Глинский, Казимир

Казимир Глинский
Казимир Глинский
Место рождения:	Киевская губерния
Место смерти:	Наленчув
Гражданство:	Польша Польша
Род деятельности:	прозаик, поэт, драматург
Язык произведений:	польский

Казимир Глинский (польск. Kazimierz Gliński; 1850—1920) — польский писатель-беллетрист, поэт, драматург и романист.

Биография

Казимир Глинский родился 13 июня 1850 года в Киевской губернии в семье обедневших помещиков. Окончил среднюю школу в Бердичеве и в 1868 году он поступил на историко-филологический факультет Ягеллонского университета.

В 1873 году он переехал из Кракова в Варшаву.

Напечатал: «Ataman Soroka», «Wspomnienie Tatrow», «Obłąkani, czarodziejka», «Psia budka», «Z księgi раmiątek» (сонеты) и другие произведения.

Казимир Глинский умер 1 января 1920 года в польском городке Наленчув, где провёл последние годы жизни; в память о писателе в городе установлена мемориальная доска.

Избранная библиография

• "Wspomnienie Tatrów : z marzeń o szarej godzinie", 1891
• "Ballady i powieści", 1901
• "Pan Filip z Konopi Cz. 1-3 : z nie znanych dotąd żadnemu historykowi rękopisów sumiennie odtworzył i do publicznej wiadomości"
• "Boruta : powieść z lat dawnych", 1904
• "Królewska Pieśń", 1907
• "Bajki Niekrasickiego", 1910
• "Bajki", 1912
• "Bonawentura Dzierdziejewski: Powieść obyczajowa z czasów stanisławowskich, spisana z opowiadań ojca mojego" powieść historyczna, 1919
• "Ave!", 1922
• "Cecora Powieść historyczna z pierwszej połowy XVII w.", 1902

Ссылки

• [fbc.pionier.net.pl/owoc/results?roleId=creator&query=Gli%C5%84ski+Kazimierz&queryType=-6&action=DistributedSearchAction&QI=CB185AF9221EB497A55A2C5F7E46240E-1 Kazimierz Gliński w Federacji Bibliotek Cyfrowych]  (польск.).
• [www.biblionetka.pl/author.aspx?id=3764 Bibliografia autora]  (польск.).

Отрывок, характеризующий Глинский, Казимир

При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»