка: К 35-летнему юбилею научно-педагогической деятельности // Зап. Ленингр. с.-х. ин-та. 1925. Т. 2.
  • Полынов Б. Б. Работы К. Д. Глинки в области изучения процессов выветривания минералов // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 19-25.
  • Прасолов Л. И. Памяти К. Д. Глинки // Изв. Гос. ин-та опытной агрономии. 1927. Т. 5. С. 396—398.
  • Прасолов Л. И. К. Д. Глинка в азиатских почвенных экспедициях и в Докучаевском комитете // Там же. С. 46-50.
  • Прасолов Л. И. Всемирная почвенная карта К. Д. Глинки // Природа. 1928. № 6. Стлб. 573—579.
  • Прохоров Н. И. Страницы воспоминаний о К. Д. Глинке // Тр. Почв. ин-та им. В. В. Докучаева, 1930. Вып. 3/4. С. 51-57.
  • Роде А. А. Докучаевское почвоведение в Академии наук в 20-30-е годы // Природа. 1974. № 5. С. 59-67.
  • Седлецкий И. Д. Новые дни в почвоведении: [Памяти К. Д. Глинки] // Природа. 1938. № 5. С. 19-22.
  • Школьник Г. А. Первый академик-почвовед К. Д. Глинка // Наши земляки-естествоиспытатели. Смоленск: кн. изд-во, 1963. С. 69-81.
  • Ярилов А. А. Наследство В. В. Докучаева // Почвоведение. 1939. № 3. С. 7-19.
  • Russell E. J. Prof. K. D. Glinka: [Оbituary] // Nature. 1927. Vol. 120. N 3033. P. 887—888.

См. также

Напишите отзыв о статье "Глинка, Константин Дмитриевич"

Примечания

  1. Академик К.Д. Глинка. Историческая справка, [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50140.ln-ru.dl-.pr-inf.uk-12 сайт РАН].
  2. Надпись на памятнике на могиле К.Д. Глинки. [funeral-spb.ru/necropols/shuvalovskoe/glinka_kd/ Фото памятника]
  3. Аттестат Ново-Александрийского института сельского хозяйства от 31 декабря 1911 г.
  4. Зонн С. В. Этапы прожитого; Основные даты жизни и деятельности Консантина Дмитриевича Глинки // Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. С. 11; 110.
  5. Глинка Константин Дмитриевич. Большая российская энциклопедия. М.: Изд-во Большая росс. энцикл. Т. 7. С. 233.
  6. Завалишин А. А., Долготов В. А. Памяти Константина Дмитриевича Глинки // Почвоведение, 1942. № 9. С. 117-120.
  7. Зонн С. В. Прил. 3: Аттестат Ново-Александрийского института сельского хозяйства от 31 декабря 1911 г. // Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. С. 120-125.
  8. Глинка // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  9. Зонн С. В. Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. [2], 127 с.
  10. Характеристика К. Д. Глинки, составленная В. В. Докучаевым для предоставления в Ново-Александрийский институт сельского и лесного хозяйства. 6 мая, 1894 г. По Зонн С. В. Приложение 2 // Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. С. 120.
  11. К. Д. Глинка. Curriculum vitae проф. К. Д. Глинки // Архив АН СССР. ЛО. Ф. Н. Оп. 4. Д. 728. (по Зонн С. В. Приложения // Константин Дмитриевич Глинка. М.: Наука, 1993. С. 118—119.)
  12. Рак лёгкого от курения
  13. 1 2 Левинсон-Лессинг Ф. Ю. К. Д. Глинка // Труды Почвенного института им. В. В. Докучаева. 1930. Вып. 3/4. С. 3-18.
  14. [funeral-spb.ru/necropols/shuvalovskoe/glinka_kd/ Могила К. Д. Глинки на Шуваловском кладбище города Санкт-Петербурга]
  15. Информационная система ГГМ «[www.sgm.ru/182/ История геологии и горного дела]», 2014.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Глинка, Константин Дмитриевич

Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.