Глишич, Милован
| Милован Глишич | |
| Милован Глишић | |
| Направление: | |
|---|---|
| Язык произведений: | |
Милован Глишич (серб. Милован Глишић; 6 января 1847, село Градац — 1 февраля 1908, Дубровник) — сербский писатель, драматург, теоретик литературы. Ведущий переводчик русской и украинской литературы на сербский язык.
Биография
Милован Глишич родился в селе Градац около города Валево на западе Сербии. В его селе не было школы, но у него имелось некоторое домашнее образование, родители научили его читать. В Валево его сразу приняли во второй класс основной школы. В 1875 он закончил гимназию в Белграде (будущий Белградский университет). В дальнейшем был редактором «Сербских новин», драматургом в Народном театре, а в последние годы — помощником редактора Народной библиотеки. По причине ухудшения здоровья переехал в Дубровник, где скончался в феврале 1908 года.
Творчество
Свою литературную карьеру Милован Глишич начал переводами в сатирических журналах, а затем перешёл к оригинальному творчеству. Его называют первым реалистическим бытописателем сербской деревни. Также он известен своим хорошим знанием народного языка и стилистическим мастерством.
Деревня в рассказах Глишича, Якшича — это мир антагонистических столкновений, хищнической эксплуатации крестьян сельскими хозяевами, ростовщиками, мир бесправия бедноты и произвола заезжих чиновников и местных властей. <…> Симпатии реалистов были на стороне простых людей, верных нравственным основам народной жизни со свойственным ей духом человеколюбия, коллективизма, творческим, деятельным началом. Именно эта среда дает первых стихийных бунтарей против социальной несправедливости («Голова сахару», 1875, Глишича; «Сербский подпасок» Якшича)[1].
В его реалистических историях из крестьянского быта встречаются мотивы, взятые из сербского фольклора. В частности, в его повести «Спустя девяносто лет», серб. Posle devedeset godina появляется легендарный вампир Сава Саванович. Повесть вышла в 1880 году и стала одним из первых произведений в мировой литературе, где героем является вампир. Роман «Дракула» Брэма Стокера выйдет через семнадцать лет после этого, в 1897. Глишича называют «сербским Гоголем» за совмещение в его произведениях элементов народных «страшных» историй с самыми различными видами комического — юмором, иронией, сатирой[2].
Глишич обращался к переводу произведений французской и русской литературы. В сотрудничестве с Любомиром Мильковичем он выпустил серию переводов русской классики, книг и статей по истории русской литературы, что сделало его в 1880-е годы самым известным и авторитетным исследователем в этой области. Наиболее важны для истории развития сербского литературного языка его переводы «Мёртвых душ» и «Тараса Бульбы» Гоголя, «Войны и мира» и «Крейцеровой сонаты» Толстого, романа «Обломов» Гончарова, пьес Островского, произведений Немировича-Данченко. С французского он переводил произведения Бальзака, Мериме, Жюль Верна, Метерлинка, Доде. Для сербского театра он перевёл более 30 пьес с русского, французского и немецкого языков.
Напишите отзыв о статье "Глишич, Милован"
Примечания
- ↑ [feb-web.ru/feb/ivl/vl7/vl7-5022.htm Доронина Р. Ф. Сербская и черногорская литературы (второй половины XIX в.) // История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994. — На титл. л. изд.: История всемирной литературы: в 9 т. Т. 7. — 1991. — С. 506.]
- ↑ [www.rastko.rs/knjizevnost/umetnicka/mglisic-price.html#_Toc526669580 Boško Novaković. Milovan Glišić (1847—1908)]
Отрывок, характеризующий Глишич, Милован
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
