Глобальный фестиваль мира

Глобальный фестиваль мира – это серии фестивалей, предназначенные для продвижения мира во всем мире и сотрудничеству под девизом «Одна семья под Богом». Они начались в 2007 году и поддерживаются Церковью объединения. Лейтмотивом Глобального Фестиваля Мира является песня «Там, где начинается мир», написанная Триной Беламид Trina Belamide из Филиппин

В 2007 году Мартин Лютер Кинг III участвовал на Глобальном фестивале мира в Филиппинах, где вместе с Муном встречался с Президентом Филиппин Макапагал Арройо. Покровителем фестиваля был спикер парламента Филиппин Хосе де Венисия. Полиция Манилы обеспечивала на правительственном уровне безопасность во время проведения Фестиваля А в 2008 году на Филиппинах прошёл первый региональный фестиваль в Минданао на правительственном уровне. и в том же году - фестивали прошли на уровне города После проведения фестиваля в 2008 мэр Манилы вручил Мун Хён Джину, основателю Фонда Глобального Фестиваля мира, ключи от столицы В 2008 году фестивали прошли в Северной Америке, Центральной и Южной Америке, Европе, Ближнем Востоке, Африке, Азии и Океании

Фестиваль в Лондоне в 2008 году был организован Федерацией за всеобщий мир. Международная Конференция по Лидерству, в рамках Глобального Фестиваля Мира, также под управлением Муна, прошла в Вестминстерском дворце . Ида Одинга, жена Премьер-Министра Кении, выступала с речью на фестивале в Лондоне в том же году и хвалила ранее прошедший в её стране фестиваль

В 2008 году Хён Джин Мун выступал перед депутатами в здании Национального Конгресса Бразилии с речью об его отце и его видении человечества как "Одна семья под Богом". Национальный Конгресс Бразилии вручил Муну премию за вклад в общество В том же году Мун провел фестиваль с участием 20000 человек на стадионе Нельсон Нильсон, покровителем которого был депутат Мануэль Ферейра, он же духовный лидер девятимиллионной пятидесятнической мегацеркви Бразилии Собрания Господня, выдвигавшийся кандидатом на Нобелевскую премию мира.

В 2008 году Глобальный фестиваль мира прошёл в Сеуле, Южная Корея, с участием тысяч человек и высокопоставленных лиц из 60 стран мира; фестиваль вещался по многим телеканалам, включая MBC.

В 2008 году Мун Хён Джина принимал Президент Парагвая Никанор Дуарте в Президентском Дворце. В том же году на правительственном уровне был проведен на Олимпийском стадионе страны, при партнерстве Олимпийского комитета Парагвая и Министерства туризма, Глобальный Фестиваль Мира с участием 50000 человек Год спустя в Конгрессе Парагвая, где присутствовал Президент Уругвая Хулио Мария Сангинетти (Julio Maria Sanguinetti) обсуждалось возможное проведение Глобального Фестиваля Мира под девизом "Одна семья под Богом"

В 2008 году Мун провел Глобальный фестиваль мира на лужайке Белого Дома США с участием в нём призёров премии Эмми и выступлением Джозефа Лоуэри (Joseph Lowery), официального преемника Мартина Лютера Кинга мл. и со-основанного им Движения за гражданские права, дававшего инаугурационное благословение Президенту Бараку Обаме.

Президент Тайваня Ма Инцзю выступил с речью на фестивале, который прошёл 31 октября 2009 года в Тайбэе. В своем обращении он высказывался по поводу важности свободы, демократии и мира; и добавил, что его правительство является «миротворческим»

В 2010 году Президент Коста-Рики Лаура Чинчилья принимала у себя в Президентском дворце Хён Джина для обсуждения Глобального фестиваля мира

В том же 2010 году премьер-министр Непала Мадхав Кумар Непал принимал участие на Международной конференции по лидерству (англ. International Leadership Conference или ILC), проводимой в рамках Глобального фестиваля мира

Глобальный конвент мира, спонсированный Фондом Глобального фестиваля мира, прошёл в ноябре 2010 года в Кении Среди выступающих был Президент Кении Мваи Кибаки, Президент Эфиопии Гырма Уольдэ-Гийоргис, министр информации и коммуникаций Нигерии Лабаран Маку, вице-президент Кении Калонзо Мусёка, премьер-министр Кении Райла Одинга, министр иностранных дел Кении Джордж Сайтоти лауреат Нобелевской премии мира Вангари Маатаи и архиепископ Англиканской церкви Кении Элиуд Вабукала. Незадолго до Глобального фестиваля мира волонтеры Фонда Фестиваля провели проект служения по очистке реки Найроби от мусора, совместно с Министерством здравоохранения Кении и Программой ООН по окружающей среде. В своей речи во время церемонии открытия Глобального конвента мира, Президент Кибаки сказал:

Рад присоединиться к Вам и председательствовать на официальном открытии Глобального конвента мира. От имени правительства и народа Кении, я приветствую всех вас в нашей стране. Мы рады принять Вас и надеемся, что вам понравится ваше пребывание у нас. Я хвалю Фонд Глобального фестиваля мира за его усилия в обеспечении мира. Хочу отметить, что Фонд содействует осуществлению программ, способствующих примирению, гармоничному сосуществованию, а также сотрудничеству между странами мира. Это благородное призвание, и я настоятельно призываю всех вас продолжать хорошее дело... Данный Глобальный конвент мира имеет непосредственное отношение к нам, к нашей стране. Он проходит во время, когда мы все еще не решили проблем, с которыми мы столкнулись после выборов... Религиозные институты, неправительственные организации, учебные заведения и частный сектор также должны сыграть свою роль в этой благородной задаче по построению мира во всем мире. Еще раз, высоко оцениваю усилия Глобального фонда в деле по защите мира. Надеюсь, что этот конвент будет способствовать данной повестке дня. Также надеюсь, что вы будете увеличивать участие молодёжи в реализации повестки дня по укреплению национального мира и примирения. Именно таким образом мы сможем вдохновить новое поколение миролюбивых мыслителей и руководителей.

В 2011 году министр иностранных дел Кении вручил премию мира от имени правительства Кении Президенту кенийского подразделения Фонда Глобального фестиваля мира Г-ну Ману Чандариа, второму богатейшему бизнесмену в Кении.

В 2011 году шестеро президентов латиноамериканских государств и один верховный судья принимали участи на Глобальной конференции по лидерству от Фонда Глобального фестиваля мира.

В планах Муна в 2012 году провести Глобальный фестиваль мира в Пхеньяне в рамках его усилий по объединению Корейского полуострова.

Критика

Депутат Парламента Соломоновых Островов Августин Танеко, в своем обращении спикеру Парламента, выступал в защиту Глобального фестиваля мира, на котором он участвовал, в ответ на критику в газете о Глобальном Фестивале Мира

См. также

• Глобально-молодежный корпус мира

Отрывок, характеризующий Глобальный фестиваль мира

– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.